Уроки перестройки: отсутствие обратной связи может оказаться фатальным для руководства страны

Сегодня, спустя годы, яростные споры о том, нужна ли была стране победившего социализма «перестройка» общества в середине 80-х годов прошлого века, стихли. Хотя отголоски по-прежнему еще слышны. Молодое поколение, выросшее уже в новой России, учившее историю по новым учебникам, смутно представляет себе эпоху Михаила Горбачева. А ведь объявленный им на пленуме ЦК КПСС в апреле 1985 года курс на ускорение, перестройку и гласность коренным образом повлиял на жизни миллионов людей и в больших городах, и в маленьких населенных пунктах на всем постсоветском пространстве.

Надо понимать, что тогда, как и сегодня, центр принятия экономических и политических решений находился в Москве, поэтому многими в провинции «перестройка» воспринималась как чисто «московская идея». И те серьезные волны, которые погнала «перестройка», в Башкирии поначалу рассматривались как какая-то «блажь» из центра. И волны эти на первых порах то затухали, то нарастали. Даже появление ГКЧП в регионе восприняли в основной своей массе пассивно. Единственно, что тогда беспокоило, это как дальше жить и работать в новых условиях. Поэтому в числе обсуждаемых вопросов были расклад политических сил в республике накануне перестройки и роль общественных организаций в перестроечных процессах.

В выступлениях депутата башкирского парламента Виктора Пчелинцева, экс-первого секретаря республиканского обкома КПСС в 1990-1991 годах Игоря Горбунова, тогдашнего руководителя «Башкирэнерго» Шамиля Абдурашитова, депутата Курултая РБ, а в прошлом секретаря Уфимского горкома КПСС Рафаила Мирсаева, заместителя председателя исполкома Уфимского горсовета 1987 по 1991 годы Марата Шарипова, заведующей в 80-е годы отделом пропаганды и агитации Уфимского горкома КПСС, а ныне заместителя главы Ленинского района Уфы Ирины Жариновой звучала мысль, что предпринятая Михаилом Горбачевым попытка реформировать страну была неудачной.

Сегодня в массовом сознании в целом «перестройка» воспринимается как переходное состояние от «благополучия» к «неблагополучию» и кроме негативной другой оценки не заслуживает. Такие настроения свойственны в основном старшему поколению не только россиян, но жителей других постсоветских республик, немалая часть которых испытывает ностальгию по СССР и именно с «перестройкой» ассоциирует крах большой страны. У них до сих пор сохраняется ощущение незавершенности начатого, нереализованности надежд. Безусловно, надежды у всех были разные, но было и общее, что объединяло людей.

«Когда мы начинали перестройку, мы шли не куда-то, а избавлялись от чего-то, – писал в последствии Виталий Коротич (главный редактор журнала «Огонек» в 1986-1991 годах, которого считают одним из «прорабов перестройки»). – Это был процесс отталкивания от чего-то, а куда отталкивались, было неведомо. Но мы оттолкнулись от подавленности мышления, от единомыслия, от пения хором и марширования в строю. Вдруг оказалось, что это не так сложно. Но понять, куда мы придем, мы до сих пор не поняли».

Слушая выступавших ветеранов, невольно задаешься вопросом, разве они не помнят, что, например, желающим выехать за границу на отдых или в туристическую поездку необходимо было пройти череду проверок на благонадежность, сдать экзамен на знание истории КПСС. Что опущенный над страной «железный занавес» исключал любой доступ к информации из стран «загнивающего капитализма», что только глубокой ночью, если повезет, можно было настроиться на волну «Голоса Америки», «Свободной Европы» или «Немецкой волны». Что в организациях, где имелись печатные машинки, выделялись ответственные люди, которые были обязаны сносить их в специальную комнату и сдавать под расписку. Что под запретом было частное предпринимательство. Перечислять запреты, порой нелепые, можно еще долго.

Серьезные ученые как у России, так и за рубежом весьма критически подходят к анализу итогов «перестройки». Сергей Лаврентьев, открывая круглый стол, процитировал известного американского социолога российского происхождения Георгия Дерлугьяна, назвавшего «перестройку» «сырой, плохо продуманной, недосказанной импровизацией». Все это так, однако надо четко понимать, что все, что с нами сегодня происходит, так или иначе является следствием реформ тех лет и «перестройка» еще долгие годы будет влиять на развитие России, других постсоветских государств, на самочувствие их граждан, несмотря на то, что память о ней с каждым годом стирается.

Инициированная в 1985 году «перестройка», являясь переломным этапом, сама носила достаточно противоречивый характер. Здесь были и попытки административных реформ, проводимых «сверху» в рамках заявленного «ускорения социально-экономического развития страны» и «совершенствования социализма», и попытки формирования «демократического социализма через гласность», и введение экономических свобод, и провозглашение доктрины «нового мышления». С «перестройкой» связывается и серия трагических событий, например, произошедших в Алма-Ате в декабре 1986 года, Карабахский конфликт.

Возвращаясь в 80-е годы важно понять нам, сегодняшним, почему же история Советского Союза, чьи успехи были бесспорными и долгое время не только признавались, в том числе враждебным окружением, но и служили примером для подражания, закончилась так бесславно? Почему так долго накапливались внутренние противоречия, не находя своего разрешения, что в конечном итоге и привело к краху страны? Почему вместо того, чтобы предпринять решительные шаги по их устранению, советская правящая номенклатура (особенно в период «позднего Брежнева») всячески их «замазывала», фактически подкупив значительную часть населения за счет поступавших нефтедолларов. Как полагает Дерлугьян, «всеобщая комфортная безответственность, потеря идейных ориентиров вкупе с закупоркой социальной мобильности… составили суть “брежневского застоя”. Тем, кто ностальгирует по тем годам, надо напомнить, что именно этот «застой» сделал будущие перемены неизбежными. Итогом стал приход к власти Горбачева с его непродуманной «импровизацией», в чем его сегодня справедливо обвиняют.

Однако, объективности ради следует признать, что эту вину должна разделить вся правящая тогда партноменклатура, которая на тот момент и сама себя плохо осознавала, и весьма поверхностно знала свою страну, в том числе из-за многолетнего ограничения на обсуждение реальных проблем общества. История краха Советского Союза еще раз убедительно показывает, что в отсутствии обратной связи последовательное накопление даже незначительных ошибок руководства страны может оказаться для нее фатальным.

Как считает Азат Бердин, старший научный сотрудник Института гуманитарных исследований РБ, «перестройка» – это, прежде всего, катастрофа, но катастрофа не в эмоциональном плане, который в сегодняшней дискуссии ярко проявился, а именно как состояние, и ее надо изучать как состояние».

- Нас уверяли и уверяют, что самое крепкое общество – то, в котором имеется самый многочисленный средний класс, – заявил г-н Бердин. – Но ведь с Советском Союзе на тот момент он составлял чуть ли не 90%, причем этот класс был высокообразованный и высококультурный, в меру доброжелательный и в меру воинственный. Однако это нас не спасло.

Он указал на наличие в обществе и во власти сил, которые в тот момент активно работали на раскол страны, на разделение ее на «отдельные идентичности».

Неумелая и противоречивая политика реформ, фактический распад системы правопорядка сделали невозможной осмысленную экономическую политику и в конечном итоге привели к потере государственной целостности, а советская партийная элита продемонстрировала крайнюю политическую близорукость, не сумела сохранить свое единство перед лицом серьезных вызовов и угроз.

«Олигархические элиты, разрозненные институционально, ослепленные идеологическими предрассудками и подавляющие альтернативные дискуссии, могут в момент кризиса серьезно навредить не только самим себе, но и всем нам», - считает Георгий Дерлугьян.

Участники «круглого стола» пришли к мнению, что обобщенный подход к пониманию того времени и тех реформ в общем-то невозможен, он способен привести лишь к упрощению понимания происходивших процессов. Поэтому в обществе по- прежнему будут еще продолжительное время доминировать личностные и эмоциональные оценки «перестройки».

Вот, что, например, писал писатель Андрей Кнышев о том времени: «В первые годы «перестройка» дала мне открытость дверей и ворот. Именно в те годы в числе первых куда-то свободно выезжавших групп я побывал там, где советский человек побывать не мог. У меня появилась возможность испытать себя, заново сконструировать себя как личность. Я ощущал, что это была именно «перестройка». Мое поколение успело пожить и поработать во времена махрового застоя, но и в перестройку было, как говорится, еще в самом соку. В те годы я участвовал в совместных передачах в США и чувствовал себя голубем с веточкой оливы в клюве. И та радость, то радушие и надежды, которые выражали тогда американцы, мне удалось прочувствовать на себе. Поэтому мне особенно горестно сейчас наблюдать, во что это сейчас эволюционирует. Та передача в США называлась «Искусство доброй воли» и на самом деле воплощала в себе лозунг «Мир, дружба, жвачка» иначе и не скажешь. И все это, конечно, благодаря перестройке. Тогда пришли другие времена, все стало можно, даже больше чем можно. Может, даже больше, чем нужно. И в эту образовавшуюся брешь, к сожалению, ринулось не только хорошее. Но я не скажу, что мы “за что боролись, на то и напоролись”. Это жизнь, что-то было хорошо, что-то плохо, но так бывает всегда. Это, как нас тогда учили, диалектика, борьба противоположностей и толчок к развитию. Хотя иногда, ощутив очередной толчок, хочется радостно воскликнуть: “Остановись, прогресс! Ты прекрасен!”

В чем один из главных итогов «перестройки»? Пожалуй, в том, что в мире нет, и не может существовать идеального социально-экономического уклада или политической системы, нет непогрешимых политических лидеров. Рано или поздно политические фигуры и их деяния подвергаются критике, многие «сбрасываются» с политического Олимпа, на который их вознесли современники.

Второй итог заключается в том, что мысль невозможно остановить, нельзя запретить. «Перестройка» была настолько сильным толчком для возрождения независимого и самостоятельного мышления, что он и сегодня ощущается, стимулирует развитие гражданского общества в России.

- В обществе, где нет инакомыслия, не может быть мысли вообще, - заявил на круглом столе Альфред Стасюконис, член Союза журналистов, завотделом газеты «Единая Россия – Башкортостан». – Она превращается в цемент. И то, что произошло с «перестройкой» – это расплата общества за неумение мыслить, за привычку молчать.

В самом деле, ведь, если бы в свое время Карл Маркс не подверг ревизии идеи Гегеля (хотя он начинал как гегелиянец), он никогда не стал бы тем Марксом, которого мы все знаем.

Как заметил Юрий Дорожкин, проректор по научной работе БАГСУ, еще будучи ассистентом в Башкирском госуниверситете, он со студентами в учебнике «Политическая экономика социализма» 1979 года подчеркивал целые абзацы того, что не соответствовало тогдашней действительности, отчего практически весь учебник был попросту исчиркан… И те, кто занимался интеллектуальным трудом, восприняли перестройку на «ура». Однако, как считает Дорожкин, такого глубокого разрушения не произошло бы, если бы в этом не были заинтересованы достаточно массовые слои советского общества.

- Среди собравшихся за круглым столом в основном присутствуют те, кто не воспринимал это разрушение (за исключением представителей СМИ), – заметил он, – но были и те слои, которые в тот период прекрасно себя чувствовали, которые без особых потрясений пережили лихие 90-е годы и сегодня пользуются тем, что им тогда удалось наработать.

Подводя итоги дискуссии, Сергей Лаврентьев отметил, что для того, чтобы попытаться более детально понять, что же нам дала «перестройка», необходимо каждому из нас честно ответить хотя бы на два вопроса. Во-первых, хотели бы вы лично вернуться во времена, которые были до 1985 года? И, во-вторых, хотели бы вы, чтобы «перестройка» завершилась по-другому, а не так, как это произошло в 1991 году? Будем отвечать.

Вячеслав ПЕТРОВ,

кандидат философских наук.