Posted 30 сентября 2019, 09:46
Published 30 сентября 2019, 09:46
Modified 17 октября 2022, 20:08
Updated 17 октября 2022, 20:08
Конец марта 1990 года, когда стало известно, что в Южный водозабор Уфы попал фенол после аварии на «Химпроме», старшее поколение уфимцев запомнило навсегда. В те дни воздух был буквально пропитан ощущением опасности, таившейся в водопроводных кранах. Бутилированную воду на постсоветском пространстве тогда еще не производили. Поэтому надежда была только на водовозки, за которыми выстраивались очереди с ведрами и канистрами. Они напоминали иллюстрации из учебника про блокадный Ленинград, отчего ощущение опасности становилось еще ярче.
Потом была живая цепочка из 40 тысяч уфимцев, протянувшаяся от «Химпрома» до башкирского Белого дома. Власти тогда пообещали не только устранить последствия фенольной катастрофы, но и приложить максимум усилий, чтобы подобное не повторилось впредь — в частности, было принято постановление Совета министров СССР № 556 от 2 июня 1990 года.
Однако по старой советской традиции власти своих слов не сдержали.
Стоит ли удивляться, что и в наши дни мы сталкиваемся с «Белыми морями» из дистиллерной жидкости БСК в Стерлитамаке, смогом вокруг Сибайского карьера и прочими техногенными проблемами. Что же касается шламонакопителей на «Химпроме», то с их существованием мы уже настолько свыклись, что вокруг ядовитой промплощадки арендаторы снимают по дешевке офисы.
Мы предложили прокомментировать ситуацию ученому, который досконально знает 30-летнюю историю фенольной трагедии «Химпрома». Пропустив через себя тревожные события, он написал немало статей и книг об экологии. Это доктор химических наук, профессор, заслуженный деятель науки Башкирии, писатель-публицист Марс Сафаров. Напомним, на днях Медиакорсеть опубликовала первую часть интервью с Марсом Гилязовичем, которая касалась экологических ситуаций вокруг Сибайского карьера и Башкирской содовой компании. Не спросить профессора Сафарова об «Уфахимпроме» мы, конечно же, не могли.
Очень токсичная история
— Марс Гилязович, прошло уже почти 30 лет с момента фенольной катастрофы в Уфе. «Химпром» давно не работает, но продолжает отравлять город. Как нам дальше жить со всем этим?
— Я тоже часто с горечью думаю об этом. Такое гигантское вредное производство, как «Уфахимпром» было закрыто совершенно варварским способом. Словно махновцы бросили обанкротившееся предприятие на произвол судьбы, побросали всё и забыли. Но даже не это главное. Важнее, что мертвое производство продолжает наносить вред городу! Сегодня, в XXI веке, в таком большой мегаполисе, как Уфа, хозяйственная деятельность ведется будто на вражеской территории, дальнейшая судьба которой безразлична. Просто кошмар какой-то!
— В свое время, в 90-е годы, вы проводили обследование на «Химпроме» в рамках республиканской программы «Диоксин» и владеете полной информацией о состоянии территории. Насколько там критичная ситуация?
— Более чем критична!
Мы бурили землю, брали пробы в разных местах промплощадки и санитарной зоны и точно установили, что земля пропитана диоксинами как минимум на 20 метров вглубь — до грунтовых вод. Любое загрязнение, точечно попавшее в почву, распространяется вокруг, нет сомнений, что суперэкотоксиканты разлетаются и «расползаются».
При этом мы наблюдаем, что в санитарной зоне, и даже на самой промплощадке, появились какие-то фирмы (по данным прокуратуры, их уже более 80), которые приобрели либо взяли в аренду землю и помещения под офисы в рамках реализации имущества, когда комбинат объявили банкротом.
Кстати, в 90-е годы была идея построить на территории «Химпрома» предприятие по производству витаминов. Это предложение широко обсуждалось, но, к счастью, от идеи тогда отказались. А вот теперь всего в трех с небольшим километрах от «Химпрома» расположился крупный молокозавод, производящий молочную продукцию. Наверняка, место для предприятия в этом районе досталось его владельцам по символическим ценам, но даже если молоко фасуется в стерильных условиях, то фургоны с ним ездят по той же улице Путейской, на которой точно есть диоксиносодержащая пыль с Химпрома.
— Как вы оцениваете тот факт, что на самой территории «Химпрома» и вокруг нее расположились арендаторы? Неужели люди ради прибыли готовы жертвовать и своим здоровьем, и здоровьем потребителей их продукции?
— Ну, а что тут удивляться, если вспомнить, что люди постепенно вернулись в Чернобыльскую зону и живут там?.. А история с Сибайским карьером, где людям выделяли и выделяют участки в санитарной зоне?..
Кстати, руководство одного из предприятий, которое расположилось на территории «Химпрома», приглашало меня не раз на консультации по поводу того, стоит ли им расширять свое производство. То есть они беспокоятся о своем здоровье, однако не уходят оттуда. Видимо, рассуждают так: умрут они или нет от онкологии, еще неизвестно, а кушать хочется сегодня.
Между тем, мы располагаем достоверными данными об уровне содержания диоксина в крови у уфимцев и непосредственно у работников «Химпрома» и их близких. Помню, в Уфу в 1990 году приезжал профессор Колумбийского университета Арнольд Шехтер. Дело в том, что за рубежом на вредных химических (в том числе хлорных) производствах женщины не работают, так что у нас Шехтер нашел просто кладезь информации для своих научных исследований. Он проверял всех — и мужчин, и женщин, работавших на «Химпроме», а также членов их семей и обнаружил повышенное содержание диоксинов (до 180 пикограммов на грамм липидов крови!) у работниц «Химпрома». Он также нашел превышение диоксинов даже у их детей и внучки. Видимо, люди приносили ядовитое вещество на одежде или передавали близким его как-то еще.
Годы идут, но ничего не меняется
— А что говорят медицинские данные?
— Научно доказано, что при содержании 180 пикограммов диоксинов на грамм крови у человека в ужасающих масштабах развивается онкология. На практике это тоже, к сожалению, было подтверждено еще в 90-е годы. Если в то время от рака в среднем умирало 1,7-1,9 человек на одну тысячу уфимцев за год, то среди химпромовцев от онкологии уходили из жизни 58 человек из тысячи!
Исследования среди уфимцев показали, что у них в то время содержалось в среднем 12 пикограммов диоксинов на грамм липидов крови. Для сравнения: у жителей Санкт-Петербурга или Забайкальска этот показатель не превышал 3-4 пикограммов.
— Известно, что Арнольд Шехтер позднее делал доклад на эту тему в Вене на очередном Всемирном диоксиновом конгрессе. Но у нас такая информация игнорировалась, не так ли?
— Да, к сожалению, так и было. В 90-е годы, во времена правления Муртазы Рахимова, в Уфе создали Башкирский республиканский экологический центр на бюджетные средства. Его сотрудникам запретили проводить исследования по хоздоговорам, то есть сделали полностью зависимыми в финансовом плане от властей. Нет ничего удивительного, что тревожные показатели замалчивались.
Я общался с сотрудниками той лаборатории. Они мне говорили, что не могут, как я, шашкой размахивать, потому что им нужно свои семьи содержать. Лабораторию потом власти так и закрыли под предлогом того, что в ней нет необходимости, поскольку, по данным самой же лаборатории, «в Уфе нет диоксинов».
Руководитель лаборатории Эдуард Круглов в 1998 году, незадолго до своей смерти, опубликовал данные о том, что уровень диоксинов в Уфе все-таки был превышен и составлял 23 пикограмма.
Позднее появилась информация, что уровень диоксинов в крови уфимцев постепенно возрастает, несмотря на закрытие «Химпрома» в 2004 году, — в среднем по одному пикограмму в год. Происходит это и по сей день. То есть по прошествии почти 30 лет у нас может быть уже не 12, а 42 пикограмма диоксинов на грамм крови. Из этих цифр видно, что мы неуклонно приближаемся к уровню отравления работников «Химпрома».
Если кто-то считает, что я сгущаю краски, то меня легко разоблачить. Для этого достаточно сделать соответствующие анализы крови у горожан в настоящее время.
Очевидно, что площадь загрязнения растет, и смертоносная отрава расползается по городу — на шинах автомобилей, с дождевыми осадками, с тем же молоком, разлитым в трех километрах от «Химпрома», которое лично я не покупаю.
— Но недавно появились новости о том, что будет подготовлен новый проект санации территории «Химпрома», реализацией которого, возможно, займется французская компания. Такова официальная информация.
— Я не очень-то верю в подобные новости. У французской фирмы должна быть выгода от того или иного проекта. А какую выгоду они получат, если будут заниматься нашими ядовитыми шламами? Мне думается, что всё это может так и остаться на словах.
Заложники обстоятельств
— Известно, что в этом году мэрия Уфы, которой передана токсичная территория завода, заказала проект ее санации санкт-петербургскому ООО с громким названием «Размах ГП». С вами советовались по этому поводу, ведь вы много занимались темой «Химпрома» и знаете его проблемы досконально?
— Нет, я узнал об этом из новостей, как и все. И, честно говоря, слишком многого от нового проекта не жду. Диоксиновое поражение окружающей среды, конкретные объекты, ставшие источниками загрязнения диоксинами, являются уникальными, поэтому я убежден, что проекты по их санации должны выполняться под руководством науки.
И еще у меня свежи в памяти воспоминания о проекте санации «Химпрома», который разрабатывался около 10-15 лет назад. Когда я ознакомился с тем проектом, был в шоке. Авторы проекта, насколько я помню, работавшие в местном НИИ БЖД, предлагали цемент, который образовался бы после сжигания 540 тысяч кубометров шламов (избыток активного ила + известь), использовать в гражданском строительстве. А щебенкой, полученной после разрушения зданий «Химпрома», хотели посыпать дороги. Представляете?
Тот факт, что всё это пропитано диоксинами, авторов тогдашнего проекта нисколько не смутил. Для них главное было — извлечь материальную выгоду из проекта! Я даже в ФСБ тогда ходил, чтобы не допустить реализацию этого варварского проекта. Прокуратурой было возбуждено уголовное дело, которое так ничем путным и не завершилось.
Тот проект обошелся госбюджету в 90 млн потерянных рублей. На нынешний проект планируется пока потратить 25 млн рублей. Но ведь этой суммы явно недостаточно.
В целом полноценная санация «Химпрома» потребует вложения нескольких миллиардов рублей. Откуда они возьмутся?.. Лично я настроен скептически по отношению к этой затее. Тем более, что у меня есть оптимальная идея, как санировать «Химпром», но она пока не востребована.
— Вы говорите про так называемый «саркофаг Сафарова»?
— Да, его так назвали с легкой руки журналистов. Прежде чем прийти к этой идее, я много думал над возможными способами санации «Химпрома». При обсуждении этой темы стоит вспомнить историю похожей химической аварии в итальянском городе Севезо, которая произошла летом 1976 года. Там оказалась загрязнена диоксинами территория в 18 квадратных метров (1800 гектаров), гораздо больше, чем на «Химпроме». Однако глубина проникновения диоксинов в почву не превысила 20 см. Само собой, завод был тут же закрыт. Население эвакуировали, выплатили людям компенсации. Зараженная почва была собрана в мешки, которые потом сложили в две ямы, оборудованные по всем инженерным правилам, - с глиняной отмосткой, слоями толстого полиэтилена и т.д. После заполнения ям мешки накрыли слоями такой же пленки, сверху насыпали чернозем и посадили оливковую рощу. Теперь это место является достопримечательностью и достойным примером ликвидации последствий техногенной аварии.
Для «Химпрома», где не только в шламонакопителях хранятся вредные отходы (суммарно около двух тонн!), но и земля пропитана ими на глубину в 20 метров, конечно, такой способ не подойдет. Это будет и слишком затратно, и трудно выполнимо, и вдобавок можно поднять такой столб ядовитой пыли, что он накроет весь город.
Я перебрал много методов санации и после долгих размышлений пришел к выводу, что «Химпром» следует изолировать от окружающей среды при помощи саркофага, как это было сделано с взорвавшимся атомным реактором в Чернобыле. При этом нужно учесть, что речь идет не только о самом «Химпроме» (это около 150 га), но и о ближайшей к нему территории института химзащиты растений (еще около 100 га) и городской свалке, которая также загажена диоксиносодержащими отходами. В общей сложности набирается около 600 га.
Я даже в свое время обсуждал данный проект с прежним мэром Уфы Иреком Ялаловым, он был очень впечатлен и стал активным сторонником санации «Химпрома».
Я не страдаю честолюбием и готов проектантам подарить идею строительства саркофага - хотя бы не вокруг всего "Химпрома", а вокруг шламонакопителей. Главное — чтобы проблема была наконец-то решена!
— Какими еще способами в других странах решаются подобные проблемы?
— Хороший вопрос! В ряде стран есть законы, по которым предприятия, подобные «Химпрому», заранее откладывают средства на мероприятия по своему закрытию. Это напоминает, как наши пожилые родители раньше откладывали «гробовые» — себе на похороны.
В итоге к моменту закрытия вредного предприятия на его счету собирается достаточная сумма для проведения всех необходимых мероприятий по демонтажу, консервации площадки, санации и т. д.
Почему в России до сих пор такой закон не принят, лично я не понимаю. Наши депутаты занимаются чем угодно — валежником, курением на балконе, шашлыками, но только не жизненно важными проблемами!
Мы очень легко рассуждаем о ПДК, но забываем, что означает этот термин. А означает он концентрацию вредных веществ, после превышения которой у человека может начаться развитие опасных недугов. Удивительное легкомыслие на фоне данных о росте онкологических и сердечно-сосудистых заболеваний! Вспомните, что в организм уфимцев и по сей день поступает гораздо больше диоксинов, чем выводится.
Недавно новый глава министерства природопользования и экологии Башкирии Урал Искандаров сообщил, что его ведомство рассчитывает получить финансирование на ликвидацию трех наиболее опасных объектов накопленного экологического вреда. В том числе речь шла и о диоксиносодержащих шламонакопителях на территории бывшего «Химпрома». Размеры финансирования и сроки санации при этом не уточнялись.
Лично мне это позволяет предположить, что всё вышесказанное пребывает в стадии намерений. Поэтому уфимцы все еще остаются заложниками обстоятельств и системы. Нам всем остается только надеяться, что руководство города и республики адекватно оценит диоксиновую опасность и приложит максимум усилий, чтобы все-таки решить эту актуальную задачу.