Заседание началось с выступлений защиты Сергея Евстафьева, которого гособвинение выставило заказчиком убийства подчиненного. Уточним: Евстафьева в суде защищают пять адвокатов. Ка.к отметил один из них — Айрат Хикматуллин, возможно, такое количество защитников кого-то удивит, но с учетом того чудовищного обвинения, которое предъявили Евстафьеву, работы хватило всем — это и сбор информации о телефонных соединениях, и поиск свидетелей с уликами, и проведение различных исследований, и подготовка адвокатских запросов, и т. д. Результаты работы команды адвокатов присяжные наблюдали на протяжении последних месяцев.
Мы готовились к длительному спору с подсудимым Токаревым, который, по нашему убеждению, оговорил Сергея Евстафьева. После признания Токарева в суде в том, что выдвинутые им обвинения являются плодом его фантазии, необходимость в этом как будто отпала. Однако гособвинение не отказалось от своей версии, так что собранные нами доказательства по-прежнему актуальны, уточнили адвокаты Евстафьева.
«Всё это притянуто за уши»
По закону в прениях должны участвовать все адвокаты, поэтому все они проговорили перед присяжными свои аргументы. Ранее выступил Иван Данилин, а вчера — Павел Киселёв, Филюс Исмагилов, Фёдор Романов и Айрат Хикматуллин, который подвел большой итог общей работы. Он сделал акцент на том, что присяжным при вынесении вердикта придется во многом руководствоваться жизненным опытом.
Вам, уважаемые присяжные, должно быть абсолютно всё равно, в чем убежден государственный обвинитель и в чем убеждены я и другие защитники. Мы выступаем в судебных прениях для того, чтобы обратить ваше внимание на важные, с нашей точки зрения, обстоятельства, напомнить важные моменты из того, что мы исследовали, и представить вам свой анализ — не более того… В то же время, вы находитесь перед определенной дилеммой — в ситуациях, когда один говорит одно, а другой говорит другое, очевидно, что кто-то из них говорит неправду. А вам нужно решить — кому верить, а кому нет. Иначе вердикт не вынести, пояснил адвокат.
По правилам ведения суда присяжных не допускается их знакомство с ходом ведения следствия, а также с личностными характеристиками участников процесса. Тем не менее в ряде ситуаций невозможно оценить действия тех или иных фигурантов дела без учета таких сведений.
Когда Евстафьев говорит одно, а Токарев или Ахмаметьев — другое, вы не можете не учитывать, кто они такие на основании сведений, которые до вас довели: где и кем работал Евстафьев, какие действия предпринимал в тех или иных обстоятельствах и т. д. Это касается и остальных фигурантов, включая подсудимых и свидетелей. У вас достаточно информации об Ахмаметьеве и Токареве, вы слышали историю о «полковнике спецслужб Артеме Неволине» и прочие подробности, отметил защитник.
Говоря о представленных присяжным доказательствах, Айрат Хикматуллин вспомнил историю с вещдоками, пропавшими из сумки Яшина, которую водолазы выловили со дна озера Долгое, а также предметами, конфискованными из автомобиля Токарева, но отсутствовавшими в опечатанных следствием конвертах. В суде «недостача» вещдоков стала неожиданностью и для представителей гособвинения, запросы суда с просьбой предоставить недостающие предметы помогли обнаружить лишь часть из них — связки магнитных ключей, наличие которых в таком количестве невольно вызывает вопросы.
Объяснил адвокат и то, почему защита добивалась предоставления дистанционного пульта для открытия ворот паркинга. Токарев рассказал в суде, что он его переделывал, собирал из двух. При наличии этого пульта можно было бы проверить правдивость его показаний, представив прибор на исследование специалистам.
Мы не можем разбираться, куда всё делось, это не наша компетенция, а других органов. Однако сам факт того, что эти вещи мы так и не увидели в суде, вы учесть должны, подчеркнул Айрат Хикматуллин.
Он также уточнил, что при анализе обстоятельств дела участники процесса не вправе выходить за рамки предъявленного обвинения и рассматривать иные версии развития событий или людей, которые могли повлиять на их ход.
Адвокат обратил внимание на то, что прокурор Роберт Фаттахов преподнес присяжным фабулу преступления, как «хронику событий». Но его оппоненты с такой подачей не согласились, поскольку слово «хроника» предполагает историческое описание имевших место событий. Адвокаты подсудимых посчитали, что в данном случае правильнее было бы говорить только о версии обвинения.
Итак, версия обвинения вкратце такова: у Евстафьева якобы имелся конфликт с его заместителем Яшиным. Следствие предполагает, что у Яшина был некий компромат на Евстафьева, который, очевидно, опасаясь этого компромата, решил убить заместителя и заказал за вознаграждение это убийство Токареву, которого считал сотрудником ФСБ. А тот, в свою очередь, привлек к совершению преступления трех знакомых парней.
Я уже ранее обращал ваше внимание, уважаемые присяжные, на то, что человек не может быть признан виновным в условиях неопределенности его действий, так как все сомнения должны толковаться исключительно в пользу обвиняемого. Обязанность обвинения — доказать его вину и подтвердить это фактами, а не предположениями, заявил Айрат Хикматуллин.
Далее он по пунктам разобрал версию обвинения.
Могло ли фейковое заявление в ФСБ, якобы написанное от имени Яшина, стать причиной долгих и серьезных разногласий между ним и Евстафьевым? Вряд ли, считает адвокат, поскольку Евстафьев сам предпринял усилия, чтобы выяснить: кляуза является подделкой. Обратился и в службу безопасности УМПО, отправил Яшина к куратору предприятия в ФСБ и инициировал официальные запросы в эту структуру. А когда всё прояснилось, он сам сообщил Яшину, что по-прежнему ему доверяет.
Будь Евстафьев мстительным, он создал бы для Яшина на работе как раз такие невыносимые условия, какие описывали члены семьи убитого в своих показаниях. При таком раскладе Яшин с радостью принял бы предложение перейти на должность коммерческого директора на завод «Кузнецов» в Самару. Но Яшин отказался от заманчивого предложения и хотел доработать до пенсии на УМПО. Об этом говорили и экс-руководитель завода «Кузнецов» Сергей Павлинич, и управляющий директор УМПО Евгений Семивеличенко, и другие представители предприятия.
Гособвинение заявило, что фейковое письмо изготовил Евстафьев, а потом переслал Токареву, чтобы тот передал его Ахмаметьеву, через которого «письмо появилось бы на заводе и помогло ему избавиться от Яшина». По мнению адвокатов, это одна из самых нелепых идей, прозвучавших в суде.
Говоря про новогодний корпоратив, на который Яшин не пошел, якобы обидевшись, что его не посадили рядом с Евстафьевым, адвокат напомнил: в тот день зять Яшина отмечал 35-летие и Юрий Геннадьевич объяснил коллегам свое отсутствие именно этой причиной. А позднее он присутствовал на втором корпоративе, который отмечался в узком кругу сотрудников коммерческого управления предприятия. Более того — Яшин вместе с зятем Тимуром Сатлыковым занимался организацией этого мероприятия и сидел за столом рядом с Евстафьевым.
Столь же странно строится часть обвинения, связанная с «компроматом», который Яшин якобы собирал на Евстафьева.
Исходя из того же принципа определенности, хотелось бы услышать: о чем речь? Незаконные сделки или продажа Родины? Что это могут быть за сведения, которых Евстафьев должен настолько опасаться? Но мы от обвинения этого не слышим — говорят «компромат» и всё! комментирует адвокат Хикматуллин.
Документы, которые родственники Яшина после его смерти случайно обнаружили в квартире, на «компромат» никак не тянут. К такому выводу пришла экспертиза, проведенная специалистами МВД. Там были только копии и черновики актов, договоров и т. д.
— Всё это притянуто за уши. Как и предположения, что Яшина лишали премий из-за конфликта с Евстафьевым. На УМПО дали справку, что его зарплата, наоборот, выросла почти в полтора раза. Если его семья и почувствовала ухудшение его финансовых ресурсов, то с УМПО это точно не связано. Можно только гадать, откладывал ли он средства в «заначку» или тратил куда-то еще. Но этот вопрос уже не в нашей компетенции, — уточнил Айрат Хикматуллин.
«Тень на плетень»
Столь же подробно адвокат разобрал версию следствия о заказе Евстафьевым убийства Яшина.
Неужели можно поверить в то, что Евстафьев Сергей Васильевич — коммерческий директор оборонного завода, курируемого ФСБ, обратился за этим к незнакомому человеку, который представляется высокопоставленным сотрудником ФСБ (помним про его якобы предстоящий перевод в Москву) и является зятем другого его заместителя — Ахмаметьева? Разве в это можно поверить? Есть же элементарные опасения, что возьмет и расскажет своим сослуживцам, а может, и выдаст правоохранительным органам… Времена конечно изменились, но логика обвинения, что убийство нужно заказывать «полковнику ФСБ», кажется мне не просто натянутой, а совсем бредовой, искренне изумился докладчик.
Адвокат подробно проанализировал все протоколы допросов Токарева и обратил внимание присяжных на то, как все его внезапные «озарения» (будь то встречи с Евстафьевым, WhatsApp-переписка через секретные телефоны, слежка за Яшиным по заданию «шефа С. В.» и т. д.) появлялись в ответ на доказательства защиты Евстафьева, разоблачавшие предыдущие показания.
Конкретно о слежке Токарев рассказал после того, как дочь Евстафьева Екатерина нашла данные системы спутниковой навигации «Pandora» с машины Токарева. Она увидела, что тот массу времени проводил возле дома Яшина. Екатерина успела заверить эти данные у нотариуса, прежде чем они исчезли из личного кабинета пользователя вскоре после передачи информации в распоряжение следствия. Токарев утверждал, что следил за Яшиным якобы по поручению Евстафьева, однако больше всего времени он проводил возле его дома в отсутствие хозяина и явно больше интересовался не им, а квартирой.
Кстати, когда гособвинение представляло свои вещественные доказательства, данных системы «Pandora» среди них не оказалось, хотя их достоверность не вызывает сомнений.
Очевидно, логика была такая: «То, что нам нужно и что хоть как-то подкрепляет обвинение в отношении Евстафьева, мы представим, а то, что идет вразрез с этой версией, мы утаим, и присяжным это знать не надо». Поэтому мы были вынуждены немалую часть доказательств обвинения, полученных на стадии расследования, представлять вам в качестве доказательств защиты, так истолковал тактику следствия и гособвинения Айрат Хикматуллин.
В сегодняшней публикации мы предложили читателям едва ли десятую часть всего, о чем говорил Айрат Хикматуллин. Его речь длилась около трех часов, была вполне убедительной и яркой. Корреспондент Mkset, как очевидец выступления, от души посоветовал бы ознакомиться с ней начинающим юристам, мечтающим о карьере высококлассных адвокатов. Специально для них мы оформили речь Айрата Хикматуллина в качестве приложения к данной статье.
Следом за своим адвокатом слово взял Сергей Евстафьев. Он назвал предъявленное ему обвинение ложным и высказал свои возражения. Рассказал и о фейковом письме, и о событиях 20 июля 2018 года — как организовывал поиски Яшина по больницам и как позднее занимался организацией похорон коллеги. Отдельно он остановился на своем приезде домой к Яшиным после его гибели.
Напомним, вдова Яшина рассказала, как Евстафьев, дыша на нее перегаром, убеждал: Юрия Геннадьевича «убили бомжи, а завод к его смерти непричастен».
Вечером 20 июля я поехал к Яшиным сразу с работы вместе с коллегами — Ахмаметьевым и Кондрашовым после совещания у управляющего директора, на котором я в принципе не мог присутствовать в нетрезвом виде. Пообщался с Мариной Юрьевной и с ее сватом. А прямо от них поехал в следком, где также никто не видел меня пьяным. Через день, 22 июля, мы приехали на квартиру к Яшиным с женой, и она не отходила от Марины Юрьевны, пока я обговаривал с её зятем организацию похорон, места и время для прощания и отпевания, пояснил Сергей Евстафьев.
Поведал он и то, как впервые увидел Токарева, когда того завели в кабинет следователя 24 июля 2018 года, сразу после задержания. Потом были еще две или три такие же «случайные» встречи, которые, по мнению Евстафьева, могли быть подстроены, чтобы Токарев хорошенько его разглядел и запомнил.
В ИВС Евстафьев стал свидетелем общения трех молодых парней, которые, не зная его в лицо, обсуждали, что их обвиняют в заказном убийстве, хотя они «шли на ограбление».
— Прислушавшись, я догадался, что они участвовали в нападении на Яшина. Потом в «привратку» завели Токарева, ребята стали ссориться с ним, настаивали, что он их подставил, а он пытался их успокоить. После конвойный произнес мою фамилию, и я помню, как Токарев сразу замолчал, поднял голову и посмотрел в мою сторону, — вспомнил Сергей Васильевич.
«Риторические вопросы»
Гособвинители на протяжении выступлений Евстафьева и его адвокатов набивали на ноутбуке свои возражения, чтобы затем представить их в виде реплики. На сей раз слово взяла Мария Карачурина и звонким голосом, чуть задыхаясь от напряжения, выдала свою порцию аргументов.
Адвокат Молоканов говорил о том, что тип вооружения, который был у подсудимых (бита, электрошокер, стяжки, маски и перчатки), не соответствует плану на убийство по найму. Но это следовало из показаний Токарева, которого интересовал конкретный результат, а не способ убийства. Доводы защиты, что только огнестрельное оружие может быть применено для убийства, не состоятельны, сразу обозначила свою позицию представитель гособвинения.
По ее мнению, Токарев зверски избил Яшина вовсе не потому, что запаниковал. Как считает гособвинение, он действовал так именно по заранее разработанному плану заказного убийства.
— И нет поводов считать, что «что-то пошло не так», — резюмировала прокурор Карачурина.
Рассказывая о скриншотах, она явно увлеклась и упомянула, что в одном из них Евстафьев якобы интересовался, куда пропал Токарев, и потом попросил его телефон у Ахмаметьева. Однако адвокат Айрат Хикматуллин тут же встрепенулся и обратил внимание судьи, что такого скриншота среди представленных доказательств не было.
Конфуз представительницу гособвинения на секунду смутил, но затем она продолжила выступление. Мария Карачурина покритиковала результаты исследований, которые так и не выяснили, с какого секретного номера Токарев в день убийства Яшина мог общаться с Евстафьева.
Затем она переключилась на более значимую тему.
Адвокаты задавались вопросом: почему в заявлении в ФСБ стояло именно имя Евстафьева, а не кого-либо другого из сотрудников УМПО. Одна из причин кроется в том, что Токарев решил спровоцировать конфликт именно между Евстафьевым и Яшиным. И сделал он это по заданию Евстафьева, которому требовался повод для конкретных претензий к Яшину, организации прессинга в отношении него и его смерти, в конечном итоге, утвердительно заявила Мария.
Она не нашла ничего странного и в рассказанной Токаревым на следствии истории о том, что он известен «в криминальных кругах города Уфы», а некоторые представители криминалитета якобы знали его как сотрудника ФСБ, и эта легенда помогала ему перепродавать автомобили.
Отсутствие доказательств причастности Евстафьева к заказному убийству Карачурина объяснила тоже предельно просто:
На то он и заказчик, чтобы его непричастность к заказному убийству была неочевидна. Что же он должен был паспорт показать, когда заказывал убийство? Такого не бывает! Это фантастика! воскликнула гособвинительница.
Многократное изменение показаний Токаревым она объяснила тем, что они «трансформировались при появлении новых сведений».
— Он не менял показания, а уточнял их. А переписку с сожительницей Ольгой Бажиной и ее отцом Николаем Ахмаметьевым он удалил, чтобы не втягивать близких людей в эту историю, — обосновала Карачурина.
После её реплики взяли слово дочери Юрия Яшина, присутствовавшие на процессе в качестве потерпевших (по их словам, их мать не пришла в суд по состоянию здоровья). С первых слов сразу стало ясно: их вера в виновность Евстафьева нисколько не пошатнулась, несмотря на все доказательства невиновности, предъявленные его защитой.
Дочери Яшина настаивали, что после фейкового заявления в ФСБ их отца на заводе постоянно третировали, однако его переживания не выносились за рамки семьи. А «толпа свидетелей с УМПО», которую приводили в суд адвокаты, просто была не в курсе этого.
Что касается финансового состояния отца, которое так беспокоит адвокатов Евстафьева, мы знаем точно: билеты на самолет он покупал по кредитной карте. Он, действительно, испытывал финансовые проблемы. Мы до сих пор, два года, выплачиваем долги, которые остались после него в наследство, возмущенно заявила Екатерина Сатлыкова, при этом её сестра Ульяна, сидя на своем месте, согласно кивала. Сергей Евстафьев, слушая девушек со скамьи подсудимых, громко вздохнул. Сразу припомнилось, как сотрудники УМПО, приезжавшие в суд в качестве свидетелей, рассказывали: именно Евстафьев помог Ульяне попасть на работу на московский завод.
После Сатлыковой с репликами выступили адвокаты Рустам Гумеров (защита Альмира Хасанова), Евгений Молоканов (от Руслана Мингазова) и Айрат Хикматуллин (от Сергея Евстафьева).
У меня есть риторический вопрос. Вот Токарева ни разу на следствии не спросили о том, почему ему пришлось выгружать вещи из багажника в салон машины, если он заранее собирался туда поместить Яшина? Должен же был приготовиться, если был план убийства по найму — освободить багажник, постелить клеенку, чтобы не пришлось потом отмывать автомобиль от крови на автомойке. И ещё помните, гособвинение ссылалось на то, что первые показания подсудимых — самые честные, потому что они не успели ничего придумать? Но почему они ни разу не вспомнили самые первые показания Токарева, данные сразу после задержания, когда он ни словом не упомянул Евстафьева? Токарев тогда рассказал, что хотел только «вырубить» Яшина и подняться в квартиру. Но следствию и гособвинению этих показаний не надо! возмущенно высказался адвокат.
Он снова вспомнил пресловутые скриншоты, которые появились через полтора года после преступления. Гособвинители заявили, что их подлинность подтверждается свидетелями и прочими доказательствами, но в деле таких свидетелей и доказательств, как выяснилось, нет. Зато есть результаты исследования о том, что скриншоты были сфальсифицированы.
Раскритиковал Хикматуллин и то, с какой настойчивостью гособвинение упирает на знакомство Токарева с Евстафьевым через некоего «криминального авторитета», который должен был созваниваться с ними обоими. Исследование их телефонов показало: у них не было общих контактов, кроме четы Ахмаметьевых и колл-центра Сбербанка.
Адвокат назвал бредовыми и ряд других утверждений гособвинения, включая рассказ о том, как Евстафьев приезжал домой к Яшиным, будучи пьяным.
Внезапно его монолог прервала Екатерина Сатлыкова.
Мне не нравится, что вы называете всё бредом. У вас такой же бред! громко произнесла она, сверкнув глазами над медицинской маской, однако судья Ильгиз Ахметдинов постучал по столу и запретил выкрики с места, ведь процедура суда такого поведения не допускает.
После того, как Айрат Хикматуллин завершил свою реплику, судья спросил у подсудимых, готовы ли они выступить с последним словом. Но те попросили об отсрочке, потому что к вечеру уже устали и вдобавок хотели обдумать услышанное в ходе прений. В итоге следующее заседание, назначенное на 9 февраля, начнется с выступлений подсудимых, именуемых в судебном процессе «последним словом».
P. S. Считаем нужным вновь дать разъяснения по поводу упреков в необъективности освещения процесса. Подобные претензии звучали в ходе суда и от гособвинителей, и от потерпевших. Председательствующий судья Ильгиз Ахметдинов внимательно ознакомился с ними, изучил наши публикации и не нашел в них нарушений.
Гособвинителей и потерпевших не устраивает, что в наших материалах постоянно звучат комментарии адвокатов подсудимых. Отдельно уточним: мы не раз обращались за комментариями и к другим участникам процесса, но получали отказы.
Адвокаты подсудимых и свидетели, как правило, соглашались на интервью и даже делились своими материалами.
Представители прокуратуры сперва устно сообщили, что у них не принято комментировать ход суда, а потом прислали письменный ответ о том, что «подробное освещение в СМИ хода рассмотрения уголовного дела в суде с участием присяжных заседателей может нарушить интересы правосудия».
Что же касается общения с потерпевшими: очередная попытка узнать их мнение после того, как судья не дал высказаться дочери Юрия Яшина, вновь наткнулась на категорический отказ, который от имени потерпевших огласил их представитель Константин Каратанов.