Линия разграничения: Беспощадная правда Донбасса глазами журналистов из Уфы

Хрупкая молодая женщина, редактор журнала «Ветеран Башкортостана» Светлана Беллендир побывала в командировке на Донбассе за последние пару лет уже дважды, в то время как даже здоровые мужики категорически отказывались ехать в зону военного конфликта в составе гуманитарного груза (это не голословное утверждение – во время ее первой поездки на Донбасс водитель «газельки», который поначалу согласился ехать, перед самым отъездом вдруг отказался «подставлять свою голову»).

Такие поездки на Донбасс для их участников стали обычными рабочими командировками и не освещались широко в СМИ. А зря! Медиакорсеть считает важным опубликовать материал Светланы, потому что об этом нельзя молчать.

Командировка состоялась в феврале этого года. Жаль, что мы не узнали о ней раньше. Впрочем, опубликовать такой рассказ никогда не поздно. Война, обрушившаяся на Донбасс в 2014 году, не закончилась. Наивно думать, что, если о войне реже говорят по телеканалам, значит, ее нет. Да, после «Минских соглашений» стало тише. Но не затишье ли это перед бурей?..

Память и памятники

В день отъезда из Уфы возле уфимского Телецентра мы с ветеранами ожидали журналиста, с которым договорились вместе отправиться в ЛНР – познакомиться с ним еще не успели.

– Может быть, он? – задумчиво произнесла участница боевых действий в Афганистане и Чечне Роза Исламова. Решительно шагнув к скучающему парню с видеокамерой, она поинтересовалась: – Едете с нами на Донбасс?

– Нет-нет! – вздрогнул тот, а мы рассмеялись. Стоит человек, никого не трогает, а тут на тебе – айда на войну!

В этот раз делегация была небольшой: два ветерана боевых действий - Тимерьян Ражапов и Роза Исламова и два журналиста - я, Светлана Беллендир, и представитель БСТ и Русского Географического Общества Рустам Сиразетдинов, который снимал фильм о генерале Шаймуратове. 23 февраля 2018 года исполнилось 75 лет со дня героической гибели знаменитого комдива, и нас пригласили поучаствовать в памятных мероприятиях.

Представителей «Башкирского союза ветеранов боевых действий» в Петровском встречают, как родных: «Наши башкиры приехали!» И неудивительно – к тому времени ветераны одиннадцать раз привозили в ЛНР гуманитарную помощь: продукты, стройматериалы, учебники, игрушки… Теперь на Луганщине их всегда ждут близкие друзья. Наши ветераны побывали в ЛНР одиннадцать раз, привезли мирным жителям более 80 тонн гуманитарного груза.

Поначалу все было знакомо: серая лента дороги, поселки и маленькие городки, яркие купола церквей и церквушек… Таможню прошли без приключений – и тут же оказались под крылом депутата Народного Совета ЛНР Сергея Серова. Ближе к ночи прибыли в Луганск.

– Завтра в городе пройдут большие мероприятия, посвященные третьей годовщине освобождения Дебальцево, – сообщил Сергей Викторович.

Лет десять назад название этого городка было на слуху разве что у любителей дальних дорог: Дебальцево – крупный железнодорожный узел. Я помню, как когда-то на донецких и луганских станциях останавливался поезд, что вёз курортников в Крым: румяные бабушки весело протягивали заспанным пассажирам ароматные яблоки и золотистую кукурузу. Горько теперь вспоминать ту веселую летнюю суету. Нежданная война наверняка перемолола судьбы бойких тетушек, как и тысяч других жителей восточной Украины. Что с ними теперь? Живы ли?..

Ныне Дебальцево ассоциируется с новой войной, с «котлом», с тяжелыми боевыми действиями, в результате которых бойцы ВСУ оказались в окружении ополченцев.

22 февраля 2018 года в ЛНР вспоминали тех, кто погиб. В Украинском музыкально-драматическом театре прошло торжественное собрание. К памятнику десантникам, что находится неподалеку от театра, на той же Оборонной улице, возложили венки и цветы.

У этого памятника – возвышающейся на постаменте БМД (боевой машины десанта) своя печальная история. Впервые его установили 2 августа 2015 года в честь защитников города. А спустя два года здесь, в центре Луганска, прогремел взрыв – да такой, что в окрестных домах задрожали стекла, а гулкое эхо добралось до дальних улиц. Это произошло 18 сентября 2017 года. Неизвестные (по версии МВД и прокуратуры ЛНР, украинские диверсанты) взорвали мемориал «голубых беретов» – видимо, взрывное устройство было заложено в башню БМД. От машины ничего не осталось, а вот люди чудом не пострадали.

Это случилось спустя год после моей первой поездки на Донбасс…

В феврале нынешнего года, накануне празднования 75-й годовщины освобождения Луганска от фашистов и Дня защитника Отечества, монумент «Я – десантник» на улице Оборонной восстановили. «Наша разница в том, что мы ставим памятники, а они их рушат», – сказал и.о. главы ЛНР Леонид Пасечник.

Чуть позже, во время встречи в местном Доме профсоюзов, мы говорили не о войне – о мире. Но мой взгляд то и дело падал на трещину, которая, точно рваный шрам, разрезала чистую и светлую офисную стену. Она появилась во время авиаудара по зданию Луганской администрации. Авианалет унес жизни восьми человек, двадцать восемь луганчан было ранено.

Того, что нашу маленькую делегацию из Башкирии пригласит министр иностранных дел ЛНР, полномочный представитель ЛНР на Минских переговорах Владислав Дейнего, я не ожидала, поэтому едва не отправилась гулять по зимнему Луганску, чтобы сделать «фотопортрет» города. Но сухой вопрос: «Паспорт с собой?» меня остановил.

Проверка документов, временный пропуск – и вот мы уже поднимаемся по мраморным ступеням Дома правительства. За круглым столом обсуждали темы благотворительности, дружбы народов, борьбы с фальсификацией истории. Вспоминали про общих героев.

Ветераны изложили министру мысль об увековечении памяти легендарного генерала Шаймуратова. На месте его гибели в поселке Штеровка находится мемориальная доска – но в таком месте, в низине, что не сразу ее заметишь. Ветераны предложили установить достойный монумент, и министр поддержал инициативу.

– На Украине героизируют нацистских преступников, определенные силы стремятся вычеркнуть из народной памяти имена Александра Матросова, Зои Космодемьянской, молодогвардейцев и других героев. Важно не допустить этого в Донбассе, – подчеркнул Владислав Николаевич, и добавил, что генерал Шаймуратов достоин звания Героя России.

…Выйдя из Дома правительства, мы прошлись по зимнему Луганску. Спешить было некуда – мероприятия в петровской школе были запланированы на следующий день. Я вглядывалась в дома, точно в лица: мне казалось, что они, как люди, хранят отпечаток войны и помнят звуки летящих снарядов.

Искать знаки беды не приходилось – то тут, то там встречались горькие напоминания. Балконы пятиэтажек в самом центре города – одни аккуратно застеклены (видно, рамы установлены недавно), другие – побиты осколками.

Живые и искусственные розы возле большого стенда «Они отдали жизнь за нашу свободу. Ветераны Луганской Народной Республики» – с фотографий улыбаются ветераны с юными лицами.

Здесь, в Луганске, часто встречаются плакаты, напоминающие о том, что на Донбассе живут русские по крови и по духу люди…

В гостях у бабы Маши

На одной из луганских улиц нас ждал Наиль Нурулин – «афганец», полковник в отставке. Тимерьян Ражапов, тоже ветеран Афганистана, крепко обнял товарища.

Наиль Сагитович (в Луганске он известен под позывным Юстас), удостоенный орденов и медалей, был инициатором фестиваля патриотической песни «Салам, бача!» в оренбургском городе Бузулуке. Каждый год этот грандиозный слет собирает ветеранов боевых действий со всех уголков России. На Донбасс поехал к товарищу – да так и остался. Был вдовцом. Здесь создал семью.

Будучи комендантом ЛНР, Наиль Нурулин не только воевал (его батальон первым вошел в Дебальцево), но и решал насущные проблемы местных жителей. Ведь у каждого должна быть крыша над головой и еда на столе.

– Поехали, навестим бабу Машу, привезем ей гостинцы, – предложил Наиль Сагитович, и мы сели в машину. Наши ветераны знали легендарную бабу Машу и не задавали вопросов, а мне оставалось только отправиться вместе с ними.

Путь к неведомой для меня бабе Маше лежал по разбитой трассе, заснеженные обочины не радовали глаз. Пустынно, серо, мрачно, безлюдно. Выехали из Луганска – и будто попали в другой мир.

– На полях до сих пор можно на мину наткнуться, – говорит нам, точно об обычном деле, Наиль Сагитович. – Фермеры сами стали, как саперы, – умеют и вытаскивать, и обезвреживать. А что делать? Жизнь идет. И сеять надо, и урожай убирать…

На белом снегу отчетливо выделяются памятники ополченцам: кресты, обелиски, фотографии. «На этом месте 11 июля 2014 года принял бой и погиб боец второго блок-поста Овчаренко Руслан (Руся). Не забудем, не простим».

Возле высокого креста мы остановились. Именно здесь 17 июня 2014 года погибли наши коллеги-журналисты – 37-летний Игорь Корнелюк и 26-летний Антон Волошин. Съемочная группа ВГТРК готовила репортаж о беженцах и попала под минометный обстрел неподалеку от поселка Металлист под Луганском. Звукорежиссер Антон Волошин погиб сразу, корреспондент Игорь Корнелюк получил тяжелое ранение и умер в реанимации.

Все знают развязку этой истории: Надежде Савченко предъявили обвинение в пособничестве в убийстве журналистов. Как утверждает следствие, она определила координаты съемочной группы и передала их украинским силовикам.

Сейчас Надежда Савченко – скандально известная личность и, можно сказать, медийный персонаж. Она часто мелькает на телеэкранах, вызывая разные эмоции. Но вот Игоря и Антона мы уже никогда не увидим. Парни приехали на Донбасс не воевать – они просто выполняли свою работу. И вот – деревянный крест, красный венок, черная памятная табличка… Почему? Где справедливость?

Я огляделась вокруг – и поняла, какой ад здесь творился. Рядом с крестом – остов разнесенной в клочья автозаправки, точнее того, что от нее осталось. Арматура погнута, словно пластилиновая, все покорежено и разбито, вздыблена истерзанная земля.

– Не стоит ходить по обочинам, мало ли что, – предупредил Наиль Сагитович, глядя, как я вооружилась фотокамерой. Наклонившись, он поднял что-то с земли, стряхнул снег. – Осколок. Полно их тут.

Осколки и правда на каждом шагу – можно провести ладонью по липкому снегу, и вот в твой ладони ржавый кусочек смерти. Кто-то решил взять «железку» на память – я не стала. Даже если не веришь изречениям о «негативной энергетике», не хочется везти домой такую жуткую штуку.

– Однажды еду в Чернухино, смотрю – «Жигуленок» стоит нагруженный, а рядом женщина с мужиком по полю ползают, – рассказывает Наиль Сагитович. – Что такое? Конечно, требую: «Откройте багажник!» Смотрю – а там пять ведер, полных осколками. Каждое ведро килограмм на тридцать тянет. Оказывается, они осколки собирают и на металлобазу сдают. «За какое время собрали?» – спрашиваю. «За два часа», – говорят. Представляете? В поле! И так спокойно рассуждают – мол, деньги надо зарабатывать…

…Чернухино расположено на границе с Дебальцево. Издалека заметен грандиозный монумент – смотрит вдаль всадник в развевающейся плащ-палатке. Скульптура, установленная в 1974 году в память о героизме башкирских конников (многие нашли здесь последний приют), была разрушена последней войной – новые нацисты не жалеют ни людей, ни памятники. Но энтузиасты-общественники из Москвы и Донецка в прошлом году монумент восстановили. Теперь туда приезжают башкирские поисковики, ведут важную работу по восстановлению имен похороненных бойцов.

В тот февральский день возле белого всадника свистел ветер – и не только он. Я не сразу поняла, почему зимой слышны глухие раскаты грома. Но через секунду убедилась – это не гром, это орудийные залпы. Возле Дебальцево и сейчас неспокойно…

– Страшно? – глянули на меня ветераны.

– Нет, – отозвалась я.

Мне казалось, что все это не наяву. Ну не может же быть так в нашем цивилизованном двадцать первом веке!

Сначала мне хотелось запечатлеть каждый разбитый двор, каждое покореженное дерево. Но потом я убедилась – как ни старайся, всё не снимешь.

Здесь, в Чернухино, мало что уцелело. На улице, где живет легендарная баба Маша (Мария Семеновна Мантюк) и вовсе остался только один ее дом. Вот что рассказал о ней полковник Нурулин:

– В конце января мы вошли в Чернухино, начали наступление. Вдоль Дебальцево проходит железная дорога – насыпь очень высокая, танки не проедут. Атаковали десять дней, ничего не могли сделать – потери были большие. Потом решили двигаться в обход, через базу хранения вагонов. Захватили окраину Чернухино, разминировали. Танком пробили бетонную стену возле дворика бабы Маши. Бойцы проходили через ее двор, бежали вдоль заборчика, по посадке… Прятались за вагонами – и шли на Дебальцево. Представьте только: больше семи тысяч человек прошли через ее двор! С боеприпасами, с ранеными, с пленными…. Вся армия через ее дом прошла!

– А баба Маша – что?

– Как что? Помогала.

Она самая героическая бабушка! У нее в огороде была воронка от снаряда: глубиной метра три, объемом – метров четыре-пять. Приезжаю к ней – воронка засыпанная. Я: «Баба Маша, как так?» А она плечами пожимает: «Ну я вот тяпочкой, тяпочкой… Мне же сажать надо!» Рядом мина торчит. Я говорю: «Только не трогай!» Потихонечку вытащил эту мину, в посадке взорвали…

– Мы с 2015 года бабу Машу навещаем, – добавил Тимерьян Ражапович. – Гостинцы привозим. Забор починили…

– Да, всё было развалено. Но наш ударный коммунистический труд…

Баба Маша, сухонькая голубоглазая старушка в теплом полосатом платке, встретила гостей с распростертыми объятьями.

– Родненькие! Приехали! Дай вам Бог здоровьичка!

Осматриваюсь кругом – улица кажется мертвой, и только в доме бабы Маши теплится жизнь.

– Вот на это дерево бойца погибшего забросило, долго достать не могли, – сумрачно говорит Наиль Сагитович. – У бабы Маши до сих пор за огородом два снаряда лежат.

– Эти осколки со двора, а эти я на огороде насобирала, – баба Маша показывает нам свою жуткую «коллекцию». – А патронов – ууу! Пять ведер вынесла. Я же три года живу, три года всё убираю…

У бабы Маши сын в Санкт-Петербурге. Только ехать туда она не собирается. Не надо, говорит, старикам из родных краев срываться.

– Дед здесь жил. Сосед. Его сын забрал – он там со скуки и помер, – сообщила Мария Семеновна.

Однажды бабу Машу сын все-таки увез в Питер. Знал, что мать рвется домой – спрятал ее документы. Но хрупкая с виду старушка нашла-таки паспорт, закоулками добралась до вокзала, купила билет – и одна, через две границы, добралась до родного Чернухино! Здесь всё родное – дом, хозяйство, собака. Цветы она высаживает по весне...

– Баба Маша, а сколько вам лет? – поинтересовался журналист Рустам Сиразетдинов.

– О! Пятнадцать! – рассмеялась бойкая бабушка.

– Восемьдесят четыре ей… – улыбнулся Наиль Сагитович. – Давай фотографироваться, баба Маша! Сын увидит, узнает, что всё у тебя хорошо.

– Ну, если фотографироваться, тогда вот так будем! – заявила бабушка, стаскивая с головы нелепый полосатый платок. А там – копна подкрашенных рыжеватых волос! Это ж какую надо иметь силу духа, чтобы в такой обстановке заботиться о прическе! Впрочем, она тут же примерила кубанку.

Напоследок баба Маша озабоченно нахмурилась:

– А ведь опять, кажется, стреляют... Слышу. Неужели снова началось?

– Баба Маша, это фильм про войну снимают… – торопливо объяснила, глотая слезы, прошедшая Афганистан и Чечню Роза Исламова. – Сериал!

– Ну фильм – так ладно, – закивала старушка.

Половина маленькой жизни – война

Военные истории, рассказанные ополченцем с позывным Магадан (Влад вместе с женой Ольгой стали друзьями башкирских ветеранов и гостеприимно встретили нас в своем доме), достойны отдельной книги.

Но война коснулась не только взрослых.

22 февраля 22-я школа имени генерала Шаймуратова в городе Петровское встречала гостей. Даже неугомонные второклассники в этот день были настроены на особый лад. Накануне они еще раз отрепетировали песню про башкирских конников и, когда пришло время выступать, исполнили ее замечательно – звонко, трогательно и вдохновенно.

Гордо вскинув головы (у мальчиков – черные кубанки, у девочек – алые пилотки), они старательно декламировали стихи. А потом ребята вручали подарки на 23 февраля — открытки с бумажными тюльпанами, сделанные собственными руками. Обнимая малышей, поседевшие раньше времени крепкие мужчины не сдерживали слез. Ведь они знают, что пришлось пережить этим хрупким, улыбчивым девочкам и мальчикам. Ребятам всего-то по восемь лет. Половину жизни (представьте только, половину жизни!) они провели на войне.

В школе №22 я остановилась возле «Уголка безопасности». На стене закреплен огнетушитель, слева большой плакат с разъяснениями (памятка давняя, поэтому на украинском языке). А внизу булавочками пришпилена страница А4 – там расписано, что делать при пожаре, а что – при авианалете и артобстреле.

Обычный листок. Обычная инструкция. И слова, от которых леденеет сердце.

Во время боевых действий в Петровском погибло одиннадцать защитников города и восемь мирных жителей. Одного из них звали Кирилл Сидорюк. Ему не исполнилось и тринадцати лет. 29 августа 2014 года во время артобстрела Кирилл накрыл собой младшую сестренку. Девятилетняя Танюша получила осколочное ранение, но выжила, а брат мгновенно погиб. Кирилл Сидорюк награжден медалью «За отвагу» I степени. Посмертно.

В краснолучском музее «Миус-фронт» хранится фотография Кирилла – белокурый жизнерадостный паренек.

В ЛНР все, от мала до велика, знают, что нужно делать во время обстрелов и бомбардировок. Снова вспоминается школа в селе Хорошее Славяносербского района, уверенные слова директора: «Мы родителям сказали: начнется налет, не бегите за детками. У нас прекрасное бомбоубежище!» Село находится рядом с линией разграничения. Там по сей день беспокойно.

В Первомайском ничего не осталось от прежнего зеленого мира – он разнесен снарядами ВСУ. В подвале рядком выстроены старенькие откидные стулья. На стене отмечено: «6 Б», «3 А»… В бомбоубежище для каждого класса выделен свой уголок. С каким сердцем родители отправляли детей в школу, зная, что урок в любой момент может прервать хриплый сигнал сирены?

Школьники хотели бы забыть, да не смогут, как, замирая от ужаса, мчались в сырые тесные подвалы, как зажимали уши, чтобы не слышать пронзительного свиста снарядов. Они боятся грома, ненавидят грохот фейерверков и не понимают, как можно радоваться взрывам новогодних петард. Это останется с ними навсегда. Войну (то есть кровь и смерть!) видели не какие-то другие, безликие, неизвестные дети. А именно эти – с бантиками и пилотками, с флагами и барабанами…

Взгляд человека, приехавшего издалека, то и дело натыкается на черные метки горького времени. Глянцевые мемориальные доски в 22-й школе – память об учениках, навсегда оставшихся юными. В краснолучском бассейне, где тренер Елена Пустовалова (автор замечательных песен!) и ее коллеги воспитывают будущих чемпионов, во всю стену – картина, нарисованная тринадцатилетним Владом Песковым: самолеты, пылающие танки. Кричащие надписи: «Пусть будет проклят тот, кто дал приказ начать войну, расстреливать Донбасс!», «За каждую слезинку и за детский плач наказан будет Господом палач!»

Тема войны пробралась в детские рисунки, игры, разговоры. А как иначе, если полжизни они провели на войне?

Мы ехали по ЛНР и видели то, что невозможно забыть: под окнами покосившихся, искалеченных снарядами домов, где будто вообще не теплится жизнь, подбоченивались большие, основательно слепленные снеговики. На треснутых стеклах – аккуратные бумажные снежинки. Значит, здесь живут семьи с детьми! Не уехали…

Участники Башкирского союза ветеранов боевых действий не раз радовали луганских детей: и продукты привозили, и подарки, и огромную искусственную новогоднюю елку.

– Ох, вы бы видели, как обрадовались ребятишки! – вспоминает Роза Исламова, председатель Иглинского союза ветеранов боевых действий. – У малышей глаза загорелись. «Мама! Елка!» Они ведь мало хорошего видели…

Полжизни на войне…

Война продолжается

23 февраля на Луганщине было непривычно морозно и очень ветрено, мела поземка, взвивался колючий снег. Но, несмотря на обжигающий холод, к памятнику, под которым покоится прах легендарного генерала Шаймуратова, пришли и взрослые жители Петровского, и школьники. Никто не говорил долгих высокопарных речей – да этого и не нужно было. Все слова шли от сердца. Люди вспоминали о подвиге башкирских конников, благодарили их за участие в освобождении Донбасса от гитлеровских захватчиков.

– Мы приехали, чтобы почтить память командира дивизии генерала-майора Минигали Мингазовича Шаймуратова, – сказал председатель Башкирского союза ветеранов боевых действий Тимерьян Ражапов. – Не в первый раз мы находимся на луганской земле. Когда началась новая война, мы, ветераны-афганцы, решили оказывать гуманитарную помощь Луганской Народной Республике, где героически погиб легендарный командир. Жителей ЛНР мы считаем братьями.

Когда жители ЛНР мельком упоминают: «А вот до войны у нас было так…», по привычке воспринимаешь это как историю о далеких сражениях. Но через полсекунды вздрагиваешь: «Да нет, война здесь. Они живут на войне!»

Привыкли, смирились, приспособились? Нет! К войне нельзя привыкнуть, как невозможно сродниться с постоянным страданием. Угнетающая боль то ноет, то взрывается огненными искрами, то ненадолго затихает. Но, увы, не прекращается.

От войны люди бесконечно устали. «Ведь даже Великая Отечественная закончилась за четыре года…» – печально говорят луганчане. Разрушенные дома, разбитые судьбы – печальные атрибуты нового времени.

Мирные люди, не покинувшие родную землю, устраивают, как могут, свой быт. Ведь невозможно изо дня в день переживать и плакать! Луганские дети занимаются спортом, музыкой, танцами. Поют, рисуют, мастерят…

Народ в ЛНР живет по-разному. Многие – очень тяжело. Зарплата пять тысяч, а цены в магазинах – такие же, как в Уфе. Молоко – пятьдесят рублей, хлеб чуть дешевле – двенадцать. Справляются, как могут: работа, огороды, взаимовыручка.

Спасибо всем людям, которые бескорыстно поддерживают жителей Донбасса! Не хочется громких слов, просто поверьте: вашу помощь они принимают со слезами на глазах, находят светлые слова благодарности. Многие говорят: «Будем за вас молиться».

Донбасс – суровый шахтерский край, здесь живут честные труженики, привыкшие зарабатывать, а не просить. Но что делать, если обрушилась беда? Детей надо кормить, одевать, собирать в школу. И стараться не думать о тревожных новостях, которые приходят ежедневно. Простое пожелание мирного неба над головой приобретает здесь особый смысл.

…Припомнились встречи и диалоги со времени моей первой поездки на Донбасс. Тогда в Луганске нам повезло встретить людей простых и искренних. Не замыкаясь в себе, они охотно делятся сокровенным. Ольга Мыльцева, узнав, что мы из Башкирии, обрадовалась, заулыбалась: «А я из Кумертау!» В Луганск она приехала с родителями, когда ей было всего шестнадцать лет. Долгие годы работала в городской администрации, а после войны стала контролером в Луганском русском драматическом театре имени Луспекаева.

Ольга Леонидовна (на фото она слева) – женщина яркая, колоритная. Веселые искры в синих глазах, теплый румянец, неподдельная улыбка – воплощение южного хлебосольства и жизнелюбия. Такие женщины пекут превосходные пироги, поют задушевные песни и радушно встречают гостей, но, если надо, и за словом в карман не полезут. Нам бы неспешно поговорить о щедрой луганской земле и зеленых башкирских просторах, а мы беседуем о взрывах, страданиях и эвакуации.

– Я живу в центре города, а бомбить начинали с южных кварталов, – вспоминает Ольга Леонидовна. – Каждую ночь мы просыпались от глухого рокота вдалеке. Больше и не уснешь – все прислушиваешься к страшному шуму. А потом стали бомбить и центр… Однажды в полдень я проходила мимо луганской администрации, а через три часа начался авианалет. Ну, что сказать? Это ужас был! Просто ужас.

Штурмовой удар по зданию Луганской областной администрации украинская авиация нанесла средь бела дня – второго июня 2014 года. Неумолимые цифры – свидетельство преступления: восемь погибших (среди них – министр здравоохранения ЛНР Наталья Архипова и ветеран Афганистана, один из самых известных руководителей украинских поисковых отрядов Александр Гизай), двадцать восемь раненых. Пресс-служба ЛНР сообщила, что авиация Украины применила кассетные бомбы. По сведениям луганской милиции, было выпущено около двадцати неуправляемых авиационных ракет.

Информацию о ракетах подтвердил доклад ОБСЕ, а вот украинские СМИ поспешили объявить, что никакой атаки не было – дескать, ополченцы сами выстрелили с земли по украинскому самолету, а попали… в кондиционер на здании. Вспоминая об этом, луганчане заходятся от возмущения: «Кондиционер, говорят, взорвался! Как им в голову такое пришло? Приехали бы, посмотрели, что натворил этот «кондиционер»!»

После авиаудара в Луганске было три дня траура и много дней кошмара.

Луганская администрация находится напротив Русского драмтеатра – почти как в Уфе. Солидное светлое здание – украшение города. Рядом ухоженный сквер, где любят проводить время пенсионеры и молодые пары с детьми. В начале лета 2014 года, когда светлый день стал черным, здесь тоже гуляли мирные люди.

Когда мы были в Луганске, на площади возле администрации уже ничего не напоминало о грохоте, дыме, отчаянных возгласах и смерти. Но остались документы, сохранились фотографии (они есть в Интернете, но многие слишком жуткие, чтобы их разглядывать). Только если из интернет-портала можно выбросить неудобные фразы и снимки, то из памяти людей ничего не сотрешь: ни звуки взрывов, ни вой сирены, ни кровь на ступенях главного городского здания.

…– И вот начали бомбить центр, – продолжает свой печальный рассказ Ольга Леонидовна. – Я живу недалеко от автовокзала, а ВСУшники как раз туда и целились. Снаряды летели прямо через мой дом. Каждую ночь я просыпалась от свиста и грохота, квартира озарялась ярким светом – как при грозе, только еще светлее. Вот тогда я поняла, что значит фраза «волосы на голове шевелятся».

После чудовищных бессонных ночей Ольга Мыльцева, как все луганчане, спешила на работу. А дел становилось всё больше. В администрации ей поручили продумать эвакуацию сотрудников – она бронировала билеты, изучала расписание поездов.

– Знаете, что меня поразило? Что Украина для нас, своих граждан, не сделала ничего! Она не подумала об эвакуации, не выделила бесплатных вагонов – сразу стала бомбить! – возмущается Ольга Леонидовна. – Многие пытались достать билеты на поезд, но их катастрофически не хватало. Что и говорить – ведь летом даже в мирное время билеты купить непросто. Началась паника, на вокзале постоянно толпился народ. Но самое жуткое – когда начали пустеть дома. Я живу в десятиэтажке. Сначала на каждом этаже было занято по две квартиры, потом – по одной, а потом – всего три занятые квартиры на подъезд!

В те дни Ольга Леонидовна вместе с подругами занялась добрым делом – начала подкармливать брошенных животных. Каждый день на луганских улицах появлялись породистые комнатные собачки, перепуганные кошки в ошейниках. На последние деньги добросердечные женщины покупали для них кильку, варили кашу и, невзирая на обстрелы, кормили несчастных зверей, которые еще недавно были домашними.

– Однажды мы раскладывали кошкам и собакам еду – и начался минометный обстрел. Как мы бежали, как бежали! Потом сестра звонила мне, ругалась: «Ты в своем уме?! Зачем тебе эти кошки? Не дай бог погибнешь!» А я отвечала: «Да ты что! Если не кошки, мы с ума сойдем. А так есть цель, есть смысл».

С каждым днем жизнь в Луганске становилась тяжелее. Когда начались перебои с инсулином (а дети Ольгиной сестры страдают диабетом), было принято общее решение – уезжать.

– Мы покидали Луганск в августе, – продолжает собеседница. – Планировалось, что из поселка Юбилейного людей заберет автобус. Подошли мы к остановке, кое-как связались с водителем (были перебои со связью), а он кричит: «Не могу за вами приехать! Нацики не пускают!» Пришлось нам с больными детьми, стариками, инвалидами, младенцами, кошками и собаками, тяжелыми сумками плестись по трассе под палящим солнцем. Нарочно поиздевались над нами! Кое-как добрались до автобуса – и рухнули. Но тут началась проверка! Солдаты украинской нацгвардии дотошно изучали документы, мальчишек наших раздевали до пояса – смотрели, чтобы не было следов от ремней, щупали пальцы, искали ополченцев. А у меня племянники работящие, да еще дома что-то ремонтировали – в них сразу вцепились: «Ага, держали оружие!» Чудом мы с сестрой их отбили. Доехали до лагеря беженцев в Симферополе, а там такая толпа! Мы опять разволновались – а вдруг нас не примут? Ведь денег-то нет! А я еще с собой кота везла, Яшку… Тогда сестре говорю: «Давай хоть спросим, может, возьмут все-таки?» Но встретили нас так приветливо, как родных! Накормили, дали отдохнуть, психолог с каждым побеседовал. Потом подошел автобус, чтобы везти нас в санаторий. И вот только когда мы сели в этот автобус и поняли, что наконец-то в безопасности, все расслабились и расплакались…

Около месяца Ольга Мыльцева с родственниками жила в Крыму в лагере беженцев, потом их распределили в Саратовскую область. С теплотой она вспоминает о доброте и отзывчивости саратовцев, которые помогали словом и делом. Сестра и племянники так и остались под Саратовом, получили российское гражданство. А Ольга Леонидовна взяла кота и вернулась домой.

– Умер мой Яшка, подкосила его война, – с горечью говорит Ольга Леонидовна. – Я ведь так долго его с собой возила… Когда по трассе пешком шли, сунула его в сумку, а потом тряслась от страха. Нацики, что нас проверяли, такие озлобленные были, мы ведь все для них – преступники, сепаратисты! Думаю, вот сейчас кот замяукает, так они еще больше разозлятся. Но Яшка молчал. Ни разу не подвел! Тринадцать лет ему было…

– Для кота – достойный возраст, – проговорила я, но тут же почувствовала, как неуклюже прозвучало утешение. Домашний любимец – близкий друг, терять которого очень больно. Увидев, как заблестели глаза Ольги Леонидовны, я поспешно спросила: – А почему вы решили вернуться? Ведь в России, да еще с близкими людьми, спокойнее.

– Очень тосковала по Луганску, – признается она. – Каждый день думала, где же дом родной. Что ни говори, а дома лучше.

…– А я никогда не забуду, как мы впервые приехали в Первомайск, – задумчиво проговорила наша спутница Роза Исламова. –

У нас была одна мысль: «Это же мертвый город!» Кругом руины, всё разбито, разрушено…Тогда я встала посреди улицы и закричала во весь голос: «Есть кто-нибудь живой?!» Не особенно ждала, что откликнутся. И тут к нам постепенно начали стягиваться люди: пенсионеры, подростки, женщины с детьми…

Откуда они появились – не знаю: видимо, из чудом уцелевших домов, из подвалов… Подходили, молчали. Наконец какая-то бабушка первой протянула паспорт. Я удивилась – зачем? Кто-то объяснил: «Но ведь «гуманитарку» выдают по документам…» Нет, мы документов не требовали. Всем, кто нуждался, раздавали и муку, и крупу, и одежду. А люди со слезами говорили нам спасибо и благодарили Россию. Да мы и сами чуть не расплакались. Ну как, как вообще могло такое случиться?!

На долгую память

… А с этими людьми нам не довелось больше встретиться, потому что вскоре после моего первого визита на Донбасс, в ночь с 26 на 27 августа 2017 года, их расстреляли в собственном доме. Анатолий Кривоносов, депутат Народного совета ЛНР под конец нашей поездки помогал упаковывать большую картину – подарок гостям из Башкирии. На картине вздымал факел монументальный Труженик – один из самых знаменитых памятников Луганска.

Анатолий Николаевич был в прекрасном расположении духа, что-то рассказывал, улыбался: «Еще встретимся!». Потом проводил нас в Петровское. Где-то недалеко от взорванного моста мы фотографировались на память.

Анатолий Кривоносов не любил говорить о себе. Он очень дорожил своей супругой Инной и накануне нашего отъезда уговаривал ее поделиться воспоминаниями. «О чем же рассказывать?» – удивлялась она. Но, побеседовав с ней, мы узнали, что отважная женщина помогала ополченцам, поддерживала их семьи, лично вывозила пациентов из больниц, попавших под бомбардировки, спасала стариков и детей.

– Ты расскажи, как ополченцев под обстрелами хоронила! – настаивал Анатолий Николаевич. Он обернулся ко мне: – Минометный обстрел – а она возле церкви стоит. Я на нее кричу: «Иди в помещение!» – а она не уходит.

– Да, было такое, – спокойно кивала Инна. – И батюшка, как положено, ребят отпевал…

Но через минуту Инна Владимировна, разгорячившись, заговорила быстро и сбивчиво, чуть задыхаясь от воспоминаний, волнения и острой боли:

– Сколько ребят в котлованах погибло! Мальчики лежат, а забрать их невозможно, – обстреливают. Но мы все равно их с передовой вывозили, не бросали, хоронили. А эти? Они же своих тракторами, как собак, сгребали – и все! Это же фашисты, самые настоящие фашисты! Вот каково это мне, каково – посмотреть матери в глаза и сообщить, что ее сын погиб? Ведь это боль для нее какая! А мамы ко мне приходили постоянно. Они плакали, но потом говорили мне: «Дочечка, вы только не допустите, чтобы эти гады ступили на нашу землю! Держитесь, пожалуйста!». А ребята? Ребята мои дорогие… Вот он идет по коридору, ты обнимаешь, целуешь его. Проходит два часа – а его нету уже! Эти парни друг за друга – в огонь и воду! Один ополченец с позывным Кот на мину бросился – друзей спасал. Таких случаев очень много. Мы не хотели этой войны. Не мы ее начинали. Это они хотят крови! Они ведь знали, куда стреляли: по школам, по детсадам, по больницам – по онкологии даже! Вот за что это нам? Что мы такое сделали? Что мы сделали?! Мы просто хотим мирно жить!

– Ты ведь и женила ребят на передовой, – напомнил Анатолий Николаевич, стараясь перевести разговор в более спокойное русло.

– Часто… Он – солдат, она – санитарочка. Ну и что, что вокруг все горит и рушится? Они семью хотят создать! Они деток хотят рожать и воспитывать! Чтобы все по-человечески было. Жаль, многие ребята до свадьбы не дожили…

Я вспоминаю, как страстно и убежденно повторяла Инна Владимировна: «Чувства страха нет! Вообще нет, абсолютно. Если у человека есть страх, то волк его почувствует и загрызет. А они не чувствуют, не загрызут! Мы с Анатолием Николаевичем даже в бомбоубежище никогда не прятались, только пожилых людей и раненых туда спускали. Мы ведь всегда на виду…»

Весть о том, что Анатолий Николаевич и Инна Владимировна погибли, оглушила нас. Мы никогда не забудем их доброго хлебосольного гостеприимства, дружеских бесед, теплоты и отзывчивости. Мы скорбим…

Вместо послесловия

Человек так устроен – он ко всему привыкает. Те, кто живет на Донбассе, свыкаются с нестабильностью и тревогой, а мы, жители мирной республики, привыкли видеть короткие сводки из Донбасса в вечерних новостях. Некоторые из нас, чего греха таить, даже склонны поверить, что страшные подробности военных событий, порой мелькающие на экране, являются продуктом антиукраинской и антизападной пропаганды, который производят специально обученные «смишники» и «пиарщики». Но, побывав там вживую, понимаешь, что в специальной пропаганде особой надобности нет, потому что многие жуткие детали реальной жизни с Донбасса не придумает ни один пиарщик.

Так, побывав в ЛНР, мы увидели освобожденные луганские села. Навсегда врезалась в память истерзанная Новосветловка. Головорезы батальона «Айдар», среди которых были иностранные наемники, превратили мирное местечко в концлагерь. Там все было, как в Великую Отечественную: новые фашисты устраивали расправы над сельчанами, уличенными в связях с ополченцами: зверски пытали их, а потом показательно казнили.

Мы прошлись по Новосветловке – там стояла мертвенная тишина. Скромные домики и некогда солидные кирпичные особняки были разбиты и заброшены, в тяжелых металлических воротах зияли многочисленные отверстия. «Здесь расстреливали, – прошелестел чей-то голос. – Осторожнее, вдруг где-то растяжки…»

Над безжизненным селом возвышалась величественная церковь.

– Ее уже восстановили, – объяснил нам Сергей Викторович. – Она тоже была разрушена.

«Айдаровцы» (Айдар – так называется река на Луганщине), убедившись, что ополченцы подошли близко, заставили сельчан строить вокруг храма укрепления. Те, кто отказывался, падали под автоматными очередями. Потом «айдаровцы» объявили жителям: «Приходите к церкви с документами, вывезем в безопасное место». Явились пенсионеры, подростки, матери с грудничками, а кого-то каратели притащили силой. Людей затолкали в храм и заминировали его фугасами. Дни стояли жаркие, сгрудившиеся люди, измотанные ужасом, страдали от духоты, жажды и неизвестности. Двое суток церковь стерегли молодчики из «Айдара». Но когда дежурство принял один из солдат ВСУ, он отозвал кого-то из заложников и прошептал: «Выходите по двое – якобы по нужде, берите детей, бегите и не возвращайтесь!». «Из сотни один человек оказался нормальный», – вздыхали потом очевидцы.

Еще более жуткие вещи рассказывала Елена Пустовалова, жительница поселка Красный Луч, которая пела на концерте прекрасные песни своего сочинения.

- Время перевернулось: то, что случилось в сорок первом, повторилось в четырнадцатом, – говорила нам Елена. - Бандеровцы наступали на Красный Луч по фашистским картам – как под копирку! Когда на окраину, в Новопавловку, вошла танковая бригада, на защиту встал весь город – все парни поднялись. Казаки собрали добровольцев, вооружили, как могли. Оружие брали даже из музея. Мой муж, афганец, до последнего не верил, что это произойдет. Но у него в Новопавловке мама живет, он в стороне не остался. Мы тут на многое насмотрелись. Эти фашисты не просто уничтожали людей – издевались. Они могли привязать человека к танку и таскать по селу. Могли подвесить на крюк за ребро. Над девчонками жутко глумились: терзали, убивали… Когда я все это увидела, тоже хотела взять оружие. Но казачий атаман не разрешил. Говорит: «Твое оружие – гитара!»

… Потом мы во время командировки видели многое: и сгоревший танк (из него сделали памятник – украсили цветами, венками, георгиевскими лентами, крупной надписью «За наше и ваше будущее»), и руины школы, и разнесенную снарядами Новошахтинскую таможню… Но мрачное безмолвие Новосветловки врезалось в память навсегда. Как и обезвреженный снаряд, застрявший в тротуаре возле детской площадки в городе Молодогвардейске.

В Луганск мы вернулись ближе к сумеркам. Теперь он показался нам мирным городом – привычные рекламные огни, спешащие по своим делам пешеходы. Но мы уже знали – у каждого из них, будь то бабушка в платке или девушка в наушниках, солидный мужчина или худощавый подросток, есть своя тяжелая история, связанная с войной на Донбассе.

После такой поездки невозможно остаться прежним человеком – начинаешь ценить светлое небо и простые повседневные радости. Приходит понимание, как важно беречь этот хрупкий мир.