Posted 16 июля 2020, 12:41
Published 16 июля 2020, 12:41
Modified 17 октября 2022, 20:40
Updated 17 октября 2022, 20:40
Вчера мы опубликовали выдержки из объяснений, которые бывший главврач РКБ Эльза Сыртланова дала следователю. Их суть сводится к тому, что она не считает себя виновной в происшедшей этой весной массовой вспышке коронавируса в РКБ. В частности, Эльза Сыртланова утверждала, что вопрос о росте случаев пневмонии в клинике в конце марта и начале апреля на совещаниях в больнице не обсуждался. Однако существует немало фактуры, опровергающей ее шаткое «алиби». На сей раз в распоряжении Медиакорсети оказались копии протоколов утренних оперативных совещаний (или утренних конференций, как их называли в РКБ), которые ежедневно проводятся в каждом лечебном учреждении. По этим записям можно примерно определить, когда в клинике появились первые тяжелые пациенты с пневмонией и как развивалась ситуация вплоть до объявления в больнице карантина 7 апреля.
Уточним, что речь идет об утренних конференциях терапевтической службы РКБ, в состав которой входят 11 отделений, включая реанимацию. На них присутствовали заместитель главврача РКБ Елена Елхова и начальник терапевтической службы больницы Альфира Рахматуллина. Эти материалы также были переданы в распоряжение Следственного комитета, однако ссылки на них отсутствуют в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению от семьи пациента Юлая Аллаярова. 33-летний мужчина поступил в РКБ с сахарным диабетом на плановое лечение и скончался 11 апреля (согласно документам) от острой респираторной недостаточности, будучи заражен коронавирусной инфекцией COVID-19.
Известно, что помимо доследственной проверки по заявлению сестры Юлая Аллаярова, следком также проводил доследственные проверки по заявлениям других родственников погибших: уфимского адвоката Урала Хамзина, потерявшего при схожих обстоятельствах отца, жительницы Ишимбая Снежаны Рахимовой, похоронившей мать, и буфетчицы РКБ Елены Трошиной, у которой вся семья переболела COVID-19.
Редакция Медиакорсети располагает копиями протоколов почти всех утренних конференций терапевтической службы РКБ с 19 февраля до 2 апреля. По ним можно проследить, когда и как начала меняться ситуация в больнице.
Отметим, что эти протоколы должны были быть изучены в рамках проведенного в РКБ эпидемиологического расследования, которое, как мы помним, не смогло выявить «нулевого» пациента, с которого стартовала эпидемия COVID-19 в больнице. Участники эпидрасследования пришли лишь к выводу, что распространение инфекции в РКБ началось в феврале или марте.
Мы попробовали хотя бы немного проследить за их логикой. Признаемся честно, сделать это было не так легко, памятуя об особенностях почерка врачей и множестве всевозможных сокращений и аббревиатур (в том числе на латыни), которые нам пришлось идентифицировать по медицинскому словарю. Так что, возможно, мы и допустили ряд неточностей, однако динамика развития событий все равно очевидна.
Итак, судя по протоколам утренних конференций терапевтической службы РКБ, еще 19 февраля все было спокойно, и, казалось, ничто не предвещало беды. В отделениях практически не было температуривших пациентов. Среди тем для обсуждения преобладали диагнозы, не связанные с проблемами дыхательной системы. Впрочем, уже тогда на оперативке упомянули восьмерых пациентов с пневмонией из пульмонологического отделения, а также одного человека с гонконгским гриппом. В ревматологическом отделении были отмечены два температурящих пациента с ОРВИ. Но тогда это никого особо не напугало, ведь февраль — самое время для гриппа, ОРВИ и их осложнений.
В протоколе утренней конференции от 27 февраля ситуация уже начала меняться. В терапевтическом корпусе явно начало расти число пациентов с внебольничной двусторонней вирусно-бактериальной пневмонией. Среди них были также две беременные женщины. Должен был поступить тяжелый пациент с пневмонией из Шаранского района.
3 марта в реанимации стало уже двое пациентов с двусторонней пневмонией. Поступил еще один пациент с пневмонией в пульмонологию.
9 марта один из пациентов с пневмонией, находившийся на аппарате ИВЛ в реанимации, умер. Отмечено ухудшение самочувствия у нового пациента в пульмонологии — у него началась лихорадка при температуре до 39 градусов. На следующий день его состояние удалось стабилизировать, температуру сбили до 37,2. Позднее обследование выявило у него явные признаки менингита. О коронавирусе в больнице всуе пока слишком часто не вспоминали.
17 марта больничный эпидемиолог выступил на утренней конференции с подробной инструкцией об опасности новой коронавирусной инфекции COVID-19. Особое внимание он рекомендовал уделять пациентам, прибывшим из-за границы, и особенно «из семи стран» (Германии, Ирана, Испании, Италии, Китая, Франции и Южной Кореи, где к тому моменту уже свирепствовал коронавирус), а также контактировавших (с их слов) с зараженными COVID-19 людьми.
Эпидемиолог подчеркнул, что в Уфе подтвержденных случаев коронавируса пока не было. В случае малейших опасений пациентам с признаками коронавируса рекомендовали выдавать медицинские маски. О тестировании на COVID-19 даже и речи не было. В больнице ввели двухкратную термометрию персонала. В остальном больница продолжала работать в обычном режиме. Выписывались пациенты и поступали на плановое лечение новые больные.
В последующие дни в протоколах рядом с записями о количестве пациентов в отделениях всё чаще стали появляться пометки о росте числа случаев с высокой температурой. Так, 30 марта, заведующая гематологическим отделением сообщила о том, что 14 пациентов из 35 лежат с высокой температурой. Комментарии руководства по этому поводу в протоколе не отражены.
1 апреля на утренней конференции дежурные врачи сообщили о наличии большого числа температурящих пациентов в отделениях неврологии, нефрологии, нейрореабилитации, гематологии и ревматологии. В частности, в гематологии из 35 пациентов 14 температурили, у семи уже была диагностирована пневмония. В нейрореабилитационном отделении температурили четыре пациента. У троих из них — температура была выше 38 градусов.
Здесь впервые прозвучала фамилия пациентки Нургалиевой (это 80-летняя мама певца Анвара Нургалиева, после смерти которой в РКБ был объявлен карантин). О ней говорили как о пациенте с подозрением на коронавирус.
Похоже, эта оперативка выдалась очень бурной, о ней в протоколе достаточно много подробных записей. «Все отделения просят парацетамол», — гласит одна из записей.
Было также отмечено, что в резервном запасе есть сильный противовирусный препарат «Инфлюцин», однако без подтвержденного диагноза давать его медики не решались и планировали выписывать пациентам «Ингавирин».
«Сан-эпид. режим ужесточается, чтоб не было никаких хождений. Пропуска забрать у ухаживающих, остаются в отделении. По поликлинике резко сокращается количество пациентов», — говорится в конце протокола утренней конференции от 1 апреля.
К сожалению, там не отмечено, что данная информация должна быть обязательно доведена до главного врача. Но ведь Эльза Сыртланова считала себя очень эффективным менеджером, из чего следует, что она должна была контролировать ситуацию в больнице.
Протокол утренней конференции за 2 апреля — это кульминация всей подборки записей. Из шести пациентов, находящихся в реанимации, у пятерых (включая 80-летнюю Нургалиеву) — двусторонняя пневмония. Далее каждый заведующий отделением вновь доложил о росте числа температуривших пациентов, а также о больных ОРВИ, гриппом и пневмонией. При этом рядом в протоколе есть записи о пациентах, которых переводят из РКБ в центральные районные больницы для продолжения лечения.
На этом записи журнала протоколов утренних конференций терапевтической службы РКБ имени Куватова прерываются. Известно, что заведующая гематологическим отделением РКБ Гульшат Гайсарова, которая чаще всех своих коллег заявляла о тревожном росте пациентов с пневмонией, уволилась 6 апреля из РКБ по собственному желанию. Сама Гульшат Ахметовна отказалась комментировать данную ситуацию, так что о происшедшем мы знаем больше со слов ее бывших коллег.
Что было дальше, сегодня уже знают многие. Только 7 апреля, после смерти пациентки Нургалиевой и выявления у нее коронавирусной инфекции, в РКБ по требованию Роспотребнадзора был наконец-то объявлен карантин. Точнее он был объявлен уже днем 6 апреля, но потом, через несколько часов, отменен, так что медработники успели съездить домой. А 7 апреля больница уже была совсем закрыта наглухо вместе с медиками, пациентами, их сиделками и даже работниками клининговой службы, которым пришлось потом несколько дней ждать результатов тестирования на коронавирус. Ролики, снятые в фойе поликлиники перепуганными пациентами, которых не выпускали наружу, тоже знакомы многим.
Карантин продлился сначала две недели, до 20 апреля, а потом измученных медиков сменили их коллеги из других лечебных учреждений.
По неподтвержденным официально данным, которые мы почерпнули из комментариев представителей минздрава Башкирии и руководства РКБ, коронавирусом оказались заражены около сотни пациентов и медиков больницы. Сколько из них скончались, точно сказать сложно, поскольку многие, будучи заражены, выписались до начала карантина либо были переведены в ЦРБ и ушли из жизни уже там, успев стать «нулевыми пациентами» в своих родных местах.
— Мы знаем, что в РКБ велись также и другие журналы записей: в приемном покое, дежурными врачами отделений. Правда, они оказались менее информативны. Но самым интересным из всех подобных документов является журнал протоколов заседаний, проходивших у главного врача, однако получить к нему доступ не удалось. Мы также не знаем, удалось ли следствию ознакомиться с этим журналом, — уточнил собеседник Медиакорсети. — Судя по содержанию постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению сестры Юлая Аллаярова, следователь данный журнал не изучал либо не счел необходимым использовать его в качестве вещественного доказательства.
Напомним, доследственная проверка следкома по факту массового заражения коронавирусом в РКБ имени Куватова, которую следствие намеревалось прекратить, была возобновлена по требованию прокуратуры. Скорее всего, тоже самое ожидают и доследственные проверки, проводимые по заявлениям родственников трех умерших пациентов и буфетчицы РКБ.
— Я бы обратил внимание, прежде всего, на тот факт, что вопреки логике, материалы доследственных проверок по заявлениям родственников умерших пациентов не были объединены с материалами доследственной проверки по «большому» (как я его называю) делу, связанному с массовым заражением коронавирусом пациентов и медиков в РКБ, — отметил адвокат Рамиль Гизатуллин, защищающий интересы семьи Юлая Аллаярова. — Я считаю, что это сделано не без умысла — для того, чтобы адвокаты семей умерших пациентов и прочие «посторонние» не получили доступа к материалам основной проверки, в которых может быть немало интересных и важных фактов.
Напомним, что все авторы заявлений в следком адресовали свои претензии главным образом бывшему главному врачу РКБ Эльзе Сыртлановой, которая уволилась с поста главврача РКБ имени Куватова по собственному желанию в середине мая. А позднее, 26 июня, во время празднования Дня медика, она получила из рук главы Башкирии Радия Хабирова почетную грамоту.
Добавим, что сама Эльза Сыртланова по-прежнему недоступна для комментариев.
Медиакорсеть следит за ситуацией.