Дети 72-летней Татьяны Пономаревой из Сибая уверены: их мама могла бы прожить еще долго, если бы за нее не взялись медики Сибайской ЦГБ. И это не преувеличение.
— Я всегда думала, что врачи должны верить в спасение их пациентов, поэтому была в шоке, когда услышала от лечащего врача моей мамы в больнице Айгуль Лукмановой: «Мы на лучшее никогда не надеемся, мы только настраиваемся на худшее». На сайте больницы написано, что она является педиатром. Боюсь представить, как она обращается с детьми, если говорит такое взрослым родственникам пациентов, — делится тяжкими воспоминаниями жительница Сибая Ольга Н., дочь Татьяны Пономаревой.
Телефонные разговоры с врачами дети пациентки записывали, так что за точность цитат могут поручиться.
«Здесь такой бардак!»
Айгуль Лукманова оказалась одним из нескольких врачей, который взялся лечить 72-летнюю Татьяну Федоровну Пономареву, поступившую в начале сентября этого года в ковид-госпиталь Сибайской ЦГБ. Женщина занемогла 31 августа — повысилась температура, появились слабость и незначительный кашель. К слову, в сентябре, когда спадет жара, она хотела вакцинироваться, но не успела.
2 сентября Татьяне Федоровне вызвали домой терапевта, взяли у нее ПЦР-тест, подтвердивший заражение коронавирусом. 4 сентября внучка помогла ей съездить на компьютерную томографию, выявившую 15% поражения легких, вечером же бабушку госпитализировали. При этом у нее были давление 120/70, температура 37,5 градусов, сатурация 93. Отметим, что ПЦР-тест, сделанный при поступлении в больницу, коронавируса уже не выявил, хотя за его достоверность ручаться трудно.
Сначала маму положили на четвертый этаж ковид-госпиталя. Мы часто созванивались. Мы приносили передачи, общались с родственниками других пациентов. Они переживали из-за того, что до их близких (особенно до лежачих пациентов) не полностью доходят передачи — пропадают подгузники, салфетки и прочие предметы. Я вспомнила, что всего полмесяца назад в этом же ковид-госпитале лечилась моя знакомая, и ей тоже несколько раз принесли неполные передачи, по дороге куда-то пропали контейнеры для еды и баночка мёда. Еще я вспомнила, какие фотографии присылала она из больницы — с не отстиранными от кровавых пятен простынями, которые ей достались сразу после поступления в госпиталь. И тут я ужаснулась, ведь теперь в этой обстановке оказалась моя мама! говорит Ольга.
Получив после смерти мамы на руки копию её больничной истории болезни, Ольга тщательно изучила каждую страницу и не без оснований предположила, что многие записи в истории болезни были сделаны без осмотра пациентки. Так, если верить записям, с 5 по 15 сентября Татьяна Федоровна чувствовала себя великолепно — температура 36,6, сатурация 94-95, давление 120/80. За это время у нее сменились три врача. Двумя первыми были Билалов и Хисамова. Терапевты в часы, отведенные для созвона с родственниками пациентов, неизменно сообщали, что с Татьяной Федоровной всё в порядке, хотя Ольга по телефонным разговорам понимала, что это не так, с каждым разом маме становилось все труднее дышать и говорить. Она сетовала, что медики заставляют надевать кислородную маску, в которой ей почему-то было трудно дышать.
13 сентября третьим врачом Татьяны Федоровны стала Зиля Латыпова — единственный медик, о котором её родственники вспоминают с теплом и благодарностью.
После первого же осмотра мамы Зиля Загировна сообщила, что кислородная маска у нее оказалась повреждена, поэтому она не получала в полной мере кислород и могла испытывать затруднения с дыханием. Значит, предыдущие терапевты и прочий медперсонал просто игнорировали ее жалобы и даже не подумали проверить, как работает кислородная маска!негодует дочь пациентки.
После того, как неисправность кислородной маски устранили, дышать Татьяне Федоровне стало чуть полегче.
14 сентября в историю болезни снова был вписан благополучный отчет о самочувствии Татьяны Федоровны рукой врача-уролога Иноятова, видимо, дежурившего в «красной зоне». При этом Ольга снова отметила, насколько ослабел мамин голос, когда общалась по телефону.
— Мама пыталась шутить, а потом вдруг вздохнула и тихонько сказала: «Знаешь, дочь, если я отсюда выйду, я столько всего расскажу, здесь такой бардак!». К сожалению, мы больше ее живой так и не увидели, — со слезами в голосе произносит Ольга.
«Мы лечим по протоколу»
15 сентября пациентку Пономареву внезапно перевели на второй этаж, причем, судя по документам, с теми же вполне приличными показателями: температура 36,6, давление 120/80, сатурация 94.
Ее новым лечащим врачом стала та самая Айгуль Лукманова, которая как раз и ошарашила родственников советом надеяться на худшее.
— По её словам, состояние мамы теперь уже было стабильно тяжелым. Мы стали спрашивать, в чем дело, почему произошло такое резкое ухудшение здоровья, а она ответила: «А что вы хотите? Возраст!». Я возмутилась: «И что теперь? Как вы можете так говорить, ведь у вас там не роботы лежат, у которых срок годности вышел. Что значит — возраст? Ведь у нее хорошее самочувствие было, не было ни давления, ни температуры!». Мы допытывались, что нужно принести, какие лекарства достать, аппараты для дыхания, что-то еще. В ответ врач Лукманова сказала, что мама ни в чем не нуждается, у нее всё есть, якобы она только что хорошо покушала и за ней обеспечен тщательный уход. А насчет лекарств врач сказала: «Не нужно никаких дополнительных лекарств, мы лечим по протоколу», — вспоминает Ольга.
После такого разговора она поняла, что дело совсем плохо.
Ведь при наличии коронавируса у каждого больного есть еще свои сопутствующие заболевания, при которых нельзя принимать ряд препаратов, рекомендованных для лечения ковида. Однако абсолютное большинство врачей Сибайской ЦГБ, с которыми мы общались во время пребывания там мамы, видимо, об индивидуальном подходе к больным не слышали либо просто не хотели тратить лишнее время на пациентов (тем более пожилых — не зря же доктор Лукманова сказала про возраст!). Еще я обратила внимание, что среди докторов в больнице почти не осталось людей с более-менее солидным опытом работы, сейчас там работают сплошь вчерашние студенты, вот и лечат «по протоколу», подчеркнула Ольга.
Когда Татьяна Федоровна перестала брать трубку, обеспокоенные родные нашли номер мобильника женщины, которая лежала с их мамой в одной палате на втором этаже. И от нее, к своему ужасу, узнали, что мама почти постоянно лежит, уже с трудом разговаривает, ничего не кушает и не может даже попить чай, потому что при переезде с четвертого этажа была потеряна ее кружка и еще ряд вещей. О том, чтобы дать стакан тяжело больной пациентке, нуждающейся в обильном питье, никто из медперсонала не позаботился.
— Мы стали звонить и жаловаться везде, куда только можно. После этого на маму, наконец-то, обратили внимание, но, видимо, было уже поздно. Ей измерили сатурацию и внезапно оказалось, что она понизилась до 87%. Сразу же перевели в реанимацию, там ей стало как будто получше. Она даже спрашивала у реаниматолога, можно ли проголосовать на выборах 19 сентября. А через несколько дней, 25 сентября, её не стало. Реаниматолог сказал нам, что мама поступила к нему уже в слишком тяжелом состоянии, — с тяжелым сердцем вспоминает Ольга.
В заключении о смерти основным диагнозом пациентки указана внебольничная двусторонняя полисегментарная пневмония вирусной этиологии, осложненная дыхательной недостаточностью 3 степени. Сопутствующими диагнозами указаны Covid-19, цереброваскулярная болезнь и гипертония второй степени. Последний диагноз родственников озадачил, если вспомнить, что у пациентки стабильно было давление 120/80.
Сын Татьяны Федоровны Алексей, работавший ранее следователем, решил провести независимую экспертизу лечения матери и увез все документы на эту тему в другой регион, где сейчас живет и работает. В ближайшее время дети Татьяны Федоровны намерены обратиться в Следственный комитет с заявлением о расследовании обстоятельств лечения и смерти мамы.
— Вы знаете, мама всегда следила за своим здоровьем. Она много лет проработала главным бухгалтером в администрации города, пользовалась уважением. При этом последние дни жизни мама провела в больнице, столкнувшись с чудовищным равнодушием и некомпетентностью медиков. И мы не сможем об этом забыть. Пусть за свои действия и бездействие ответят и врачи, игнорировавшие пациентку, и главный врач Радик Надыргулов, который, судя по всему, совершенно не контролирует происходящее на этой «фабрике смерти». Мы очень хотим, чтобы в нашей больнице наладилась стабильная ситуация, чтобы люди не боялись туда приходить на лечение, а медики относились к ним, как к своим близким, — пояснили дети Татьяны Пономаревой.
«Хирург пошел в отказ»
Тем временем появились новости о расследовании дела по факту смерти семилетнего мальчика после операции по удалению аппендицита, проведенной в Сибайской ЦРБ, о котором мы рассказывали ранее.
Напомним, почти два месяца назад, 12 октября, в Сибайской ЦГБ скончался семилетний мальчик. Как следует из рассказа родителей, поздно вечером 10 октября родители доставили в приемный покой больницы ребенка с жалобами на сильные боли в животе. Дежурный хирург Вагиз Загидуллин осмотрел его, не нашел никаких показания для проведения операции и отправил домой с рекомендациями принимать лекарства. На следующее утро ребенку стало хуже. Родители снова приехали в больницу.
Хирург Талгат Ахметов убедился, что живот мальчика стал уже твердым как камень, однако не спешил оперировать. Ребенку сделали клизму, а потом «решили понаблюдать», тем временем сильные боли у ребенка никак не прекращались. В итоге на операционный стол он попал только в десятом часу вечера. Молодые врачи (один из них — хирург Ахметов, а второй — ортопед-травматолог Кидрасов) не смогли найти аппендицит, который был расположен под печенью, и позвали на помощь 70-летнего коллегу Михаила Григорьевича Кустова. К тому моменту аппендикс уже лопнул, и у ребенка развился перитонит. После операции малыша перевели в реанимацию, ночью он умер.
Родители встречались с главным врачом Сибайской ЦГБ Радиком Надыргуловым, который на протяжении 40 минут старался убедить их, что врачи не виновны в смерти их сына. По мнению главврача, причиной смерти ребенка стал тромб в легком, который мог появиться после перенесенного им коронавируса. Родственники записали общение с ним и с хирургом Ахметовым на телефон, так что откреститься от сказанного уже не получится.
У нас работают знакомые в этой больнице, они рассказали, что на экспертов, которые делали вскрытие тела нашего ребенка, оказывалось давление. Их уговаривали подтвердить в качестве причины смерти легочную тромбоэмболию. Но мы думаем, что наш малыш умер из-за сепсиса крови вследствие перитонита. Когда мы ходили в морг за заключением о смерти, пообщались там с пожилым патологоанатомом. Как только он услышал, что мы пришли по поводу умершего мальчика с аппендицитом, сразу замахал руками и сказал, что у него от этой истории «уже голова кругом». Он заявил, что указал в заключении «перитонит», все биоматериалы отправлены в Уфу, а сам он будет увольняться, рассказала корреспонденту Mkset родственница умершего мальчика.
Сейчас, по словам родственников мальчика, следователь намерен провести очную ставку родителей ребенка с хирургом Сибайской ЦГБ Вагизом Загидуллиным, дежурившим в приемном покое в первый день, когда привезли юного пациента с болями в правом боку. Родители утверждают, что хирург после осмотра исключил у него аппендицит и подтвердил основной диагноз, поставленный до этого участковым педиатром, — ротовирусная кишечная инфекция.
— Он выписал лекарства для лечения ротовирусной инфекции, посоветовал принять но-шпу, если боли не утихнут, и отправил нас домой. У нас даже сохранился чек из аптеки. Когда мама ребенка попросила сделать ему УЗИ, Загидуллин сказал, что в больнице нет нужного специалиста. Хотя потом, уже после смерти нашего малыша, главврач пояснил, что это не так, узиста в экстренных случаях вызывают из дома. Теперь же хирург Загидуллин пошел в отказ и заявил следователю, что ничего подобного не было, что он якобы велел родителям «понаблюдать за самочувствием ребенка до утра и, если боли не пройдут, приехать снова». Но это не правда! — возмущаются родственники мальчика.
Получить комментарий у руководства Сибайской ЦРБ по-прежнему нереально. Оттуда журналистов отправляют прямиком в минздрав РБ, а теперь еще и в Следственный комитет, который ход расследования не комментирует. Семья умершего мальчика заключила договор с адвокатом и настроена добиться справедливости.
Mkset продолжает следить за ситуацией.