Игорь Савельев: «Надеюсь, не наступит время, когда Терешкова подаст на меня в суд»

«Все эротические сцены – только в книге»

Напомним, за повесть об автостопщике «Бледный город», которая была опубликована в журнале «Новый мир», Савельев был награжден премией толстовцев «Ясная поляна» и имени Белкина в 2004 году. Игорь дважды становился финалистом престижного литературного конкурса «Дебют».

- Я много лет печатался в литературных журналах, и меня это устраивало, - признается Игорь. - Но на заграничных международных книжных ярмарках, где я бывал, люди не понимают, что такое литературный журнал. Если человека называют писателем, должны быть и книги. Все остальные формы промежуточные, ведь повести и рассказы довольно трудно издать. Издатели не любят сборники, потому что они не очень хорошо продаются. Потому книги у меня долгое время не было. Потом я написал роман «Терешкова летит на Марс», но довольно долго не мог его издать. Сначала хотел опубликовать его в журнале, но там отказываются печатать из-за большого объема. Положили в стол, а потом все-таки он вышел. Тогда я нашел издательство и отправил рукопись: книга готовилась еще около полугода.

- В издательстве редактировали роман?

- Да, но не капитально, по мелочи: перепроверяли какие-то факты, цитаты. Когда мне прислали редактуру, на каждой странице было подчеркнуто по два-три слова, которые предлагали заменить или вычеркнуть. Роман сильно редактировали для «Нового мира», но делали это с конкретной целью – урезать текст, потому что журнал стал стремиться к сокращениям. В итоге роман растянулся всего на два номера. Кстати, когда мои знакомые говорят: «Мы бесплатно прочтем в журнале - он есть в интернете», я отвечаю: «Хорошо, только там многое сокращено, все эротические сцены вырезаны». Тогда соглашаются купить книжку.

- Выход книги повлиял на твою жизнь?

- Конечно, потому что это уже другой уровень читательского внимания. Публикации в литературных журналах, даже если это крутые периодические издания, обычно не известны широкому кругу читателей, их невозможно нигде достать. Книга же продается в 15-ти магазинах в Уфе, а также в Москве и Питере, во всех крупных городах, в Казахстане, на Украине. Недавно был в Москве и зашел в книжный магазин. Когда увидел на прилавке свою книгу - это совершенно другие ощущения.

- Следишь за продажами?

- Да. Первый месяц реализовалась прилично, продали треть тиража. Это считается хорошим показателем для книги такого плана, на втором месяце продажа немного упала. На сегодняшний день продана половина тиража. Если он распродастся, может, будет и второй.

- Гонорар не покрыл затраченную энергию и время?

- Трудно сказать, сколько энергии тратится на написание книги. Если я пишу, все равно продолжаю работать в газете и писать статьи. Я не могу позволить себе полгода не работать, только писать книгу и потом ожидать, что гонорар покроет какие-то расходы. Естественно, сумма все равно меньше, чем то время, которое тратится.

«За границей меня ждет судьба гастарбайтера»

- В последнее время ты часто бываешь за границей. Какие российские писатели там на слуху?

- На иностранные языки переводятся многие, люди типа Быкова, Улицкой, Акунина. Существует, грубо говоря, такой топ-50, но эти книги не очень популярны. В Европе, в частности во Франции, есть много маленьких издательств, которые могут выпустить небольшим тиражом, например, Улицкую. Но сказать, что ее там читают, конечно, нельзя. Есть авторы, которые более популярны, в одно время это были Пелевин и Акунин. Есть специфическая категория авторов, которых никто не знает здесь, но они переводятся там. Литература довольно странного качества, которая изначально писалась на западный рынок.

- Кого-то можешь назвать?

- Про одного такого я слышал. Человек из России приехал во Францию, женился на французской то ли издательнице, то ли журналистке, потом она куда-то его пропихнула. В общем, книги его существуют на французском языке и стоят в магазинах. По отзывам людей – это романы про какие-то ГУЛАГи в Сибири, якобы ныне существующие. Но здесь его никто не знает. Конечно, известны такие имена, как Толстой, Достоевский, Чехов. Классики присутствуют всегда и везде.

- Что думаешь о русской диаспоре?

- Если брать Америку, там люди совершенно со съехавшей крышей, абсолютно травмированной психикой, которым мерещится, что все вокруг агенты ФСБ и их постоянно преследуют. Они все помешаны на политике. Это сугубо американская черта. В Европе такое тоже есть, но немного меньших масштабов. Видимо, эти люди с трудом представляют, что происходит в России, они действительно думают, что якобы все за всеми следят, нет никакой свободы слова. И, очевидно, считают, что и мы должны писать про то, как у нас по улицам ходят медведи. Такое впечатление возникает и у иностранцев, а русские эмигранты это радостно поддерживают. Короче говоря, такой китч.

- Сам общался с эмигрантами?

- Когда мы в Ницце представляли свою книгу, то выступали в русском доме, который держат старые эмигрантки. Везде висят балалайки, стоит самовар… Они с трудом говорят по-русски, кутаются в какие-то цыганские шали. Одна женщина визгливым голосом начала петь какой-то абсолютно пошлый романс. Мы не знали, как сдержаться от смеха. Потом она хвасталась, что ей дипломатической почтой прислали из России рояль. Кстати, туда ходят французы, которые в Ницце занимаются продажей недвижимости или какими-то банковскими делами, которым русский язык нужен для работы, потому что много русских клиентов.

- А местные журналисты имеют представление о России?

- Они постоянно спрашивают нас о политике: про Pussy Riot, про Путина, про Политковскую, про Ходорковского. И ты, как заведенный граммофон, говоришь всем об одном и том же, имеющем отдаленное отношение к литературе. Что касается литературы, могут спросить, кто ваш любимый писатель. Было одно такое интервью. Все задумались, назвали какие-то имена, начиная от Чехова до менее известных, например, Сергея Довлатова, современные имена. Но нам сказали называть имена, известные публике. И мы, как заведенные: Толстой, Достоевский, Чехов. Это их абсолютно устраивает. Например, кто такой Бунин, они не знают.

- Значит, желания перебраться за границу не возникло?

- Чтобы я тоже ходил в какой-нибудь косоворотке? Меня не все устраивает в нашей стране, но, во-первых, у меня нет особой способности к иностранным языкам, я даже английский не могу нормально выучить. А люди, которые плохо знают язык или говорят с акцентом, с трудом вписываются в другую жизнь. Тем более моя специальность все-таки связана с журналистикой, с языком. Во-вторых, в России не настолько ужасная жизнь, чтобы бежать отсюда сломя голову. Не понимаю, ради чего нужно полностью ломать свою жизнь и начинать даже не с нуля, а с положения какого-то гастарбайтера.

«В Париже на Земфиру ходят только русские»

- Какой заграничный вояж особенно запомнился?

- Понравилась поездка во Францию. Некоторые наблюдения за людьми, которые окружали меня, позволили мне создать на будущее один сюжет. Был в Париже на концерте Земфиры. Единственный раз я слушал ее, когда она в 2000 году выступала в Уфе на площади. Оказалось, что безумно сложно найти билеты, через интернет они не продаются. Пришлось по всему Парижу искать кассы. Концерт был в небольшом клубе - чуть меньше нашего «Колизео», но народу было очень много. Публика собралась довольно странная. Это были непосредственно фанаты Земфиры, которые с ней повсюду ездят многие годы. Что меня особенно поразило, это женщины в возрасте - лет за 40. Остальная публика – русская молодежь из Парижа, которая, по-моему, ходит на все концерты. Забавно было наблюдать, как какая-то девочка, несмотря на роуминг, весь концерт транслировала по телефону подруге в России. Заметил, что Земфира не отличается какой-то особой душевностью общения с поклонниками.

- Что из недавно прочитанного тебя зацепило?

- Василий Аксенов. Что-то перечитывал, что-то читал впервые, и некоторые вещи неожиданно понравились. О чем-то я слышал, но не придавал этому значение.

- Какие последние законопроекты могут повлиять на литературу?

- Есть абсолютно разные законы, но все они преследуют общую цель. Закон об ограничении информации, законопроект об оскорблении чувств верующих, запрет пропаганды гомосексуализма… Я периодически думаю, чем это закончится. Если по этим причинам ограничат некоторые СМИ, то затронет ли это литературу? Потому что эта область пока практически ничего не затрагивает, на обложках книг еще даже «18+» не пишут. Хотя, видимо, скоро начнут. Может быть, настолько закрутят гайки, что завтра Терешкова подаст на меня в суд, например, за использование фамилии, и книги изымут из продажи.

- Все-таки в стране нет свободы слова, гарантированной Конституцией?

- Она есть, но абсолютной свободы слова нигде нет, даже на западе, просто есть разные степени ее ограничения. Она становится более ограниченной, чем раньше. Абсолютная свобода слова может развить политическую конкуренцию, что невыгодно властям. Конечно, им не хотелось бы, чтобы деятельность какого-нибудь Навального освещалась прессой. Массовость каких-то явлений, тех же митингов, вызвана исключительно тем, что люди что-то прочитали в газетах или узнали с помощью интернета или соцсетей. Если бы всего этого не было, на площади бы вышли в 100 раз меньше человек. Сейчас все это ужесточается. Например, повышаются штрафы. Одна из действенных тактик – штрафовать людей, которые вышли на митинги не на 5 тысяч рублей, а на 200, чтобы человек десять раз подумал, прежде чем выйти на улицы города.

- Как думаешь, молодежь понимает, что происходит в стране?

- Это ни для кого не секрет. Власть пытается удержаться, поэтому закручивает гайки, но в наше время полностью их закрутить не получится. В связи с развитием социальных сетей невозможно слишком жесткое ограничение свободы слова. Я думаю, ситуация и дальше будет балансировать на грани между частичной свободой слова и несвободой.

- Тебе не нравится то, что происходит?

- Конечно, не нравится. И дело даже не в том, что Путин пошел на третий срок или разгоняются митинги в Москве и в Петербурге. Поскольку я работаю в правовой газете, вижу, что люди абсолютно беззащитны перед беззаконием. Когда, например, в редакцию приходит какая-нибудь бабушка и плачет, что риэлторы отобрали квартиру. Недавно был случай, когда наводчиками у черных риэлторов работали участковые. Вот это беззаконие царит абсолютно на бытовом уровне. Поэтому вызывает такое массовое недовольство.

«Следующий роман станет полубредовым абсурдом»

- Твои частые загранкомандировки не отражаются на личной жизни?

- Не выгнала ли меня жена из дома? Еще нет, - смеется Игорь. - Естественно, я хотел бы ездить поменьше. Просто так получилось, что я был в нескольких поездках подряд в рамках международной программы премии «Дебют». Это утомительно с точки зрения личной жизни, когда жену не вижу по три недели, плюс на работе приходится постоянно договариваться. Но, во-первых, это компенсируется тем, что меня перевели и издали за рубежом, во-вторых, ты видишь разные страны. Хотя обычно там такой плотный график, что ничего не успеваешь увидеть.

- Ты постоянно бываешь за рубежом, работаешь в газете, пишешь книги. Как все успеваешь?

- С трудом. При таком графике на написание книг времени практически не остается. На коленке можно написать, например, статью. Но писать художественный текст довольно трудно. В голове все время нужно держать кучу каких-то деталей. Нужно постоянно вникать в текст, перечитывать. Поэтому одно время писал мало. Обычно при таком графике я пишу один-два рассказа в год. Но сейчас хочу ускориться, потому что издательство проявляет ко мне интерес. В идеале они хотят сделать авторскую серию моих книг, которая ожидается к 2015 году. Так что надо написать еще две-три книги. Сейчас я пишу новый роман, и нужно постараться закончить его в марте-апреле.

- О чем он будет?

- О молодом человеке, который в молодости занимался кавээном, а теперь работает инженером. В итоге он все равно возвращается в КВН. Это такая полубредовая, полуфантастическая вещь с элементами абсурда.

- Как выбираешь темы для будущих книг?

- Это зависит от жанра. Обычно мне в голову приходит какой-нибудь сюжет. Для короткого рассказа он может вырасти из какого-то впечатления или интересной истории, которую услышал. Как правило, он не сложный, точнее не масштабный. А для романа нужна какая-то идея, которая вырастает постепенно и наполняется какими-то микросюжетами. То есть разными ситуациями, в которые попадают герои. Теоретически то, что пишется для рассказа, в качестве частей может включаться и в роман.

- Есть что-то, в чем ты черпаешь вдохновение?

- Наверное, нет. Вдохновение – штука относительная. Я понимаю его только как настроение писать или не писать. Бывает, когда ничего не можешь написать, потому что для этого нет настроения, настроя на текст. В голове ничего не работает, ничего хорошего не получается. Бывает наоборот, когда настрой на роман или рассказ, он пишется и пишется хорошо. Но глобального вдохновения у меня не бывает. Если брать роман, то это текст, который требует большой подготовительной работы: надо продумывать, что к какой главе отнести, найти какие-то факты. Это такая механическая работа, которую нельзя делать только в зависимости от того, есть вдохновение или нет.

- Бывает такое, что полученную информацию ты начинаешь обдумывать в качестве материала для рассказа или романа?

- Да, бывают такие мысли. Обычно я их записываю или запоминаю, когда, например, кто-то рассказал интересную историю, какие-то цепляющие детали. Есть даже специальная тетрадь и не одна. Бывает, всплывают вещи, которые ты давно записал, а сейчас они очень уместны.

«Сегодня идет политизация литературы»

- Какие тенденции прослеживаются в современной литературе?

- Сейчас идет политизация литературы. Все пишут о протестах, о борьбе. Это началось давно, но массовым стало сейчас. На премии «Дебют» в этом году говорили, что поступило очень много произведений такого плана. И мой редактор в издательстве это подтверждает. Видимо, что волнует общество больше всего, то и становится материалом для литературы. Многие стали интересоваться политикой. Как правило, любые формы постмодернизма сейчас не очень популярны. Молодые авторы стараются писать подчеркнуто реалистично, чуть ли не документально, сейчас это такой тренд. Есть даже термин «новый реализм», который непонятно чем отличается от старого. Еще термин «нон-фикшн», невыдуманная литература, сейчас тоже очень популярна, это фактически документалистика.

- Как думаешь, нужна литература в мире цифровых технологий?

- Цифровые технологии не меняют суть, многие читают электронные книги. Понятно, что когда век телевидения, читателей гораздо меньше, но люди все равно читают. На западе, наверное, стали меньше читать, чем раньше, но по большому счету литературе ничего не угрожает. Можно сказать, что и журналистика никому не нужна, потому что популярны блоги. Зачем тогда нужны газеты и журналы? Точно так же когда-то говорили, что театр умрет, потому что появился кинематограф. Я думаю, с литературой ничего не должно случиться.

- Может ли российский автор написать произведение, которое взорвет весь мир, например, как «Гарри Поттер»?

- Единственная оговорка, что Джоан Роулинг писательница из Великобритании и «Гарри Поттер» - англоязычное произведение, поэтому у него шансы были гораздо выше, чем, допустим, у подобного русского. Все издатели мира читают на английском, и это открыло ему все двери. Естественно, произведению, написанному на русском, будет сложнее куда-то попасть. И даже если сделать хороший перевод, не факт, что это сработает. В России книга, типа «Гарри Поттера», появиться не сможет. Это такая универсальная история, в ней нет ничего сугубо английского.

- На премию «Дебют» можно прорваться с первого раза?

- Почему бы и нет. Понятно, что там бывает элемент лотереи. Из всего потока, может быть, тысяча рукописей представляет какой-то интерес. Совсем плохие тексты, которые никуда не годятся, видно сразу, их довольно просто отсеять, и таких текстов большинство - примерно 70 процентов. Но бывают ситуации, когда в лонг-лист, например, по номинации «Проза» должны войти 10 человек, а у них 20 равных кандидатов. Приходится выбирать, и, по сути, начинается лотерея.

- Молодым авторам стоит серьезно заниматься литературой?

- Это зависит от того, чего они хотят. Если из принципа заработать денег, наверное, не стоит. Но есть люди, для которых литература – это призвание. И для них время сейчас более благополучное, чем 15-20 лет назад. Есть куча проектов по поддержке молодых писателей. Если человек написал хороший текст, то так или иначе он будет замечен на премии «Дебют». Есть какие-то форумы молодых писателей, поощрения, стипендии. Если сравнивать с теми, кто начинал в 90-х, раньше ничего такого не было. По-моему, Дмитрий Быков писал, что литература превратилась для молодежи чуть ли не в единственный социальный лифт, где человек может многого добиться, не имея никакой поддержки: ни богатых родителей, ни связей. Потому что в других сферах давно уже все куплено-перекуплено и достичь чего-то крайне сложно.

- Считаешь литературу своим призванием?

- Наверное, да. По крайней мере, я с детства всегда что-то писал. Но не люблю представляться писателем. Это слово какое-то пафосное, поэтому я стараюсь его не употреблять. Но я занимаюсь литературой и являюсь им по роду деятельности. Правда, очень туманно себе представлял, как может выглядеть литературный успех. Если честно, до сих пор плохо представляю, потому что у этого успеха есть какие-то ступеньки, и никогда нельзя достичь вершины. Можно получить какую-то премию, относительную известность в своем городе, но при этом ты видишь, что лестница наверх не заканчивается. Нет такого, как в кино: снялся в фильме и проснулся звездой, все тебя узнают. Есть какая-то лестница, но не очень понятно, что находится на самой вершине и что является абсолютным успехом в этой области.

Альбина ИБАТУЛИНА.