Я поражаюсь, как быстро находят друг друга националисты. Как им легко друг с другом разговаривать, находить общий язык. Язык обиды, недоверия и боли. Как сообщающиеся сосуды, они поддерживают друг друга, тешат болячки, обсуждая прошедшие Дни Татарии в Башкирии или дни Татарстана в Башкортостане.
Националисты разных национальностей — для меня теперь одна национальность. Национальность националистов. Национальность шовинистов.
Какие изощренные аргументы ищут они для того, чтобы заявить о боли, страхе и недоверии. Как тщательно они выискивают то, на что можно «обидеться», почти искренне.
Написать слова этой обиды на знамени и ходить, махать этим знаменем перед всеми. Таких людей я уже вижу второе поколение. И их, к счастью, всё меньше. Думаю, что они никогда не кончатся. Возможно, у них своя миссия в нашем организме человечества.
Вся наша биология ведет к тому, что мы — постоянно перемешиваемся. Наплевав на все «национальные» границы.
Если кто-из моих сыновей приведет в дом через 10 лет индианку или пуэрториканку (или йеменку) — это потребует от меня адаптационного ресурса, привыкания, но я не найду никаких причин отказываться от смуглых внуков. Вы тоже своих из дому не выгоните.
Примерно 20 лет назад услышал от муфтия Таджуддина фразу — треть браков межнациональных, четверть — межконфессиональных.
Или наоборот. Не важны проценты. Важны годы. Целое поколение. Целая молодежь, состоящая из Уралов Александровичей Рахматуллиных и Светлан Фидратовных Каримовых. Оглянитесь вокруг.
Наверное, природа предусмотрела шовинистов для того, чтобы мы не очень быстро смешивались в межнациональных браках. Чтобы все время было откуда брать генетический материал для дальнейших затейливых комбинаций. Другого смысла не могу придумать, думаю не первое десятилетие.
Удивительное время, которое мы не осознаём. Недавно гулял на деревенской свадьбе своего двоюродного брата, где были и башкиры, и азербайджанские зятья. В очень татарском, Чекмагушевском районе.
Ещё одна цифра. Тридцать один год не было в Уфе большого татарстанского десанта, подобного тому, что был на неделе. С советских времен.
Тридцать один год в официальной разлуке. Дружить нельзя ссориться. С советского времени. Со времен начала «парада суверенитетов», когда, почувствовав слабину союзного центра нашей большой Родины, наши малые родины вообразили себя почти странами. Такими, как «союзные» республики, которые побежали в разные стороны. Некоторые добежали до нищеты, окопов, погромов, кровавых режимов, унижений, беженцев и резни. Некоторые стали «независимыми» рабами-придатками других стран.
Символ того времени для меня — небритый человек в бушлате и белой повязке поверх шапки, который стреляет из калаша над бруствером окопа, в белый свет, как в копеечку. Беженцы вдоль дорог. Профессор, ставший дворником на чужбине. Очередь в миграционный офис.
Это всё — результат недружбы. И я желаю тем, кто эту недружбу написал на знамёнах, кто захапал себе мелкую власть за счет людей большой страны, тем, кто сеял свою ненависть и выпускал своих демонов, предстать перед судом нашего Создателя и найтись, что ему ответить.
Ускорять эту встречу с Аллахом — не наше дело. Самое главное здесь, как я понял, оставить эту роль Ему, не натягивать на себя мантию, и не брать в руки кочергу, чтобы разворошить дрова под котлом с кипящей серой. Некоторых шовинистов прихватывает при жизни: мучения с детьми, болезни, безумие, нищета. Некоторые живут как жили. Не думаю, что они часто бывают счастливы.
Снисходительный, обесценивающий взгляд на Восток, недоверчивый, подозрительный взгляд на Запад, мелкие взаимные пакости в культурно-номенклатурной области, глухое ворчанье, игры с идентичностью и аппаратная возня — вот наши «окопы» и «автоматы» времён парада наших здешних суверенитетов.
Это не природа нам велит поступать враждебно или дружественно. Не ландшафт и не дух предков. Не Урал-батыр и не Сююмбикэ по особому каналу отдают нам команды поступать так или иначе. Это мы каждый раз делаем выбор: искать то, что разделяет или фокусироваться на том, что объединяет.
На фоне того, что пришлось вынести другим народам в эти тридцать лет — детская болезнь, даже не ветрянка. Думаю, это очень круто, что мы прошли сложнейший и труднейший этап нашей жизни практически безболезненно. Практически без потерь. Без потери совести, лица и человечности. Как братья.
И перелистываем эту страницу, и идём вперед-алға уже вместе-бергә. А разве у братьев-двойняшек бывает по-другому?