«Мы оказались в заложниках ситуации». Азат Бадранов — о Куштау и нацполитике Башкирии

«Я пытался защитить «Башкорт» от клейма «экстремисты»

— БОО «Башкорт» (в мае 2020 года признана судом экстремистской — прим. ред.) свою деятельность ведет уже многие годы и только с приходом Радия Хабирова к власти был объявлен экстремистской организацией. Связано ли это как-то с его высказыванием о «шовинистах» после V Всемирного курултая башкир? Какова политика главы региона в отношении подобных организаций?

— Политика Радия Хабирова — полное неприятие национализма и шовинизма. Неприятие национализма не означает, что команда Хабирова лишена национальной гордости. В этом нас никто обвинить не может: многие вещи, к примеру сохранение и укоренение памяти генерал-майора Миннигали Шаймуратова, искренне делается во благо нашего исторического прошлого и национальной гордости башкир в хорошем смысле этого слова.

Что же делали активисты «Башкорта» не так? Ребята, во многом романтически относясь к большим и сложным вещам в социально-экономических вопросах и нашем историческом прошлом, интерпретировали любые проблемы через этнический дискурс. Они не искали решения проблем правовым путем, не искали системные легальные решения или не пытались в них вникнуть с позиции нормального общечеловеческого дискурса. Все сводилось к этническому вопросу. К примеру, подготовка хорошего специалиста это долгий и недешёвый процесс, нужно, чтобы человек получил хорошее общее и высшее образование, желательно чтобы в начале трудового пути имел наставника. А организации, подобные «Башкорту», это все игнорируют и только высказывают требования: на такой-то должности должен быть человек той или иной национальности и точка. То же самое касается языковых, земельных и многих других вопросов.

К «Башкорт» претензии у правоохранительной системы стали появляться давно и особенно после того, как они стали «раскачивать» межэтнические конфликты. В ноябре–декабре 2018 года мы еще пытались их спасти. На встрече, где присутствовали руководители «Башкорта», представители силовых ведомств, я им предложил переформатировать организацию и начать конструктивное взаимодействие. На тот момент они уже вызывали серьезное раздражение силовиков, но мы были готовы за них заступиться. Я предложил работать вместе в направлении борьбы с алкоголизмом в селах, в развитии предпринимательства, сельского хозяйства и так далее. Для этого от них требовалось лишь отказаться от своей агрессивно-конфликтной риторики. Представители силовых органов там же подтвердили, что готовы от них отстать, если они согласятся с нашими условиями. Однако предложение было отвергнуто. Мой ответ был следующим: «В таком случае, мы отходим в сторону и не вмешиваемся в ваши взаимоотношения с силовыми органами, они однозначно видят вас националистами». Я пришел на эту встречу сам, так как знал многих лично, и их судьба мне не была безразличной. Моя совесть чиста: я сделал шаг, чтобы защитить их от клейма «экстремисты».

Далее, когда произошла вся эта история на Курултае башкир, один из лидеров «Башкорт» мне сказал: «Я подумал над тем предложением, давай вернемся к тому разговору». К тому моменту прошло полгода, было поздно. Государство делает такие предложения один раз. Ни правоохранительные органы, ни мы на такую сделку уже не пошли бы.

— Во время руководства Рустэма Хамитова регионом «Башкорт» также не отличался кротким нравом. Почему именно сейчас они были объявлены экстремистами?

— У нас есть основания полагать, что тогда ребята были «на подряде» у администрации Хамитова. У нас очень много веских причин так думать, об этом говорят и признания некоторых сотрудников администрации. Думаю, причина во многом и в этом. Им помогали снимать офис, они фактически получали зарплату за свою деятельность. Ребята-то нигде толком не работали, кроме случайных шабашек.

Когда они перегибали палку, происходили какие-то драки и возникали основания возбуждать уголовные дела, какая-то тайная рука помогала эти дела разваливать. Ну и те мероприятия, которые они проводили: на Торатау, в ДК Юбилейный — без админресурса такие вещи не делаются. Поэтому я убежден, что «Башкорт» создавался как ручная оппозиция. Той администрации региона нужен был карманный враг, которого они сами подкармливали, но с которым периодически героически сражались и побеждали. Таких шантажистов, карманных оппозиционеров было очень много. По нашей информации, из республиканских внебюджетных источников до 15 миллионов рублей в месяц уходило на кормление различных общественных активистов, блогеров, националистов и т. д.

— А правда ли то, что ты получил повышение за то, что «Башкорт», наконец, признали экстремистами?

— Нет. Я не работаю в правоохранительных органах, не занимаюсь оперативно-розыскной деятельностью. Соответственно, если кто-то за дело «Башкорт» и получит повышение и звание, то это будут сотрудники соответствующих спецслужб.

После моего общения с «Башкорт» в 2018 году, для меня их как организации не существует. Они за периметром нашего общения и нашей политики. Тогда мы ребят прямо спросили, вы за развитие республики и народа? Готовы ли вы долго, сложно работать чтобы получить эффективный результат, или вы за национализм и хайп? Их ответ был ясным. Вместе с тем, большинство простых ребят, оказавшихся под влиянием этой организации и настроенных романтически, мне понятны. Думаю, что им самим претит пещерный национализм и они искренне радеют за развитие республики, но, к сожалению, других инструментов для выражения своего мнения и позиции они пока не видят. Убеждён — с этой молодежью нужно работать, им необходимо помочь в социализации и самореализации, тогда они станут надежной опорой не только своих семей, но и общества и государства. Это во многом искренние ребята, да и мы, башкиры, веками были этатистским народом, иначе бы у нас не было такой славной военной истории, связанной с защитой Отечества.

Что касается должности начальника управления и вице-премьера, то сначала примерно полгода не было заместителя руководителя администрации главы по внутренней политике. А эта должность необходима, чтобы постоянно не дергать главу республики или руководителя администрации главы по вопросам внутренней политики. На эту должность замыкается и полпредство ПФО, и администрация президента страны. Думаю, что где-то полгода мы с [замруководителя администрации главы Башкирии] Уралом Кильсенбаевым были в некотором смысле на испытательном сроке, по итогам которого оба получили повышения.

Разговоры о событиях V ВКБ, связанных с выводом из Конгресс-холла активиста «Башкорта» неуместны, поскольку госаппарат так не устроен, иначе бы у нас все госдолжности занимали лучшие охранники. Думаю, что глава республики оценивал нашу работу, как бюрократическую, так и поведение в стрессовых ситуациях. История с курултаем, бесспорно, стрессовая ситуация.

— Чем отличается дело Айрата Дильмухаметова от дела «Башкорта», это одна и та же история или нет?

— Не вникал в уголовные дела Дильмухаметова, как и не вникал в уголовное дело «Башкорта». Что там вменяется, на чем строится доказательная база, какие эпизоды предъявляются, честно говоря, не знаю. Поэтому не буду давать оценок ни суровому приговору, ни содержанию дел. Я могу сказать о своем личном субъективном мнении об этом человеке.

Мне кажется, в свое время Айрат Дильмухаметов получил некую психологическую травму, связанную с большими политическими событиями, в которых ему приходилось жить в начале 90-х. Я знаю многих его сокурсников с исторического факультета, они всегда говорили, что это был очень умный парень, «а потом вот стал тем, кем он стал». Основная травма связана, видимо, с тем, что человек тяжело пережил распад СССР. Его отец был вторым секретарем обкома партии республики. Если бы политические события тех лет сложились чуть иначе, он мог бы стать сыном первого президента республики.

Всем известно, что Радий Хабиров и Айрат Дильмухаметов в одно и то же время получали образование в Турции. Давайте посмотрим, что привез каждый из них с собой в республику. Радий Фаритович в итоге стал полиглотом, он свободно владеет английским, турецким, впоследствии и немецкий выучил. Кроме того, после его возвращения на юрфаке БГУ открылась кафедра международных отношений. Что привез Дильмухаметов? Он вернулся с пантюркисткой идеологией. В те годы «Союз башкирской молодежи», как одни из преемников распавшегося комсомольского движения, проводили военно-патриотические лагеря. Нахватавшись пантюркистких идеологем, он предложил назвать эти лагеря словом «Бозкурт». Такое слово в башкирском языке не используется. А в Турции это известная националистическая организация, которая не чурается самых радикальных методов работы.

Также слышал о его высказываниях о межэтнических браках. В 90-е годы в кулуарах он рассказывал о том, что башкира, который женится на русской, он намерен вешать на столбах, то же самое — в отношении башкирок, выбравших в мужья представителей других национальностей. Уже тогда он грезил созданием той республики, о которой сейчас говорит, но контуры которой меняются от срока к сроку и условий в которых он находится.

Для меня Айрат Дильмухаметов — глубоко несчастный человек. Мне жалко его семью, маму, уже покинувшего этот мир отца — видного советского государственного деятеля. Явно своему сыну он не желал такого будущего. Жалко детей Дильмухаметова, они росли не видя отца. Это не позиция правительства — как и в целом, мое интервью.

«За Курултай никого не наказывали»

— На V Всемирном курултае башкир, как ты и сам признаешь, были провалы в плане организации. За это понес ответственность Ришат Сабитов, хотя по данным источников, он был лишь формальным руководителем процесса. Настоящим руководителем был ты.

— Его уход не связан с этим событием. Он покинул свою должность через полгода по собственному желанию.

— В таком случае, кто понес ответственность за провалы на Курултае?

— Прямо чтобы кого-то наказали — такого не было. Да, [Ришат] Сабитов тогда был начальником отдела по нацполитике, он полностью занимался организацией Курултая, но его за это никто не наказывал.

Действительно, меня попросили принять участие в организации мероприятия. Однако я не курировал вопросы безопасности, за вход, за гостей не отвечал, даже не вникал в это. Я курировал блок истории. Я считаю, что смог проделать большую работу — с моей помощью в решении пятого курултая была анонсирована необходимость принятия госпрограммы по развитию исторической науки в РБ на десять лет. Наше историческое прошлое недооценено — и по большей части, потому что не хватает финансирования, кадров. Госпрограмма сейчас в процессе своего формирования, ее принятие станет большим вкладом в развитие исторической науки республики. Я занимался вот такими вещами. Все-таки, мне ближе осмысление и аналитика.

— Такие общественные организации, как Исполком ВКБ, Ассамблея народов Башкортостана и др. — вроде ничем полезным и существенным не занимаются, но так или иначе кормятся за счет бюджета. Планируете ли повышать эффективность подобных общественных организаций и что будет сделано для этого?

— Конечно, есть вопросы к этим организациям. Они воздерживаются в каких-то публичных моментах, вероятно, потому что думают, что связаны с нами и в разных вопросах не хотят подставлять власть. Однако мы зачастую даже не вникаем, чем они занимаются, какие мероприятия проводят. Они работают самостоятельно.

Убежден, что тому же Курултаю башкир необходимо работать с низовым активом. Наше общество поменялось, но они все еще продолжают работать по лекалам первого и второго ВКБ. Тогда курултаевское движение курировали районные администрации. Сегодня же мы видим, что активных людей намного больше, чем могут охватить местные администрации. Зачастую эти люди районными администрациями воспринимаются как местные бузотеры, оппозиционеры, а я убежден, что с этими людьми просто нужно работать.

В нашей практике есть такие положительные примеры совместной работы общественных организаций и государства, как акция «Трезвое село». Она была придумана общественностью, поддержана государством. Я считаю, что таких проектов, где решением той или иной проблемы занимаются общественники, а республика обеспечивает финансирование, должно быть больше.

«Пост Мурзагулова был определенной провокацией»

— Изначально, еще не будучи чиновником администрации Хабирова, ты выступал за сохранение шиханов. Об этом говорят твои посты в социальных сетях. Потом поменял свое мнение. Сейчас же — снова за шиханы.

— Будучи еще в Москве я активно наблюдал за происходящим в республике. Мне уже тогда не нравилась риторика руководства БСК, как они разговаривают с людьми, то как они ведут себя, пытаются достаточно нагло обосновать свои права на Торатау. По Торатау, действительно, имеется вопрос сакральности и исторической значимости для башкирского народа. Есть множество исторических источников о событиях, происходивших под этой горой. Что же касается Куштау, то даже уважаемый историк Салават Хамидуллин, с первых дней выступивший против разработки этого шихана, признается, что источников об исторической значимости горы отсутствуют.

Это не к вопросу о том, что Куштау нужно отдавать на разработку. Куштау, в планах БСК, в принципе, не весь должен был разрабатываться. Это опять-таки провал работы БСК. Они не объясняли людям, где что останется, что до реки не дойдут и многое другое.

Я всегда был за сохранение шиханов. Вопрос не в изменении точки зрения, не в переобувании. Быть обывателем, рассуждать об этом одно дело. Принимать решения в отношении шиханов — другое. Я член команды Хабирова. Я вернулся в Уфу по его приглашению, помогать ему в его деятельности.

Хабиров ведь не отказывается от своего решения, которое позже признал ошибочным. Он говорит, что ему тогда казалось, что это тяжелый, но единственно верный компромисс. Потому что всех убеждали, что нет другого выхода, от него требовали снять охранный статус с Торатау и Юрактау. Про комиссию у Козака много говорят, пишут, разговор там шел ровно об этом: снимает он региональный охранный статус или не снимает. Он сказал: «Я не снимаю».

— А почему власти региона так долго хранили молчание, тогда как уже было понятно, что протест набирает обороты?

На мой взгляд, этого столкновения на Куштау, наверное, невозможно было избежать. Потому что траектории были заданы задолго, скорости тоже были набраны задолго. Тема пресытила всех — как защитникам, так федеральным и региональным властям. Вряд ли бы вся республика встала бы без этого столкновения. Были люди-наблюдатели, увидев все что происходит на горе в августе, возмутились этому. Через это, к сожалению, обществу пришлось бы пройти в любом случае. Документы по геологоразведке на Куштау у БСК были в порядке, это признавали и надзорные органы. Поэтому республиканские власти до определенного момента не вмешивались в эту историю. Общество и власть оказались заложниками ситуации. Каждый исполнял роль, заданную траекторией и скоростью движения. Не мы эти траектории и скорости задавали, они были заданы до нас. Мы сели в набравший бешеную скорость автомобиль.

— А правда, что 15 августа ты сам, а также Кильсенбаев и [руководитель администрации главы Башкирии] Сидякин были на горе и что вы сами, лично, направляли силовиков и молодчиков?

— Мне один мой товарищ рассказывал, как его знакомый парень очень эмоционально, что называется «со слюнями», передавал, как он видел меня вместе с Сидякиным на горе, якобы, мы какой-то девушке ломали ногу. Мне такую картину даже представить тяжело. Ещё слышал историю как меня вместе с Сидякином на горе избили. Это всё нелепые байки, наша работа заключается в несколько другом.

— Пост [председателя совета директоров АО «Башинформ»] Ростислава Мурзагулова о защитниках Куштау — это специальный пост-громоотвод от Хабирова гнева народа? Так это задумывалось? Или это просто большая ошибка автора поста? После этого его выступления в СМИ и в соцсетях недовольство жителей в отношении республиканских властей, особенно молодежи, выросло и до сих пор еще не утихло.

— Думаю, этот вопрос следует адресовать автору поста. Вместе с тем, во-первых, мы видели, что определенные организационные функции в этом движении, причем направленные на конфликт, выполняют представители националистических движений и салафиты. А салафитское движение отличается высокой организованностью. Мы это видели, знали, поэтому об этом говорили. Обвинить нас в том, что в протестном движении не было таких людей — никто не может, они были. Они выполняли организационную роль. Да, конечно, движение в защиту шихан оказалось много шире организующего центра. Вот это верный тезис. На защиту встали люди, которые не относятся ни к националистам, ни к ваххабитам.

Во-вторых, мы хотели увидеть людей, с которыми можно разговаривать. В некотором смысле пост Мурзагулова, думаю, был определенной провокацией, чтобы нормальные люди о себе заявили. Мы хотели диалога с местными жителями.

— Как оцениваешь нынешнюю ситуацию в Абзелиловском районе вокруг разработки месторождения меди? Может ли Салаватский совхоз стать новым Куштау?

— Как будут развиваться события там, конечно, покажет время. Мне все-таки кажется, что история с «Русской медной компанией» не имеет такого потенциала. Менеджмент РМК и БСК разные люди с разными подходами, у них отношение к протестам по-разному складывается. В том числе разные экологические стандарты. Сможет ли РМК донести до людей свои позиции: рассказать о мерах экологической безопасности и многомиллиардных инвестициях в район, о создании рабочих мест — я думаю, что решение вопроса разработки зависит от этого. А возможного масштабного противостояния как на Куштау, я пока не вижу.

«Мой опыт из Ассоциации пригодится на новой должности»

— Иногда складывается ощущение, что «Ассоциация студентов и аспирантов Башкортостана в Москве и Санкт-Петербурге», которой ты руководил долгие годы, с твоим уходом не стала самостоятельной, а напротив, превратилась в твое оружие. Об этом же косвенно свидетельствуют участие ассоциации в различных митингах, например за присоединение Крыма, выступления нынешнего председателя.

— Действительно, ассоциация в свое время участвовала в митингах за присоединение Крыма. А у организации не может быть такой позиции, что ли? Понятно, что организацией управляют люди. На тот момент я был лидером и я предлагал людям поддержать эту идею, но не давил ни на кого: кто не хотел — не пришёл.

Извините меня, но я проводил много интересных вещей, не только водил студентов на митинги. Те, кто меня помнит, чем я там занимался, знают, что культмассовые, досуговые, просветительские, научные мероприятия выходили широко за пределы организации и были значимыми для всей республики. Например, я помог подружиться республике с Институтом востоковедения РАН. Не говоря о целевых местах в вузах Москвы и Питера для абитуриентов из республики.

— То есть ты отрицаешь, что какое-то давление с твоей стороны Ассоциация сейчас испытывает? Они существуют самостоятельно?

— Я от нее отстранился, мне не интересно превращать это в организацию одного человека. Поэтому, собственно, и сложил с себя полномочия, когда начал понимать, что ментально, по возрасту, по годам, уже не соответствую понятию студенческой молодежи. Разрыв становился слишком большим. Я от них отошел, понимал, что любая молодежная, общественная организация может жить только при своей самостоятельности. Невозможно руководить общественным объединением постоянно оглядываясь куда-то. Там полностью сменился актив, я их практически не знаю.

— До назначения на должность вице-премьера правительства ты почти два года работал в администрации главы республики, какие личные значимые проекты на прошлой работе можешь назвать?

— Работа в Администрации Главы РБ — это, прежде всего, работа в команде. Поэтому правильнее было бы говорить не о реализации личных проектов, а о сопричастности к их реализации. В целом моя ежедневная работа «в две смены» была направлена на созидательную деятельность. Если говорить конкретно, то в 2020 году нам удалось почти более чем на сотню миллионов рублей увеличить финансирование подпрограммы «Сохранение и развитие этнической уникальности башкирского народа» государственной программы «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов в Республики Башкортостан». По-настоящему заработали Фонд развития и сохранения башкирского языка и механизмы грантовой поддержки родных языков — здесь мы стараемся делать упор на создание языковой среды и использование башкирского языка на практике. Были инициированы не только новые проекты, но иногда приходилось отстаивать и «старые» — в частности мы выступали против ликвидации из-за «экономических причин» издательства «Китап» — символа национальной печати. Мы также активизировали работу Академии наук РБ, провели в прошлом году Съезд молодых востоковедов России и в октябре планируем провести научную сессию по башкирской истории совместно с Институтом истории РАН. Горжусь тем, что принимаю непосредственное участие в масштабной работе по увековечиванию памяти наших выдающихся личностей: Муллаяна Халикова, Минигали Шаймуратова, Карима Хакимова, Валериана Альбанова и многих других. Многие проекты пока в проработке, например, рассматривается несколько вариантов по ведению и опубликованию нормативно-правовых актов на двух государственных языках республики.

— Какие планы намечены на новой должности?

— Прежде всего планирую заниматься гармонизацией межнациональных и межконфессиональных отношений. Главная задача, чтобы наши национально-культурные организации развивались, помогать им в их деятельности, заниматься популяризацией языковых вопросов и популяризацией нашей истории. Действовать на упреждение межнациональных и межэтнических конфликтов. Реализовывать гуманитарные проекты, такие как полилингвальные школы, шаймуратовские классы. Мой опыт из Ассоциации здесь пригодится. Думаю, что мы уже должны приходить к более глубокой государственной программе по подготовке кадров. Эта проблема многих наших районов, в том числе и тех, где сейчас происходят экологические протесты. Надо подарить людям мечту. Люди пока видят только безысходность. Уверенный взгляд в будущее у семейных людей практически всегда связан с будущим своих детей.

Есть и специфические вещи, которыми я также планирую заниматься. К примеру, работа с многочисленными диаспорами, мигрантами. У них возникают частные проблемы. Они часто не могут найти общий язык с различными госорганами, моя задача — выступать неким арбитром в разрешении этих вопросов. Этим тоже никто не занимался и, по большому счету, никто в это не вникал.