Для меня, родившейся и выросшей уже в эпоху перестройки, дух советского прошлого остался навсегда «законсервированным» в воспоминаниях родителей о счастливых детстве и молодости, в выученных наизусть и ставших любимыми советских фильмах и песнях, а также в сохранившихся дома предметах того времени — кипе писем и почтовых открыток, черно-белых фотографиях, сиротливо доживающих свой век сундуке и серванте, еще работающем и передающем актуальные новости со всего мира радиоприемнике, наполовину пустом флакончике духов «Душистый табак» и большом количестве всевозможной посуды «и в пир и в мир».
И вот когда я оказалась на пороге Музея советского быта, мои ноздри защекотал характерный запах. Если бы парфюмеры выпускали ароматы эпох, то в советском обязательно присутствовали вот эти самые нотки старой книжной и газетной бумаги. В созданный антураж как нельзя лучше вписывались разливающиеся по залам «Песенка о медведях», «Остров невезения», «Помоги мне» из любимых многими советских комедий Леонида Гайдая. Позволив себе окунуться в атмосферу советской эпохи, я потеряла счет времени, которое провела в разговорах с руководителем музея и просто интересным и веселым собеседником.
— Идея организации музея, посвященного быту советской эпохи, далеко не нова. В чем особенность уфимского музея советского быта?
— Наш музей, как я его называю, — развлекательно-познавательный или игровой. В этом его главное отличие от остальных. Предметы наших коллекций приносят сами горожане, так как мы не имеем возможности приобретать экспонаты, как это делают музеи, которые находятся на государственных дотациях. Мы существуем благодаря такой интересной форме взаимодействия музея и жителей города.
Когда человек вкладывается во что-то, он душой привязывается к нему. Люди, которые подарили нам какие-то вещи, становятся постоянными посетителями музея, приходят на мероприятия. Так, мы обязательно приглашаем их на открытие выставок.
Все подаренные вещи мы сразу вводим в обиход: моем, обрабатываем их, в особенности тщательно игрушки для детей. Конечно, не всегда удается избавиться от характерного запаха, он как само собой разумеющееся. Некоторых это смущает. Других, наоборот, настраивает на ностальгическую волну — мол, как у бабушки. Всем не угодишь, понятное дело.
У нас своего рода музей-клуб, многофункциональный центр, если хотите. Здесь собираются люди, чтобы посмотреть старые фотографии. Мы ведем работу по сохранению семейных архивов. Что-то находим на помойках и в домах под снос.
Обязательно сканируем весь материал, комментируем, изучаем, выкладываем его в социальные сети, ищем героев этих фотографий. То есть ведем такую же, как и в классическом музее, научную работу.
И когда спрашивают об аудитории нашего музея, я говорю, что она достаточно широкая: от пионера до пенсионера. Каждый находит в нем что-то свое.
Если смотреть на это с точки зрения вопроса воспитания растущего поколения, то музей интересен тем, что формирование у молодежи патриотических настроений осуществляется не через хождения строем, митинги и акции, а при помощи продвижения идеи необходимости сохранения памяти. Свою работу со школьниками я начинаю с совместного изучения старых вещей, рассказываю об их материальной и моральной ценности. А потом плавно подвожу их к мысли о том, что какие-то из тех вещей, которые оставят папы с мамами, а тем более — бабушки и дедушки, стоит сохранить.
В этом я и вижу свою основную функцию: предотвратить выброс на произвол судьбы действительно бесценных архивов. Потому что среди них есть действительно уникальные вещи. Например, когда умирает какой-нибудь профессор или фотограф, целые архивы оказываются попросту развеянными по ветру, если им не повезет быть найденными каким-нибудь охотником за древностями, который принесет их нам или в какой-нибудь другой музей. В этом, я считаю, и заключается патриотическое воспитание: заботиться о природе, сохранении памяти, обустраивать то место, где живешь, — не только квартиру, но и шире — подъезд, дом, улицу, и в целом город, ощущать себя его хозяевами. И при этом необязательно цеплять на себя какую-то символику.
— Должны ли музеи принимать участие в патриотическом воспитании? По Вашему мнению, как с этой задачей справляются существующие в республике учреждения?
— Музеи должны ненавязчиво подводить граждан к этой мысли. Понятное дело, что человек начинает интересоваться своими корнями с определенного возраста. Примерно в то время, когда он начинает осознавать, что смертен.
Да, о существовании смерти мы узнаем еще в раннем возрасте. Но до тех пор, пока эта перспектива довольно далека, мы кажемся себе вечными. Примерно в возрасте 20-30 лет у людей начинают возникать первые ростки интереса к своему происхождению. Ближе к 30 годам человек в поисках ответа на этот вопрос залезает в семейный фотоальбом. А вот уже в промежутке от 30 до 40 лет он принимается ностальгировать по прожитому периоду жизни, расспрашивает родителей об истории рода, ищет семейные фотографии. Также в это время люди начинают ценить старые вещи, которые находят на даче или в гараже, и уже как раньше бездумно их не выбрасывают. И к 40 годам у человека происходит регресс в сознании, то есть он начинает быть настроен больше на прошлое, чем на будущее или даже настоящее.
Важно не доходить до фанатизма, а вовремя направить эти личностные процессы в позитивное русло. Патриотизм я вижу прежде всего в обустройстве своего ближнего круга. Если позволяешь себе выбрасывать бумажку на тротуар, ты не патриот.
В своей работе мы стараемся уйти от идеологии. Нехорошо, конечно, говорить за глаза о коллегах. Но приведу несколько примеров. В уфимском Доме-музее В.И. Ленина работают действительно фанаты своего дела, которые хорошо знают историю страны. Понятно, что они мечтают вернуться в советское время. Основная целевая аудитория музея — ветераны, которых приглашают на организуемые мероприятия. Никто не старается привлечь молодежь. Музей никак не рекламируется. Возможно, если бы он существовал только за счет средств, выручаемых с продажи входных билетов, как наш, его служащие проявляли больше активности.
Но тем не менее мне этот музей нравится, мы дружим. Мне нравится, что они прежде всего сохраняют в хорошем состоянии здание, в котором находится музей. Да, это стилизация, но этот домик все равно служит хорошим примером дореволюционного деревянного зодчества. Вы, наверное не помните, но когда-то там был целый квартал старинных построек, которые были варварски снесены. Уцелел лишь этот домик.
Есть в Уфе и Башкирский республиканский музей И.В. Сталина, который, по моему мнению, искажает подачу истории. Сталин никаким образом здесь даже не проезжал. Экспонаты вызывают сомнения и не представляют особой ценности. В нем собраны просто все сведения о Сталине, которые также можно распечатать и повесить. Я считаю, что музейные работники дают искаженное представление об истории, потому что не говорят ни слова о репрессиях и о том, что эта фигура вызывает сомнения. На экскурсиях для школьников они ведут рассказ о прекрасном советском детстве и как бы ненавязчиво подводят к мысли, что всё это было при Сталине. Я считаю, неэтично по отношению к юному поколению замалчивать о репрессиях, которые сейчас многие пытаются отрицать. Поэтому можно сказать, что этот музей занимается не патриотическим воспитанием, а искажением исторической правды.
К Национальному музею и музею Нестерова никаких нареканий нет. Они прекрасно работают с представителями всех поколений. В Национальном вообще каждому времени посвящены экспозиции сразу в нескольких залах. Над выставкой, посвященной советскому периоду, хорошо поработал художник. Мне очень нравятся залы, посвященные 20-м годам прошлого века – авангард, начало революции, Малевич. Я считаю, что чем больше музеев, тем лучше. Даже если некоторые из них посвящены одной и той же тематике — сколько не сделай, все будут разными. У каждого своя фишка. Вот я первооткрыватель игрового музея. Одни в восторге, другие же говорят, что им нужен традиционный. Пожалуйста, традиционные в Уфе тоже есть, тот же Национальный музей. Единственное, мы больше и лучше занимаемся «пиаром», потому что сами продвинуты в социальных сетях. Да и у нас нет другого выхода. Мы не получаем государственную дотацию, и чтобы привлекать людей, должны быть представлены везде, где можно бесплатно рекламироваться. Поэтому уфимские музейщики смотрят на все это с небольшой завистью и все время говорят, что куда ни плюнь в Интернете – везде Музей советского быта. На это мы отвечаем так: «Извините, работайте лучше, а то повесите у себя на заборе объявление о выставке — и все, ничего больше не нужно делать». Как будто этого достаточно. Я считаю, что музей должен греметь.
В нашем музее, как и во всех остальных, есть постоянные экспозиции. Но уфимец один раз посмотрит их — и все, больше не пойдет. Нам такая стагнация невыгодна. Поэтому в первом зале нашего музея выставки постоянно меняются. Кроме того, в остальных залах постоянно проводятся разные мероприятия.
Прекрасно работает Музей боевой славы, правда, в более узком, нежели чем мы, направлении. Кстати говоря, я часто посещаю школы, где спрашиваю у детей о том, какие музеи они посетили. Музей боевой Славы называют чаще остальных. Следом обычно идет Музей Нестерова, на третьем месте— Национальный музей.
Детям, наверное, тяжеловато посещать музеи со множеством залов и экскурсиями, которые занимают очень много времени. Все это необходимо как-то под них адаптировать, сократить. Но не все музейщики проявляют гибкость в этих вопросах. Если у них есть какая-то экскурсия, то все: пока в течение трех часов не обойдешь все залы, тебя не отпустят. Конечно, для детей это тяжело. Внимание тех же первоклассников можно удержать максимум на полчаса. В нашем музее мы предоставляем ребятам такую своего рода отдушину — беситесь и играйте, сколько хотите.
Остальные учреждения подобного рода как бы и существуют, но нужно очень еще постараться, чтобы туда попасть. Речь идет о музеях ФСБ и этнографии.
— В наше время наблюдается дефицит героев, ведь те же деятели культуры обращаются в своих произведениях к персонажам из прошлого. Есть ли какие-то пути решения проблемы и где искать этих самых героев?
— Героизация — такой же сложный вопрос, как и брендирование города и республики. Это существенная недоработка. У нас нет тех, кто бы развивал внутренний туризм. Та же Казань - сейчас туристический город, занимает одну из первых позиций. Прекрасен в этом отношении и Екатеринбург. Там хватаются за любую личность, на которой можно построить городскую историю. Тот же отгроханный Ельцин-центр. Ельцин — это сомнительная фигура в глазах большинства россиян сейчас. И тем не менее их это не испугало. Они сделали музей, рассказывающий не только историю первого президента страны, но и в целом эпохи 90-х. Каждый из нас застал то время и у составил свое мнение о нем. И это прекрасно, получилась замечательная дискуссионная площадка, и Ельцин-центр гремит.
А что у нас? Даже такой мировой звезды как Рудольф Нуриев ухитряются стыдится и никому не рассказывать о том, что он в нашем городе жил и каким-то образом начинал свою карьеру. Это невероятно. Только по этой фигуре о нашем городе должны знать во всем мире. А нас то ориентация не устраивает, то якобы то, что он не был патриотом, уехал за границу и больше не возвращался на Родину. Это вообще смешно.
То же самое можно сказать о таких фигурах мировой культуры, как Нестеров, Довлатов. Несколько лет назад я присутствовала на заседании общественного совета по охране культурного наследия при городской мэрии, на котором поднимали такой вопрос: почему в США недавно назвали авеню в честь Довлатова, а мы, ведь в Уфе он прожил первые три года своей жизни (пусть в бессознательном состоянии, но ведь бренд на этом построить можно), ничего не делаем? На что мэр ответил следующее: во-первых, Довлатов ничего о Башкирии и Уфе в частности не написал и нас не прославлял. Во-вторых, он эмигрант. И, в третьих, что он жил здесь будучи ребенком и поэтому все это неважно. Сейчас, правда, его мнение изменилось. Возможно, на это повлияли наши, лидеров мнения и блогеров, регулярные насмешки. Но тем не менее он недавно высказался, что надо работать в этом направлении.
Сейчас уже не может быть таких безусловных героев, как в советское время. Тот же Салават Юлаев уже не является таковым, правильно? Хотя его выдвинула именно советская идеология. И вообще в наше время все подвергается сомнению. Не может быть абсолютного героя, я считаю. Можно, конечно, попробовать кого-нибудь героизировать. Но я не знаю, кто это может быть. Все подвергается сомнению. Информационное общество — это такое сомневающееся, постоянно рефлексирующее общество. Те же Шевчук и Земфира. Кто-то скажет: Земфира, какой она голос поколения? Хотя для нас она действительно является таковым. Личность того же Александра Матросова опять же вызывает сейчас немало сомнений, уж слишком его советская идеология продвигала. Был подвиг, не было — кто знает. Какой-нибудь Урал-батыр — тоже мифологический персонаж. Ничто не безусловно.
— Расскажите о недавно увидевшей свет «Книге об Уфе и для Уфы».
— Это общественная инициатива. Я вообще считаю, что наш город держится на них. На таких общественных инициативах, как у меня (Музей советского быта. – прим. автора), как у выпустивших этот сборник Олега и Рузанны Самсоновых. На частных предпринимателях, подобных куратору Площади двух фонтанов. Вот он, прекрасный пример того, как можно монетизировать городское общественное пространство и сделать там постоянную культурную площадку. Идея Лайфстайл-центра «Башкирия» тоже принадлежит одному уфимскому предпринимателю.
Мне всегда нравились книги так называемого «самиздата». Самиздата профессионального, качественного. Понятное дело, что в советское время под «самиздатом» подразумевались подпольные, напечатанные на машинке или переписанные от руки копии запрещенных книг. Сейчас под этим понимается несколько другое. Каждый из нас может пойти в типографию и что-то напечатать, не проходя через горнила официального издательства. Но при этом продукт может быть очень качественным.
Интересно то, что изначально Самсоновы на основе уфимских реалий придумали очень интересную настольную игру. Самостоятельно работали с рекламодателями, ведь какое-то количество рекламы все равно должно быть. Правда, многие жалуются на то, что в гиде ее слишком много. Но 10, 15 и даже 20 процентов от общего объема — это нормально, когда книга издается только за счет рекламы. Нужно понимать, что это не бюджетное издание. Зато авторы «Книги об Уфе и для Уфы» очень хорошо систематизировали информацию, разбили ее по разделам. То есть из гида можно получить представление об Уфе, допустим, времен эвакуации, второй мировой войны, узнать, какие объекты связаны с этими периодами истории города.
Думаю, что эта книга придется по вкусу любому, кто хочет что-то посетить в Уфе и даже в ее окрестностях. Когда я приезжаю в другой город с целью его изучения, меня интересует, прежде всего, информация об архитектуре советского периода. У нас же как обычно: вот вам достопримечательности и их список, а какая к какому времени относится, что наиболее значимо, что нет — не поймешь. Все приходится изучать самостоятельно. А в книге все разбито по разделам и темам. Дизайн гида и подача информации сделаны, как говорится, «стильно, модно, молодежно». В общем я считаю, что получился достойный продукт. Да и у нас нечасто выпускаются подобные издания. Огромные бюджеты тратятся на печать презентационного материала, что само по себе скучно и уже давно не актуально.
– Вопрос к Вам как к члену Общественного Совета по сохранению культурного наследия при администрации городского округа Уфы и активисту «Архзащиты Уфы». Насколько важно сохранить историческое достояние?
– Опять же из опыта всевозможных экскурсий могу сказать: первое, что в особенности интересует туристов, прежде всего иностранных — дореволюционное деревянное зодчество, потому что это эксклюзивно, можно сказать, что образец ручного труда. Мало где это удалось сохранить.
Там, где дореволюционное деревянное зодчество смогли сберечь, делаются прекрасные туристические кварталы. Та же самая Казань со Старой Татарской слободой. Понятно, что многое стилизовали и, возможно, не очень хорошо отреставрировали. Тем не менее туристов в первую очередь ведут в этот квартал.
А в Уфе стоит только пойти на улицу Октябрьской революции в районе Телецентра – и вот тебе уже целый квартал. Но эта среда постепенно разрушается. Убрали из квартала один-два дома — и вот остальные уже не вписаны, нет цельной среды.
Этим пользуются застройщики и чиновники. Они начинают говорить, что ни к селу ни к городу стоит оставшийся деревянный дом, новые постройки его подавляют. Давайте, мол, и его снесем. А то, что они за несколько лет до этого уже убрали все вокруг – это конечно, ничего.
И второе, что интересует туристов в городе, — советская архитектура. Дома в стиле пышного сталинского ампира у нас хорошо представлены в Черниковке, там хорошо сохранилась среда. Не хочется, чтобы все эти сталинские пятиэтажки попали под какую-нибудь программу реновации, как хрущевки. В хрущевках тоже есть определенная прелесть – та же дворовая атмосфера 60-х годов прошлого века.
Считаю, что в городе должны быть представлены хотя бы в какой-то степени все культурные слои. Только так можно увидеть, как развивался город. От какого-нибудь Кремля и купеческих зданий через советское прошлое и все то сомнительное, что понастроили в 90-е годы и сейчас.
Из построенного в наше время, единственно можно отметить Конгресс-холл, который я считаю внешне привлекательным и оригинальным объектом, который расположен в интересном месте.
Наверное, общественность должна быть на страже, потому что чиновники, от которых все это зависит, в свою очередь находятся в зависимости от застройщиков, их капитала и устремлений. Однако в России в течение нескольких последних лет появилось достаточно мощное архзащитное движение. Практически одновременно в течение нескольких лет почему-то во всех городах возникли свои организации, и это тоже неспроста. В какой-то момент они объединились.
В Петербурге где-то года три-четыре назад стали проводиться съезды при помощи Фонда имени Д. С. Лихачева, на который ведется активный обмен опытом по борьбе за сохранение объектов культурного наследия. И сейчас практически в каждом крупном городе есть подобные ячейки.
Насколько успешно наша борьба? Есть, конечно, и, победы, и поражения. Тем не менее сейчас уже невозможно вот так взять и просто, как это было в 1990-е годы, абсолютно безмолвно что-то снести. Потому что, во-первых, у нас информационное общество: можно мгновенно при помощи социальных сетей привлечь внимание к любой проблеме. Во-вторых, берется в расчет мнение архзащитников, и если мы поднимаем действительно большую шумиху, власти стараются прийти к какому-то компромиссу. Или, допустим, кто-то из предпринимателей, желая «взять на поруки» здание, обращается к нам за помощью в посредничестве, и мы рассказываем ему о перспективах сохранения этого строения. В общем служим неким медиатором между властью и обществом, представляя интересы последнего.
Насколько сильное влияние имеет наше общественное движение, сложно сказать. Иногда, конечно, у нас опускаются руки. Нужно понимать, что наше общество довольно инертно. Заставить людей не то, чтобы писать письма, а просто сигнализировать в прокуратуру о том, что где-то незаконно сносится здание, непросто. В этом отношении наше население не очень грамотное и ничего в таком случае не старается предпринимать, хотя согласно Конституции каждый имеет право на сохранение культурного наследия. То есть для этого не нужно быть какой-то авторитетной личностью. Любой гражданин может вызвать полицию, если видит, что сносится здание. Точно так же если он становится случайным свидетелем любого другого правонарушения. Многие просто не знают, что обладают таким правом. Получается, что мы каким-то образом повышаем грамотность населения в этих вопросах и призываем обязательно посещать общественные слушания, ведь на это можно повлиять.
– В чем, по Вашему мнению, проявляется патриотизм?
— Сохранение архитектурного наследия — тоже малый патриотизм, в этом проявляется любовь к своей Родине. Понятно, что нужно строить и новое, развиваться. Краеведы в этом отношении не такие ретрограды, какими их пытаются представить архитекторы и другие прогрессивные люди. Я точно нет (смеется). В моем сознании и старое, и новое существуют параллельно. Но я знаю, что фанатики есть по обе стороны. Кто-то призывает сохранять что-то тогда, когда уже необходимо поставить диагноз: «умерла, так умерла».
Патриотизм, любовь к Родине – стремление к сохранению памяти, в каком бы виде она не была — будь то старая открытка, фотография, вещь или здание, улица, квартал, весь город собственно. И это никак не мешает его развитию, потому что у нас еще достаточно много площадей и пустующих мест, где можно развернуться. Хотелось бы, чтобы развивались также микрорайоны.