«Будет приказ — пойдём дальше»: ставропольчане о службе на Донбассе

Путь к месту дислокации российских военных петляет по проселочным дорогам, покрытых легкой как мука пылью. Едущую впереди в 30 метрах машину в этом облаке просто не видно, как за дымовой завесой. «Дворники» не справляются, оставляя на лобовом стекле почти непрозрачные разводы. В лесопосадке, рассекающей два огромных поля, стоят накрытые маскировочными сетями танки Т-80. Экипажи заняты тем, чем танкисты занимаются 90 процентов времени службы — обслуживанием техники.

Ставропольчанин Виталий не очень похож на «человека войны». Внешность совсем не героя боевика, в манере общения нет ничего особо брутального, но речь выдает человека, мыслящего категориями «приказ» и «доклад» — все исключительно по делу. О годах армейской и военной жизни рассказывает так же, как любой обыватель рассказывал бы, как он строил дачу или делал в квартире ремонт.

Вы в армии уже долго?

— Достаточно.

Достаточно для чего, в цифрах это сколько?

— У меня 21 календарь.

Двадцать один что?

— Двадцать один календарный год, служу уже столько.

А эта военная операция не первая?

— Не первая. В 2014-м я был в Луганске, на танке.

А потом?

— Потом Сирия была. В 2017–2018 годы, в батальоне военной полиции. А здесь с самого начала, с февраля, по основной специальности — на танке. Заходили мы сюда на технике по штатному расписанию — на Т-72 у нас был батальон, здесь вот сейчас осваиваем «восьмидесятки» (танк семейства Т-80 — прим. ред.).

Дома на Ставрополье давно были?

— Давно. Я из города Михайловск, Шпаковский район, сейчас это уже, считай пригород Ставрополя, меньше десяти километров. В самом Ставрополе любил бывать, на главной площади там красиво, а еще лес. Пять гектаров живого леса в самом центре, такое не в каждом городе увидишь.

Чем эта спецоперацию отличается от остальных кампаний, в которых приходилось участвовать?

— Масштабом, в первую очередь, ну и вообще есть своя специфика. Здесь сейчас в основном работают артиллерия и минометы, у них главная роль. Но это имею в виду в целом на данном этапе, а так-то бывает по-разному.

Есть мнение, что танки здесь часто используются просто как «быстрая пушка на гусеницах», это правда?

— Не настолько часто. Да, бывают периоды в ситуации на фронте, что просто артиллерия работает на 10-15 километров и все. Но это временно. Когда начинается активная фаза, танки используется по прямому назначению — как машина прорыва. И тогда у нас до противника километр–два, то есть это практически прямой наводкой и стопроцентное попадание.

У вас случались танковые дуэли?

— Лично у меня в этот заход пока нет, а в батальоне случались.

Потери были?

— Были. Без них не бывает. Но подбитая машина это не значит, что весь экипаж «двухсотый», в основном — контузии, ожоги. Осколочных мало, такая у танкистов специфика.

Чем противник отличает от того, чем он был в 2014-м?

— В первую очередь, составом. Сейчас у них здесь и ВСУшники, и националисты. Тогда ВСУшников было меньше, все больше «нацики». По танкам и оснащению, у них преимущественно Т-64-ки модернизированные, с тепловизорами. По подготовке, я считаю, у них не очень, не супер-профи. Недооценивать их не надо, конечно, но нужно понимать специфику. Например, стойкость, мотивированность у них есть, особенно у «нациков», они хорошо обработаны психологически. Так что нацбаты часто стоят упорно, до последнего, в отличие от ВСУшников. А вот дисциплины в целом у них нет.

А то, что западное оружие сейчас пошло, на вас как-то сказывается?

— Да они его всегда получали. Но половина пользоваться этим оружием толком не умеет. Мы часто находим те же «Джавелины» целые, без пистолетных рукояток, с разряженными батареями. Ну и плюс, часто это оружие и снаряжение каких-то сильно старых годов. Похоже, часто им просто сплавляют неликвид какой-то.

Пленных вы лично видели?

— Видел. В плену ведут себя спокойно, понимают, что в общем, им тут ничего не угрожает. В основном ВСУшники, парнишки молодые, по 18-20 лет, по 25 лет встречаются. Это те, кого по призыву забрали в армию, воевать они особо не хотят.

Что, по-вашему, будет победой? Где должен остановиться фронт, чего мы должны добиться, каких обещаний с той стороны?

— Не знаю насчет обещаний, они не умеют обещать и выполнять. А наша победа будет заключаться в защите русскоязычного населения на всей территории.

Семья сильно волнуется, пока вы здесь?

— Волнуется, конечно. Но у меня супруга сама с Луганска. Так что она-то понимает, что сейчас происходит и зачем это все. Если понадобится, сама будет патроны подносить.

Недалеко от танкистов расположились в лесополосе «реактивщики», системы залпового огня «Град». Специалисту по артиллерийской разведке Олегу 24 года, он из Новоалександровска Ставропольского края. «Моя задача тут понять, где находится цель с помощью приборов и беспилотников, дать расчетам машин координаты для ведения огня» — описывает он свои рабочие обязанности.

Наше интервью начинается, когда расчет одного «Града» готовится к стрельбе — в ракеты, уже установленные в направляющие, ввинчивают взрыватели. Бампер грузовика «Урал», на котором смонтирована пусковая установка, украшает образчик незамысловатого солдатского юмора — надпись «местами град». Когда машина готова, мы выдвигаемся вслед за ней на позицию посередине засеянного поля. Залп из «Града» — это несколько секунд, за которые из окутанной дымом и пылью машины с надсадным воем вылетает 40 ракет. После этого нужно покидать точку как можно быстрее — вполне возможно, что инструментальная или воздушная разведка противника засекла место, откуда прилетел «привет».

Говорят, что по беспилотникам перевес у противника, у нас их не хватает. Есть такая проблема?

— У нас конкретно нет. Есть специальное подразделение беспилотников, работаем вместе с ними. Получаем от них данные, выехали, отстрелялись, обратно уехали, пока ответка не прилетела. Прилетает по-разному, иногда быстрее, иногда нет. Бывает, минут через десять. Но отъезжаем сразу.

А по вам прилетало?

— Прилетало, но чуть-чуть мимо. Здесь вопрос, кто первым нашел цель, но у нас разведка все-таки пока лучше работает, чем у них.

А как результативность определяется? Беспилотником?

— Да, беспилотник или корректировщики. Мы сами видели результат своей работы, нам показывали видео. Обычно цели — пехота, грузовики, техника. Броне-то мы ничего особо не можем сделать РСЗОшкой, не тот боеприпас.

В дивизионе были потери?

— Были. Тут боевые действия, не учения же.

Как быт тут устроен?

— Нормально, жить можно. Жарко, конечно, как дома, спать в спальниках проблемно поэтому. А без спальника комары жрут, ужас просто. А так всего хватает. Связь есть, можно родным звонить.

Чем собираетесь заниматься после спецоперации?

— Продлевать контракт, у меня еще два года. Дослужим, дальше посмотрим. Вижу для себя военную карьеру, в военный ВУЗ поступать не планирую, также на контракте останусь.

Как думаете, надолго все это?

— Да кто ж сейчас точно скажет, хотелось надеяться, что к концу года закончится, но это маловероятно.

Чем?

— Нашей победой. Восстановим границы ДНР/ЛНР, это понятно, а потом трудно сказать. Будет приказ идти дальше — пойдем дальше.