«Наследники» РКБ. В Башкирии пациенты вновь заражаются коронавирусом в стационарах

Mkset попытался прояснить ситуацию. Искать людей, готовых поделиться своими бедами, долго не пришлось.

«Стучали в закрытую дверь и звали на помощь»

Неделю назад родственники 80-летнего жителя Стерлитамака Даригата Абдурахмановича Рахманова собирались на скорбную встречу спустя 40 дней с момента его смерти. Как сообщила корреспонденту Mkset дочь Рахманова — Индира Бадретдинова, вся семья считает, что в его смерти виновны медики.

На днях мне выдали, наконец-то, копию истории болезни, в которой расписано, как лечили папу и по какой причине он умер. Я прочитала и была шокирована тем, насколько всё благообразно там описано. У всех нас еще свежи в памяти подробности тех кошмарных двух недель, которые папа провел в больничных стенах. Мы общались с ним по телефону, слушали его слабеющий голос, но надеялись до последнего, что он выздоровеет. К сожалению, этого не случилось, рассказывает Индира.

По ее словам, Даригат Абдурахманович в свои 80 лет был очень крепким человеком, всегда вел здоровый образ жизни, после смерти жены много лет жил один, растил детей, до 73 лет трудился на заводе, а потом работал по дому, ухаживал за огородом.

14 сентября у татайки (так Даригата Абдурахмановича называли родные и соседи) случился приступ микроинсульта. Оказавшийся рядом внук созвонился с родителями и вызвал «скорую помощь». У дедушки определили ишемическую атаку головного мозга и увезли в первую городскую больницу. Положили в неврологическое отделение.

Там нам врачи сказала, что вовремя привезли к ним отца, теперь его подлечат и будет порядок. За десять дней папа и в самом деле поправился. Он всем был доволен. К концу лечения ему предложили лечь в профилакторий в черте города — в стационаре по улице Голикова, 28а. Мы решили, что это хорошая мысль, в больнице ему было бы удобнее, чем каждый день ездить из дома на массаж и другие процедуры, вздыхает женщина.

24 сентября её отец должен был отправиться в профилакторий вместе с еще восемью пожилыми пациентами, согласившимися пройти реабилитацию. Но в итоге он поехал туда один. У остальных восьми пациентов, по словам медиков, выявили какую-то инфекцию.

Индира помнит, как после этой новости у неё ёкнуло сердце. Но отец был в хорошем настроении, и она внушила себе, что и дальше всё будет в порядке.

Однако на следующий день, уже в профилактории, отец почуствовал недомогание. И все-таки он успокаивал детей, говорил, что мог простудиться в больнице, где мужчины открывали в туалете окна во время курения.

Мы сразу подумали про ковид. Но отец не верил в это и нас успокаивал. В субботу его состояние стало ухудшаться, появилась одышка, повысилась температура. В воскресенье пропали обоняние и вкусовые ощущения. Я звонила без конца в больницу, просила, чтобы у него взяли тест на ковид. Но дежурный врач-невролог ответила, что не имеет полномочий принимать такие решения, не говоря уже об отправке отца в ковидный госпиталь. Я заявила, что готовлю жалобу в прокуратуру, но даже это не помогло, волнуясь, вспоминает Индира Бадретдинова.

Параллельно она советовалась в родственницей, работавшей в ковидном госпитале в Нефтекамске, которая тоже возмущалась отказом врачей отправить пациента в специальный госпиталь при наличии явных симптомов коронавируса.

В понедельник, 28 сентября, к 8 часам утра в реабилитационный центр приехала вторая дочь Даригата Рахманова Диляра. Индира постоянно была с ней на связи и слышала, как главврач настаивал, чтобы женщина везла отца домой, потому что его выписывают «в связи с санэпидситуацией».

Я запретила сестре что-либо подписывать, просила ждать в приемном покое, когда отца отвезут в ковидный госпиталь, а сама стала звонить в службу спасения по телефону 112, на горячие линии и куда только смогла придумать. Сестра звонила мне и плакала, рассказывала, как отцу становится с каждым часом всё хуже. Её вместе с папой поместили в коридор и наглухо закрыли дверь, а сами врачи и медсестры просто игнорировали все просьбы и вообще не подходили к запертой двери. Это было ужасно. Я попросила сестру снимать на видео происходящее, горячится Индира, вспоминая те напряженные сутки.

Диляра смогла сделать две видеозаписи. На одной из них видно, как отец из последних сил сидит на кушетке, прислонившись к стене, а на второй он уже лежит, одышка явственно слышна даже в нескольких метрах от него.

Женщина стучала сквозь двери, звала на помощь врачей, но всё было тщетно. В итоге «скорая» приехала за Даригатом Рахмановым только в 13.40 и увезла в ковидный госпиталь, расположенный по улице Патриотической, 59.

Мы попросили папу включить мобильник, чтобы слышать, что там происходит. Слышали, как врач в приемном покое кричал на него: «Зачем ты сюда приперся? Дома бы лежал, тебе уже 80 лет» и т. д. Думаю, что папа, несмотря на свое плохое состояние, тоже был шокирован таким отношением, потому что он всю жизнь пользовался среди людей уважением, продолжает рассказ родственница пожилого пациента.

«Давали кислородную маску по очереди»

Когда Даригата Абдурахмановича все-таки положили в палату, там, по словам дочерей, которые постоянно созванивались с ним, начали происходить еще более странные события.

— У одной из наших родственниц была возможность зайти в «Промед» (виртуальная общефедеральная интернет-программа, в которую вносятся данные о состоянии и лечении всех пациентов — ред.) и в режиме онлайн смотреть, какие назначения делают отцу. Она увидела, что сатурация (содержание кислорода в крови — ред.) у него всего 77%, а компьютерный томограф показал 65-70% поражения легких, тест на коронавирус дал положительный результат. В это время мы старались дозвониться до лечащего врача, но не смогли, в больнице был заведен такой порядок, что звонить и получать справки о пациентах можно было только до 16.00, — свидетельствует женщина.

Тем временем Диляра через знакомых списалась ВКонтакте с одним из врачей, работающих в этом ковидном госпитале, и попросила узнать о самочувствии отца. Он не был лечащим врачом данного пациента, но не отказал в помощи, написал, какие нужно купить препараты, посоветовал также привезти оксигенатор (портативный аппарат ИВЛ — ред.).

Каждый раз, разговаривая с отцом, мы слышали, как трудно ему дышать. Папа признался, что им с соседом по палате подключают кислородную маску поочередно. Сначала было по полчаса каждому, а потом по часу. Мы посоветовали ему не передавать кислород соседу. Но папа ответил, что рядом с ним лежит молодой мужчина, который годится ему сыновья, и он не может так поступить. Наша родственница-медик сказала, что это недопустимо, и таким образом врачи «сажают» легкие папе и медленно его убивают, со слезами вспоминает Индира.

Во время общения ВКонтакте врач клиники дал понять, что в больнице возникли реальные проблемы — слишком много тяжелых пациентов, на которых не хватает точек подключения кислорода.

Ближе к вечеру 29 сентября женщинам удалось поговорить с лечащим врачом отца по телефону. По их словам, тот явно удивился, что за 80-летнего тяжелого пациента так переживают близкие. Врач посоветовал срочно купить препарат «Дексаметазон».

— Мы купили его в круглосуточной аптеке и привезли в больницу. Когда созванивались с папой, нам сказали, что его переводят в реанимацию, где у него будет отдельная кислородная точка. Папа был очень слаб, мы последний раз поговорили с ним в 1.15 ночи. Папа сказал напоследок, что он крепкий и обязательно выкарабкается, и еще попросил нас получить за него пенсию третьего числа. Мы пожелали ему спокойной ночи… Утром я проснулась в пять часов утра с тяжелым сердцем. Набрала номер папы. Никто не ответил. Он бы взял телефон обязательно, если бы смог. Он знал, что мы будем звонить бесконечно. Тогда я поняла: папы больше нет, — делится душевной болью Индира.

Согласно медицинскому заключению, Даригат Рахманов скончался в два часа ночи от острой респираторной недостаточности. Из копии медкарты, которую получила на руки Индира, следует: через полчаса после того, как пациента подключили в дыхательному аппарату, у него резко ухудшилось состояние, врачи попытались провести реанимационные мероприятия, вводили ему адреналин и еще ряд препаратов, однако не смогли спасти.

Причина смерти для нас так и осталась неясна. Были предположения, что папе могли подключить маску не с кислородом, а с иным составом. Но уточнить это уже почти нереально, сокрушается Индира.

Дело в том, что женщина собственноручно подписала отказ от проведения вскрытия тела отца.

— У меня в голове тогда была одна мысль: папа так сильно мучился в последние дни, поэтому не захотела, чтобы его тело беспокоили еще и после смерти. Просто не было сил думать, кто виноват. Мы все были в большом горе, — признается женщина.

«Не предполагали, что за 80-летнего пациента будут так биться родные»

По словам Индиры, желание добиться правды о смерти отца у нее появилось позднее, после разговора с пожилым представителем руководства больницы, в которой умер отец.

Меня насторожило, когда этот человек практически повторил слова лечащего врача о том, что «они не предполагали, что за 80-летнего пациента будут так биться родные». Когда я потребовала объяснить ситуацию с нехваткой лекарств и кислородных точек в больнице, не услышала ничего вразумительного. Я спросила, почему не могут надеть СИЗы (средства индивидуальной защиты — ред.) на рабочих и провести дополнительные кислородные линии? Неужели рабочие отказались бы, ведь завтра, не дай Бог, в этой больнице могут оказаться их близкие? вспоминает женщина свой разговор с медицинским чиновником.

В конце общения ей предложили подписать заявление о том, что родственники умершего пациента не имеют претензий к больнице.

— Я написала: прошу обеспечить пациентов кислородом, и вдобавок сфотографировала этот лист бумаги, — сообщила Индира.

Интересно, что вскоре после этой встречи в отделении, где лежал до реанимации Даригат Рахманов, и в самом деле оборудовали дополнительные кислородные точки.

Корреспонденту Mkset удалось пообщаться с молодым медиком, работающим в этой больнице.

Так как этот госпиталь рассчитан на несколько районов, сюда свозят самых тяжелых пациентов. К сожалению, не всех удаётся спасти. Команда, с которой я работаю, — профессионалы, особенно реаниматологи, но тоже видно, что они выгорают. Насколько я знаю, в сентябре подача кислорода на одном из постов сломалась, но сейчас провели кислород на другой, нуждающихся пациентов перенесли туда. Еще проблема в том, что наш Минздрав для того, чтобы увеличить коечный фонд, переделывает общежития для персонала в отделения, тем самым мы больше не работаем вахтами, а дежурим сменами. Из-за этого медперсонала не хватает, в Стерлитамаке не оказалось такого количества среднего и младшего медперсонала, готового покрыть объемы (раньше съезжались со всей Башкирии), пояснил собеседник на анонимной основе.

Напомним, недавно минздрав России разослал во все регионы указание согласовывать любые публичные комментарии о новой коронавирусной инфекции с пресс-службой ведомства. Правда, позднее появился комментарий, что это указание касается только федеральных медучреждений, но на всякий случай «притихли» и остальные. По этой причине стало еще сложнее публиковать имена медиков, отважившихся комментировать проблемные ситуации.

Так или иначе, но комментарий молодого медика подтвердил: в конце сентября проблема с обеспечением пациентов кислородом в стационаре точно была. Однако, по словам Индиры Бадретдиновой, вместо того, чтобы сообщить родственникам пациентов об этом и попросить их привезти оксигенаторы для пациентов, сотрудники больницы старались сохранять видимость благополучной ситуации.

Когда Индира Бадретдинова написала свои вопросы на странице главы Башкирии Радия Хабирова, вскоре получила ответ от представителя Минздрава РБ Тагира Гизатуллина (есть в распоряжении редакции Mkset). Из него следовало: по данным главврача медучреждения Эльмиры Гильвановой, в госпитале уже смонтированы дополнительно 146 кислородных точек, а также прокладывается новая кислородная линия до газораспределительного пункта, установлен дополнительный газификатор. Медикаменты, приобретаемые на средства ОМС, по данным главврача, имеются, выделяются дополнительные средства, лекарства докупаются.

— Радует, что после той кошмарной ситуации в госпитале хотя бы решили вопрос с обеспечением пациентов кислородом. После нашего случая жалоб по этому поводу в соцсетях почти не было. Я теперь отслеживаю эту тему в местных группах и стараюсь помочь советом людям, попавшими в беду, особенно в той больнице, где умер папа. Списываюсь с их авторами, советую, как поступить, чтобы не терять время, куда бежать за помощью. Что касается нас, мы собираемся в прокуратуру, сейчас консультируемся с адвокатом по поводу составления заявления, — отметила Индира Бадретдинова.

Умерших людей уже не вернуть, но если в их смертях есть вина врачей, то родственники надеются на справедливое наказание. С учетом того, что не было проведено вскрытие пациента сразу после смерти, отсутствуют данные о точной её причине. Это, конечно, затруднит процесс доказывания вероятной вины врачей. Но факты ненадлежащего оказания медицинской помощи пациенту, а также возможность заражения его коронавирусной инфекцией в стационаре могут быть обоснованы показаниями свидетелей. При этом сложно судить о судебной перспективе такого дела,считает адвокат Рамиль Гизатуллин.

Он не понаслышке знаком с тем, как велось расследование по обращениям пациентов РКБ имени Куватова, заявлявших, что их родственников заразили коронавирусом в больнице. Рамиль Гизатуллин консультировал семью Юлая Аллаярова, который стал первым пациентом РКБ, умершим весной от коронавируса.

— Юлай умер 11 апреля, проверку по факту его смерти начали в мае, и до сих пор в деле есть только два объяснения — от сестры умершего, как заявителя, и от бывшего главврача РКБ Эльзы Сыртлановой. Заключение комплексной судмедэкспертизы к делу не приобщено. Не известно, готова она или нет, и вообще проводилась ли она. На примере дела Аллаяррва могу сказать, что следком не проявляет особую активность в расследовании причин подобных смертей. И в этом, на мой взгляд, самая большая трудность, — сообщил адвокат корреспонденту Mkset.

Примечательно, что в посмертном эпикризе Даригата Рахманова сначала отмечено, что он попал в стационар после контакта с ковидной больной соседкой, а в итоге в качестве основного диагноза указан не Covid-19, а «внебольничная двусторонняя полисегментарная пневмония тяжелой степени, предположительно вирусной этиологии».

— Таким способом врачи, видимо, решили обосновать внебольничный характер заражения, но они упустили тот факт, что соседка, о которой идет речь, не болела коронавирусом, у нее отрицательные анализы. Во-первых, она готова это доказать. А во-вторых, до наступления осложнений папа 10 дней пролежал в стационаре. В-третьих, я допускаю, что такая формулировка посмертного диагноза нужна, чтобы искусственно снизить показатели заболеваемости коронавирусом. Ведь понятно: с таким диагнозом смерть папы не попала в смертельную статистику, связанную с Covid-19, — констатирует Индира Бадретдинова.

В её суждениях есть убийственная логика. Напомним, на днях заместитель главного редактора онлайн-журнала журналистских расследований «Холод» Михаил Зеленский, увлекающийся исследованием данных Росстата, сделал вывод, что статистика смертности по коронавирусу в Башкирии — самая вероятная в плане возможных манипуляций.

Вместо послесловия

Когда эта статья была готова, стало известно, что близкая родственница нашего корреспондента Галина Майорова находится в реанимации уфимской больницы № 22 с подозрением на коронавирус.

До этого женщина проходила плановую госпитализацию в столичной больнице № 21 в связи с болезнью легких. Как сообщили близкие, Галину выписали домой из больницы с температурой, дома её состояние резко ухудшилось.

В течение суток «скорая помощь» на вызовы не приезжала, участковый терапевт также не явился. С большим трудом пациентку удалось снова госпитализировать.

Её текущее состояние осложняется собственными диагнозами. Семья молится о её спасении.

Родственники не сомневаются, что это еще один пример того, как «ковидная» статистика пополняется посредством заражения пациентов в условиях стационаров.

Мнения

Владимир Липко, житель города Стерлитамака:

— Моя мама сейчас тоже лечится в этом стационаре на улице Патриотической, 59 в Стерлитамаке. Лежит почти третью неделю. Говорила, что в первые три дня к ней вообще практически не подходили и никаких медикаментов не давали, пока я не дозвонился до высоких инстанций и не начал ругаться.

Подтверждаю: лекарств там нет, мы сами купили все необходимые для лечения препараты. Привожу также маме питьевую воду. Позавчера она попросила купить градусник, пришлось объездить кучу аптек.

Мама поступила в больницу из Гафурийского района с поражением легких 35%, но тест на ковид был отрицательный. А второй анализ, сделанный дней через пять, уже дал положительный результат. Не исключаю, что она заразилась, уже будучи в стационаре. Такое впечатление создается хотя бы потому, что когда привозил для мамы передачу, тут же подъезжала скорая и из нее выводили пациента в ковидный госпиталь, совсем близко от других людей. Ни о какой дистанции там, видимо, вообще не слышали.

Ни результатов анализов, ничего толком не сообщают. С боем приходится добывать всю информацию о состоянии мамы. А когда начинаешь упорно дозваниваться, они подходят там в больнице к маме и говорят, чтобы запретила мне часто звонить, иначе меня объявят телефонным террористом.

Тимур Уразметов, юрист, правозащитник:

— К сожалению, сейчас сложилась такая ситуация, что пожилые люди оказались в самом рискованном положении. Если ещё весной и летом врачи однозначно говорили, чтобы пациенты не занимались дома самолечением, то сейчас дело обстоит иначе: в больницах не хватает препаратов, остро ощущается дефицит персонала, особенно недостаточно медсестёр, при этом имеется большая вирусная нагрузка на пациентов. Может, и правы те медработники, которые говорят, что лучше им дома лечиться и не попадать в наши больницы.

Я надеюсь, что слова ректора БГМУ Павлова о естественном отборе не будут восприняты медработниками буквально, и к пожилым пациентам будет, как минимум, точно такое же отношение, как и к больным других возрастных групп.

Что касается перспектив возможного следствия по заявлению родных этого пожилого пациента — Даригата Рахманова, то я их оцениваю, как крайне низкие. Наш опыт с РКБ показывает, что возможная ответственность медработников или руководства лечебных учреждений стала, скорее, политическим вопросом. И если не выявлено каких-то вопиющих грубейших нарушений, как в Ростовской клинике, где были лишены кислорода и погибли много пациентов, то такие вопросы, на мой взгляд, будут рассматриваться с точки зрения дисциплинарной, а не уголовной ответственности.