Интервью Ростислава Мурзагулова «Министерству правды». Главное

- О смене национального башкирского делового костюма

- Я снял его только потому, что стал толстый. Я просто разжирел, потому что перестал заниматься спортом. Две причины – ковид и порвал мениск.

- О должности в Общественной палате

- На самом деле, это был совет не кого иного, как близкого мне человека – Радия Фаритовича Хабирова. Лет восемь назад он мне сказал: «Слушай, тебе пора заканчивать с медиа, пресс-службой, PR, тебе надо идти в публичную политику, потому что у тебя это получается, ты умеешь обращаться со словом, умеешь выступать». Это был его совет, мы тогда вместе не работали, просто общались. Он тогда посоветовал пойти в «какие-нибудь депутаты».

- О самой Общественной палате Башкирии

- <…> Общественная палата интересна для меня тем, что, на мой взгляд, это даже интереснее, чем быть депутатом. <…> Я по уши погрузился в проблематику – это ужасно интересно оказалось. Я чувствую вдохновение. Это очень здорово. Среди чиновников процент людей, которые хотят что-то сделать и чего-то доказать, гораздо меньше, чем у нас в Общественной палате. Здесь собрались те, кто готов копытом землю копытом землю рыть, куда-то бежать, что-то такое вытаскивать на свет Божий. Мне это очень нравится. <…> Большая ошибка думать, что Общественная палата создана для того, чтобы кормить бездомных, это не так.

- О «роковой» встрече с Хабировым

- Никакой роковой эта встреча не была, это в шутку. Это было после того, как он ушел из администрации президента и еще не приступил к новой работе в Красногорске. Он сказал, что можно вместе поработать. Я посмотрел на себя в зеркало, а выглядел я тогда хуже, чем сейчас, - я был лохматый, веселый, небритый вообще. Мне показалось интересным поработать в Красногорске. Внешность моя изменилась, потому что я оказался с ним в одной приемной, хотя в общем-то не очень этого хотел, потому что я уже наигрался в это все, мне не хочется сидеть в каких-то приемных, мне хочется заниматься тем, что нравится.

- О жизни как об игре

- По большому счету для меня всё это игры. Просто в жизнь, потому что я не знаю, жизнь – это на самом деле серьезно или это игра у любого человека. Я же не работаю в политике, я не работаю госслужащим. Я говорю лично о себе. Я хорошо помню период, когда у нас были деньги только на макароны, я помню период, когда и на макароны денег не было. Это было в 1997 году, в Москве, я был один, и тогда это совершенно не мешало мне тоже достаточно спокойно весело и иронично относиться к жизни. Ирония была всегда, конечно. <…> Я играю в хорошее исключительно всегда. Меня так мама воспитала.

- О публичных политиках в Башкирии

- Это дурацкая восточная традиция – когда есть Президент или Глава Республики, то никто больше не решается рядом ничего говорить. Официального запрета нет, но действительно мало кто решается. Просто даже когда я что-то говорю открыто в эфире, все удивляются, крутят пальцем у виска, говоря: «Ты с ума сошел, а ты согласовал с Хабировым?» и так далее. Это очень странно и очень плохо, на самом деле. Даже сам Хабиров говорит, что он хочет, чтобы публичная политика была. Потому что в этой политике, где много разных мнений, легче найти правильное. <…> Постоянно достается за свои высказывания. Последний раз вчера – но можно я не буду говорить, за что. Вы и так, наверное, догадываетесь. Но у меня такое мнение, и оно не меняется.

- «Все еще свой» для Хабирова?

- Это надо у него спрашивать. Для меня он всегда будет «своим», потому что я знаю, что он хороший человек, что он хочет хорошего для людей. Я все равно всегда к нему буду хорошо относиться, потому что у него есть миссия в голове – он хочет сделать что-то хорошее, чтобы его хорошо вспоминали люди. Я тоже так хочу, но по-другому. Он делает исключительно консервативно, а я хочу работать на другую часть общества, кому я ближе и кто мне ближе. Я хочу, чтобы мы плавно перешли к хорошему развитию будущего. Оно случится в ближайшее время, переломное что-то. Я хочу, чтобы мы это прошли спокойно, хорошо, весело, играючи. Я не хочу, чтобы мы пережили очередной фашизм и революцию 1917 года. Я хочу, чтобы все перемены к хорошему строю случились хорошо.

- О заработках и лузерстве

- <…> У меня все в порядке. У меня никогда не было проблем с тем, на что жить. У меня всегда есть люди, которые просят меня что-то делать, и платят мне за это деньги. Ничего постыдного, просто моя работа, просто я умею обращаться с информацией. И я, наверное, один из самых дорогих в стране, кто умеет это делать. <…> у меня был длинные период в жизни, когда я занимался только зарабатыванием денег, и это было неправильно. За это я могу себя поругать. За это время я потерял много общения, много творчества, но правда заработал много. Я хотел доказать некоторым людям, что я не лузер. Не лузерство показатель, это глупость, счастья в этом нет.

- О потраченных деньгах на клип и песню

- Почти нисколько. У меня есть друзья, они музыканты, рэперы молодые, они понимают, что я у них такой как бы таран, что если я буду этим заниматься, им со мной этим будет заниматься легче, что будут легче давать площадки, будет легче пробиваться в разные эфиры, поэтому они мне помогают. Это мой личный ресурс, а не административный. <…> У нас много этого консерватизма. Если человек, которому 42 года и который имеет отдаленное отношение к администрации, прошел в коридоре, сделал селфи на видео и выложил в интернет, то его шеймят за то, что он «опорочил власть». Я о себе сейчас говорю. <…> меня очень разозлила дурацкая позиция Дудя, который в интервью с Алишером сказал: «как ты контактируешь с человеком, который занимается чем-то окологосударственным?». Меня страшно бесит, когда изначально всех гребут под одну гребенку по какому-то признаку. Это чистой воды расизм, шовинизм, чего хотите. Так нельзя изначально ставить вопрос. Жалко, что все не поняли цель этой истории. Я показываю мнение Дудя о власти. Да, в нем есть большая доля правды, безусловно. Я его на самом деле там высмеиваю. Он хороший журналист, и меня раздражает, что хороший журналист ведет себя, как идиот.

<…> Некоторые чиновники берут взятки – это надо показывать, высмеивать, тем более работая в Общественной палате. Мы пришли и сняли – заняло это два часа. Я хотел сказать так, как хотел сказать. И очень многие умные люди меня поняли. Я просто делаю то, что я хочу делать, то, что считаю нужным, правильным.

- О любви людей

- Я не знаю, что они меня любят, честно говоря. Я знаю, что меня любит моя мама, мои дети, с бывшей женой проблемы есть, может быть, уже и не очень, но…

- О жизни за границей

Совсем не близкая [мне] история. Я поучился в Париже на курсе для взрослых политически озадаченных людей, пожил. Я в основном туда ехал за знаниями. Я их получил и понял, что в мире все примерно устроено так, как у нас, - есть элита, есть ее интересы, есть интересы разных элит разных стран, которые друг с другом воюют. Я понял, что мне хочется находиться там, где меня больше ценят. А в России меня ценят достаточно высоко, как я уже говорил. Мне комфортнее жить здесь. <…> Много денег мне не нужно, мне нужно, чтобы мне всегда хватало доехать до своих детей. Либо чтобы они могли приехать. <…> Я неплохой советчик, за это меня и ценят.

- О дружбе и «свите Ростислава»

- У меня не бывает такого, что я 30 лет дружу с одними и теми же людьми. Это неправильно, на планете 7 млрд людей, и есть интересные и среди новых знакомых. <…> «Свита» - глупость какая. Я много лет вообще нигде не работал, и тем не менее круг общения был, пожалуй, даже больше, чем сейчас, когда у меня высокая занятость. Я не даю людям ничего такого, что они могли бы использовать в личной карьере или чем-то еще. У меня очень разных возрастов круг общения – я не страдаю ни эйджизмом, ни сексизмом. У меня есть друзья, которым 20 лет. Есть люди, которые в 20 лет сделали то, чего не делают люди в 80. Есть люди умные в 20 лет, есть глупые в 60. Зачем себя ограничивать?

- О «профессии» будущего

- Я пока не решил, я не знаю. Так сложно, в мире много всего интересного. Разнообразные виды творчества – мне всегда это было близко и всегда нравилось. В моем случае, конечно, в основном, писать. Но то другое, что я стараюсь и пытаюсь сделать – это тоже некое обращение со словами, с информацией. Чтобы понять ценность слова самого, понимаешь, что оно по-другому работает совсем. Хотелось бы когда-то заниматься только творчеством. Быть хоть в чем-то успешным, нужным, правильным. Наверное, это кризис среднего возраста. Я не знаю.

- О слухах про кураторство медиа в Башкирии

- в этом мире тяжело чем-то командовать, не будучи обреченным реальной властью. Если у тебя ее реальной нет, то кто тебя будет слушать-то? Между вашей программой и злостью ко всему, что выходит на всем хотя бы окологосударственном есть некая раздражение части населения, которую я называю креативным классом или городской элитой или образованными людьми, раздражение по поводу власти в целом. Они хотят, чтобы с ними советовались, с ними считались, а власть не всегда это делает. <…> Я никогда никакой публикации в «Башинформе» сверху не спускал.

- О лифтовом бизнесе Сидякина и ПроУфу

- В самой фразе ошибка, так как нет ни малейшего доказательства, что у Сидякина есть какой бы то ни было бизнес. Вышло некое подобие расследование, в котором были как бы притянутые за уши одно к другому факты. Я понятия не имею, кто снял тираж. Я его не снимал. Причем здесь я?

<…> Это же не журналистика и не журналисты. Это политики, это оппозиция. Это люди, которые хотят, чтобы здесь не было Хабирова. Хабиров был тем человеком, который не дал осуществиться планам этой грандиозной семьи. А кто их зажимает? Ну вот они сказали свое мнение, сейчас будет суд по этому поводу. Я думаю, что они не докажут, что их кто-то зажимает. Не надо говорить вранье, не надо говорить те слова, которые ты не можешь доказать. Когда ты говоришь слова, которые не могут быть доказуемы, ты получаешь суд. Это нормально. <…> Я считаю, что суды достаточно справедливы, независимы и объективны.

- О служебном кабинете и служебной машине

- Мне глубоко наплевать, кому достанется машина. Честно говоря, не самая хорошая, у меня были и есть получше. Самая любимая – старая итальянская Lancia, она живет со мной, в Башкирии, моя подруга, это любовь.

- О картинах с обнаженными башкирами уфимской художницы

- Она нарисовала меня и прислала в личные сообщения. До этого мы говорили о том, что происходит, я, естественно, выразил поддержку. Я считаю, что у нас слишком нервозно все отнеслись к этой истории. Радий Хабиров высказался слишком резко. Я даже уверен, что настолько резко он не думает об этой ситуации. Это политика, он должен быть со всеми стратами сразу, - я думаю, что это связано с этим. <…> Налет эротизма присутствует практически в каждой культуре мира. Я не понимаю, почему мы, башкиры, должны быть чуть-чуть другими. Эротизм вообще основа основ – с этого все начинается, этим все заканчивается. Я думаю, что в этом есть большой налет консерватизма, влияния тех групп экстремальных, которые в последнее время начали действовать. Экстремисты сказали, что они должны наказать художницу, что она будет наказана. Они не имеют на это права – они не суд. Печально, что Радий Хабиров не упомянул об угрозах – я думаю, он выпустил это из головы. Она живет сейчас в кошмарном мире, в страхе, в ужасе. Я не понимаю, почему она должна этого заслуживать, даже если она ошиблась и обидела каких-то нормальных людей. Эти рисунки показали те самые экстремисты, она их никому не показывала.

- О дружбе с Моргенштерном

- Мы с ним пообщались, когда он был раненый, ему было плохо, я общался просто с мальчиком молодым, с умным, хорошим. Мы просто совпали как люди – нас даже друзьями пока назвать нельзя, все-таки для этого нужен какой-то период, много общения. Хорошими приятелями, скорее. Не понимаю, почему надо шеймить его за то, что он общается со мной. Я нормальный человек, во мне ничего плохого нет. Поэтому я ответил на это.

- Об отъезде из Башкирии

- Я вернулся в Башкирию в пятый раз и никогда по своей воле ее не покидал. Я всегда покидал ее только на штыках. Если штыков не будет в этот раз, то я никуда не уеду. Я и раньше не хотел уезжать. Я был во всем мире, я не нашел места комфортнее и приятнее, чем мой холм в деревне Таймасово. Просто такого места нет. Я чувствую, что нахожусь в своем детстве, а не вспоминаю о нем. Сейчас много идиотских конфликтов, которые мне не нравятся. А тогда их не было – тогда было больше любви, чем конфликтов.

- О событиях на Куштау

- Экстремисты были, да и ваххабиты тоже. Самое интересное, что они как раз больше всего злятся потому, что они знают, что я знаю, что они там были. Это потом нормальные люди присоединились и в большим количестве. Не хочется, чтобы так было в республике. Хочется, чтобы все общались. Не поздно вернуться к нормальному разговору, а не к мату, не к лопатам, не к обрезам. Рано или поздно люди поймут, что надо разговаривать друг с другом.