Далеко ли до Таллина? После «переписи» народов в Башкирии недосчитались эстонцев
20 августа 2013, 23:19
К саммитам ШОС-БРИКС институт этнологических исследований при уфимском научном центре РАН получил заказ на создание большой энциклопедии народов, населяющих Башкирию. Научный труд, который сами этнографы называют не иначе, как «перепись народов», должен быть готов к 2015 году. Первые результаты этноисследований раскрыли новую «национальную карту»: в Башкирии почти полностью исчезли эстонцы. Вместе с некогда зажиточными хуторами, прекратила существование одна из самых старинных и процветающих прибалтийских диаспор на Урале.
Царские сынки
73 года назад летом в Уфу доставили президента независимой Эстонии Константина Пятса. Советская власть посчитала нужным отправить бывшего главу ЭР с семьей подальше от границы, чтобы немцы не подняли его имя на щит национально-освободительного движения.
Почему местом ссылки была выбрана столица советской Башкирии, доподлинно неизвестно, но есть предположение, что именно потому, что здесь в те времена проживала наибольшая эстонская диаспора.
В Уфе Пятс прожил с семьей с 1940 по 1941 год. Крестьяне из числа эстонских переселенцев, узнав о том что в столице БАССР в ссылке находится экс-глава ЭР, потянулись к нему с ходатайствами и прошениями. В Уфе он жил в доме № 37 на Коммунистической улице, в пятикомнатной квартире с сыном Виктором, его женой Хелгой и двумя внуками - четырехлетним Хенну и семилетним Матти. Ему оказывали почести, но в то же время чекисты негласно пытались выяснить настроения Пятса, и делали это в том числе и скрытно, при помощи подосланных агентов – псевдокрестьян, втиравшихся к нему в доверие. Сам экс-президент просил власти Башкирии выпустить на лечение в Швейцарию или Италию своих детей и внуков. Как пишет эстонская газета Eesti Ekspress, Пятс наивно полагал, что он, как президент, может быть интересен большим политикам, и в очередном ходатайстве комиссару НКВД Башкирской Автономной Республики предложил себя обменять на Эрнста Тельмана в Германии. Однако все ходатайства остались без ответа.
- Сын Константина Пятса Виктор Пятс внимательно следил за международной обстановкой, не скрывая, что ждет скорейшего нападения Германии на Советский Союз. По наивности он верил, что рано или поздно поедет за границу, чтобы начать там работать и воспитывать своих детей, и поскольку он не считает себя подданным Советского Союза, то его примут или в Англии, или в Голландии, или Америке, - пишет издание. - Если Виктор не мог держать язык за зубами, то старый Пятс был скуп на слова, и почти никогда не вступал с агентами в беседу. В конце мая 1941 года местные органы безопасности признали, что Пятс в Уфе не сказал ничего интересного ни о бывших министрах, ни о вражеской деятельности иностранных разведок.
По материалам агентурного дела, подготовили план по вхождению в доверие к Пятсу некоего агента «Макса», фамилия которого в деле замарана, и не установлена. «Макс» - учитель эстонского языка в давлекановском колхозе «Сяде», был 60-летним сыном рыбака, его жена под агентурной кличкой «Линда», брат которой был некогда офицером в Эстонии.
- План по вхождению в доверие к семье Пятсов сработал превосходно: якобы случайно встретившись с Виктором Пятсом на рынке, они разговорились на эстонском языке, и последний пригласил «Макса» и «Линду» на свою квартиру, успев обругать хреновую жизнь в России и похвалить Эстонию, которой теперь угрожает полнейшая русификация, - продолжает Eesti Ekspress. - Когда же гости пришли на квартиру Пятсов, Константин откровенно признался, что «судьба занесла меня сюда, но скоро мои страдания закончатся - сражения между Германией и Англией скоро разрешат вопрос в пользу моего возвращения. Англия уже почти разбита».
А через четыре дня после начала войны, 26 июня 1941 года Пятса арестовали вместе с семьей, и предъявили обвинение в работе на немецкую разведку на территории Эстонии против СССР.
- Лишь бы немцы только захватили Эстонию – и они тут же потребуют меня как бывшего президента и выдадут за меня множество пленных, - говорил в те дни Пятс.
Пятса отправили по этапу, а позже он умер в психиатрической больнице в Тверской области, Виктора и Хельгу Пятсов посадили во внутреннюю тюрьму НКВД в Уфе, а их сыновей Хенну и Матти отправили в детский дом на улице Кирова, 37. В 1944 году Хенну умер от голода и по некоторым данным похоронен на Сергиеевском кладбище. Позже мать Матти была отправлена в лагерь под городом Туринска Свердловской области, а вернувшись в 1946 году забрала выжившего сына из уфимского детдома и вернулась в Таллин. Матти Пятс вспоминает, что в детдоме его с братом обзывали «царскими сынками», поскольку слова «президент» никто не понимал.
Интересно, что когда Матти Пятс выдвинул свою кандидатуру в президенты Эстонии, и его спрашивали об отношении к России, бывший пленник не нашел плохих слов, и наоборот рассказал, что со многими выходцами уфимского детдома поддерживает дружбу.
В 2009 году на стене дома на улице Коммунистической установили памятную табличку в честь Константина Пятса и его семьи.
Как там, на хуторе
Сегодня в Башкирии почти не осталось эстонцев, ранее с восторгом встретивших президента своей исторической родины. В РБ теперь проживает всего 219 человек этой национальности. О причинах исчезновения одной из крупнейших диаспор рассказал доктор исторических наук, завотделом этнографии института имени Кузеева Ранус Садиков.
- Выходцы из Эстонии и Латвии появились в Башкирии почти одновременно, - говорит он. - В конце 19 века еще при царской администрации, на своей родине они лишились земель и многие ехали за лучшей долей в Россию.
В дореволюционной Башкирии выходцы из прибалтийских губерний покупали земли в Белебеевском и Бирском уездах, частично эти территории сегодня входят в состав Пермского края. Эстонские хутора были в нынешних Месягутовском, Стерлибашевском и Альшеевском районах. Уфимский крестьянский поземельный банк открывал переселенцам ссуды на покупку наделов, и уже к 1897 году здесь официально проживали 617 эстонцев.
- Прибалты и в советское время селились на Урале, например в Челябинской области, но это были депортированные, - говорит доктор Садиков. - Башкирия стала единственным национальным регионом Российской Империи, принявшая большую группу свободных переселенцев из Эстонии.
В отличие от латышей, которые до сих пор сохранили в Башкирии диаспору и национальные поселки, наподобие деревни Ауструм, эстонцев в РБ сегодня почти не осталось.
- Было больше десятка эстонских деревень. Первое поселение - Крымский хутор в Альшеевском районе появился в 1893 году. Нужно понимать, что такое эстонская деревня в отличие от традиционных русских и башкирских. Эстонские крестьяне привезли с собой привычное им административное устройство. Они селились хуторами, которые и составляли деревни, - говорит Ранус Рафикович. – Деревня насчитывала несколько хуторов, а между ними были поля-наделы.
Хутора были самыми разными – от больших до нескольких домов, затерянных в бескрайних полях.
По воспоминаниям пастора Августа Ниголя, в 1902 году был основан хутор Эстонка Нигаматуллинской волости Белебеевского уезда в пяти верстах от Крымского хутора, он насчитывал всего четыре хозяйства и 25 человек. Названия хуторам давались тоже самые разные. Например, поселок Тигазино от эстонского «tihane» - «синица», хутор Калев от Kalev – имени эпического героя из эпоса «Калевипоэг», хутор Койт от «koit» - «заря», хутор Сядэ от «sade» - «искра».
Известно, что в Бирский уезд переселенцы попали по газетным объявлениям, арендовали у местных землю, а получив банковский заем, выкупили наделы. В Стерлитамакском уезде переселенцы с острова Сааремаа и Тартуского уезда вместе с латышами основали совместную колонию. Для этого в поземельном банке был взят крупный кредит. Кстати, местные считают, что свое название поселок Банковка получил от слова «банк», так как жители выкупили землю у башкир за счет кредитов. Впрочем, этнологи говорят, что Банковку назвали в честь мыса Panga на том же острове Сааремаа. Кстати при присоединении к Союзу Эстония отдала остров Красной армии для размещения военно-морских баз, но уже в 1941 году весь островной архипелаг был занят немцами.
- Чем занимались прибалтийские крестьяне?
- Белебеевские эстонцы выращивали пшеницу, бирские – рожь, просо, гречиху, разводили скот. Диаспора торговала в Уфе маслом, сыром, мясом. До коллективизации они показали великолепную модель частного сельского хозяйства: в отличие от местных, эстонцы изначально были «заточены» под конкурентный рынок, также как и хозяйства латышей и немцев. Эстонцы не допускали банкротств и исправно платили по банковским кредитам. Их диаспора считалась одной из самых крупных и богатых в Башкирии.
Прибалты одни из первых начали использовать механизацию – например разбросные сеялки, жатвенные машины и молотилки с конным приводом, и даже трактора. По меркам дореволюционных лет – невиданное дело.
Корни предков
Колонисты из Прибалтики привезли не только свое самоуправление, но и лютеранскую церковь: в поселениях возводились молитвенные дома, а из Уфы и Самары приезжали служить пасторы.
- Почти все крестьяне имели образование, - рассказывает Ранус Садиков. - Считалось нормальным, что до вступления в брак молодые люди должны были выучить грамоту, арифметику и священное писание.
В 1920 году при губисполкоме создали эстонскую секцию при отделе по делам национальностей. К 1939 году эстонская диаспора официально насчитывала 1302 членов, а эстонскую молодежь власти активно привлекали в комсомольское движение. В том же 1939 году власти запрещают преподавание в школах на эстонском, латышском и немецком языках.
- В то время прибалты начали бояться указывать свою национальность, а к окончанием фамилий добавляли на русскоязычный манер «-ов». Вот, например, мы нашли свидетельство о рождении одного из членов крупной семьи Тимм. Во всех графах документа кто-то позже дописал окончание и они стали «Тиммовы», - вспоминает г-н Садиков.
Интересно, что эстонцы не заключали межэтнических браков, исследователи из института этнографии говорят, что свадьбы даже между эстонцами и латышами были исключительным явлением.
В первый раз эстонцы потянулись на родину в годы довоенной независимой Эстонской республики, тогда была объявлена так называемая «оптация» - свободная смена гражданства, эстонцы получили право возвращения.
- Если эстонцам хорошо жилось, почему они потянулись назад?
- Начались голод и разруха, гражданская война и экспроприация, - объясняет ученый. - В то же время есть данные, что советская власть чинила препятствия их возврату на родину и мешала продавать имущество. Тогда в первую волну уехала в основном интеллигенция.
Исследователи нашли редкие архивные документы – протоколы беспартийных конференций «трудящихся эстов Уфимской губернии» проводившихся в 1920 году.
На них колонисты открыто заявляют, что им «от советской власти ничего не нужно», и «новую политику – не понимают». Большевики вступили в конфликт не с традиционным укладом прибалтийской деревни, а с церковью, но это явление было повсеместным для тех лет. В колониях поощряются так называемые «красные свадьбы» и отказ от крещения детей.
В те же годы башкирские эстонцы открыто рассуждают о массовом переезде в «Золотую Эстонию», советская власть этому явлению дала термин «реэвакуация на родину» и приказала повсеместно заниматься «просвещением национальных меньшинств». Исследователи говорят, что даже в разгар коллективизации, прибалты сохранили дисциплину и вписались в новую советскую жизнь. Отчет эстонской ячейки ВЛКСМ 1927 года о деревни Линда говорит, что «молодежь выпивает только по праздникам, хулиганства нет, и взрослые граждане тоже такие». В деревне открывались новые предприятия – маслодельное и сыроваренное товарищества. Неудивительно что большевики обратили внимание на дисциплинированных эстонских крестьян – в колониях читали лекции лучшие агрономы, выписанные из Уфы и завозились минеральные удобрения. Одним словом, советской власти эстонцы понравились.
Сегодня из всех поселений остались одна-две деревни. Мелкие хутора ликвидировали во время коллективизации, или объединили с более крупными селами.
- В 60-70 годы упразднялись неперспективные деревни, - рассказывает г-н Садиков. - В числе их оказались эстонские. Например, в Давлекановском районе была крупная зажиточная эстонская деревня Сядэ, но с объявлением ее неперспективной, закрытием школы и отключением электричества, начался исход. Впрочем, добротные дома эстонцев раскупались жителями соседних деревень.
С 70 годов прошлого века эстонцы выбывали целыми семьями в Эстонскую ССР, но тогда это была одна страна, и проблем с возвратом на родину у них не было. В 90-е годы, в последний исход, выехала оставшаяся молодежь.
Из эстонских поселений осталась деревня Линда в Альшеевском районе. Как рассказал доктор Садиков, о том, что здесь когда-то жили этнические прибалты, свидетельствуют деревенские погосты – лютеранские кресты с одной перекладиной и каменные надгробия с надписями в готическом стиле.
От хуторов же остались только фундаменты домов.
- Мы два года исследовали «эстонский вопрос» и встречались с потомками колонистов, некоторые старики неожиданно плакали, узнав, что мы приехали изучать их историю, - говорит г-н Садиков.
Вернутся ли когда нибудь эстонцы на насиженные места, неизвестно. Сегодня прибалты смотрят больше на Европу, чем на Восток, куда в начале века стремились их предки. Социологи говорят, что исход был необратим, и пути назад нет: поехать на подработки даже на самую грязную работу в Европу прибалты считают лучшим вариантом, нежели вернуться к фермерству в российской глубинке.
Зато появилось новое явление. Состоявшиеся на Западе эстонцы едут в Башкирию искать корни своих предков. Говорят, что периодически в некоторых сельсоветах заезжают прибалты с просьбой помочь найти архивные документы и остатки родовых хуторов.
Дмитрий КОЛПАКОВ.
73 года назад летом в Уфу доставили президента независимой Эстонии Константина Пятса. Советская власть посчитала нужным отправить бывшего главу ЭР с семьей подальше от границы, чтобы немцы не подняли его имя на щит национально-освободительного движения.
Почему местом ссылки была выбрана столица советской Башкирии, доподлинно неизвестно, но есть предположение, что именно потому, что здесь в те времена проживала наибольшая эстонская диаспора.
В Уфе Пятс прожил с семьей с 1940 по 1941 год. Крестьяне из числа эстонских переселенцев, узнав о том что в столице БАССР в ссылке находится экс-глава ЭР, потянулись к нему с ходатайствами и прошениями. В Уфе он жил в доме № 37 на Коммунистической улице, в пятикомнатной квартире с сыном Виктором, его женой Хелгой и двумя внуками - четырехлетним Хенну и семилетним Матти. Ему оказывали почести, но в то же время чекисты негласно пытались выяснить настроения Пятса, и делали это в том числе и скрытно, при помощи подосланных агентов – псевдокрестьян, втиравшихся к нему в доверие. Сам экс-президент просил власти Башкирии выпустить на лечение в Швейцарию или Италию своих детей и внуков. Как пишет эстонская газета Eesti Ekspress, Пятс наивно полагал, что он, как президент, может быть интересен большим политикам, и в очередном ходатайстве комиссару НКВД Башкирской Автономной Республики предложил себя обменять на Эрнста Тельмана в Германии. Однако все ходатайства остались без ответа.
- Сын Константина Пятса Виктор Пятс внимательно следил за международной обстановкой, не скрывая, что ждет скорейшего нападения Германии на Советский Союз. По наивности он верил, что рано или поздно поедет за границу, чтобы начать там работать и воспитывать своих детей, и поскольку он не считает себя подданным Советского Союза, то его примут или в Англии, или в Голландии, или Америке, - пишет издание. - Если Виктор не мог держать язык за зубами, то старый Пятс был скуп на слова, и почти никогда не вступал с агентами в беседу. В конце мая 1941 года местные органы безопасности признали, что Пятс в Уфе не сказал ничего интересного ни о бывших министрах, ни о вражеской деятельности иностранных разведок.
По материалам агентурного дела, подготовили план по вхождению в доверие к Пятсу некоего агента «Макса», фамилия которого в деле замарана, и не установлена. «Макс» - учитель эстонского языка в давлекановском колхозе «Сяде», был 60-летним сыном рыбака, его жена под агентурной кличкой «Линда», брат которой был некогда офицером в Эстонии.
- План по вхождению в доверие к семье Пятсов сработал превосходно: якобы случайно встретившись с Виктором Пятсом на рынке, они разговорились на эстонском языке, и последний пригласил «Макса» и «Линду» на свою квартиру, успев обругать хреновую жизнь в России и похвалить Эстонию, которой теперь угрожает полнейшая русификация, - продолжает Eesti Ekspress. - Когда же гости пришли на квартиру Пятсов, Константин откровенно признался, что «судьба занесла меня сюда, но скоро мои страдания закончатся - сражения между Германией и Англией скоро разрешат вопрос в пользу моего возвращения. Англия уже почти разбита».
А через четыре дня после начала войны, 26 июня 1941 года Пятса арестовали вместе с семьей, и предъявили обвинение в работе на немецкую разведку на территории Эстонии против СССР.
- Лишь бы немцы только захватили Эстонию – и они тут же потребуют меня как бывшего президента и выдадут за меня множество пленных, - говорил в те дни Пятс.
Пятса отправили по этапу, а позже он умер в психиатрической больнице в Тверской области, Виктора и Хельгу Пятсов посадили во внутреннюю тюрьму НКВД в Уфе, а их сыновей Хенну и Матти отправили в детский дом на улице Кирова, 37. В 1944 году Хенну умер от голода и по некоторым данным похоронен на Сергиеевском кладбище. Позже мать Матти была отправлена в лагерь под городом Туринска Свердловской области, а вернувшись в 1946 году забрала выжившего сына из уфимского детдома и вернулась в Таллин. Матти Пятс вспоминает, что в детдоме его с братом обзывали «царскими сынками», поскольку слова «президент» никто не понимал.
Интересно, что когда Матти Пятс выдвинул свою кандидатуру в президенты Эстонии, и его спрашивали об отношении к России, бывший пленник не нашел плохих слов, и наоборот рассказал, что со многими выходцами уфимского детдома поддерживает дружбу.
В 2009 году на стене дома на улице Коммунистической установили памятную табличку в честь Константина Пятса и его семьи.
Как там, на хуторе
Сегодня в Башкирии почти не осталось эстонцев, ранее с восторгом встретивших президента своей исторической родины. В РБ теперь проживает всего 219 человек этой национальности. О причинах исчезновения одной из крупнейших диаспор рассказал доктор исторических наук, завотделом этнографии института имени Кузеева Ранус Садиков.
- Выходцы из Эстонии и Латвии появились в Башкирии почти одновременно, - говорит он. - В конце 19 века еще при царской администрации, на своей родине они лишились земель и многие ехали за лучшей долей в Россию.
В дореволюционной Башкирии выходцы из прибалтийских губерний покупали земли в Белебеевском и Бирском уездах, частично эти территории сегодня входят в состав Пермского края. Эстонские хутора были в нынешних Месягутовском, Стерлибашевском и Альшеевском районах. Уфимский крестьянский поземельный банк открывал переселенцам ссуды на покупку наделов, и уже к 1897 году здесь официально проживали 617 эстонцев.
- Прибалты и в советское время селились на Урале, например в Челябинской области, но это были депортированные, - говорит доктор Садиков. - Башкирия стала единственным национальным регионом Российской Империи, принявшая большую группу свободных переселенцев из Эстонии.
В отличие от латышей, которые до сих пор сохранили в Башкирии диаспору и национальные поселки, наподобие деревни Ауструм, эстонцев в РБ сегодня почти не осталось.
- Было больше десятка эстонских деревень. Первое поселение - Крымский хутор в Альшеевском районе появился в 1893 году. Нужно понимать, что такое эстонская деревня в отличие от традиционных русских и башкирских. Эстонские крестьяне привезли с собой привычное им административное устройство. Они селились хуторами, которые и составляли деревни, - говорит Ранус Рафикович. – Деревня насчитывала несколько хуторов, а между ними были поля-наделы.
Хутора были самыми разными – от больших до нескольких домов, затерянных в бескрайних полях.
По воспоминаниям пастора Августа Ниголя, в 1902 году был основан хутор Эстонка Нигаматуллинской волости Белебеевского уезда в пяти верстах от Крымского хутора, он насчитывал всего четыре хозяйства и 25 человек. Названия хуторам давались тоже самые разные. Например, поселок Тигазино от эстонского «tihane» - «синица», хутор Калев от Kalev – имени эпического героя из эпоса «Калевипоэг», хутор Койт от «koit» - «заря», хутор Сядэ от «sade» - «искра».
Известно, что в Бирский уезд переселенцы попали по газетным объявлениям, арендовали у местных землю, а получив банковский заем, выкупили наделы. В Стерлитамакском уезде переселенцы с острова Сааремаа и Тартуского уезда вместе с латышами основали совместную колонию. Для этого в поземельном банке был взят крупный кредит. Кстати, местные считают, что свое название поселок Банковка получил от слова «банк», так как жители выкупили землю у башкир за счет кредитов. Впрочем, этнологи говорят, что Банковку назвали в честь мыса Panga на том же острове Сааремаа. Кстати при присоединении к Союзу Эстония отдала остров Красной армии для размещения военно-морских баз, но уже в 1941 году весь островной архипелаг был занят немцами.
- Чем занимались прибалтийские крестьяне?
- Белебеевские эстонцы выращивали пшеницу, бирские – рожь, просо, гречиху, разводили скот. Диаспора торговала в Уфе маслом, сыром, мясом. До коллективизации они показали великолепную модель частного сельского хозяйства: в отличие от местных, эстонцы изначально были «заточены» под конкурентный рынок, также как и хозяйства латышей и немцев. Эстонцы не допускали банкротств и исправно платили по банковским кредитам. Их диаспора считалась одной из самых крупных и богатых в Башкирии.
Прибалты одни из первых начали использовать механизацию – например разбросные сеялки, жатвенные машины и молотилки с конным приводом, и даже трактора. По меркам дореволюционных лет – невиданное дело.
Корни предков
Колонисты из Прибалтики привезли не только свое самоуправление, но и лютеранскую церковь: в поселениях возводились молитвенные дома, а из Уфы и Самары приезжали служить пасторы.
- Почти все крестьяне имели образование, - рассказывает Ранус Садиков. - Считалось нормальным, что до вступления в брак молодые люди должны были выучить грамоту, арифметику и священное писание.
В 1920 году при губисполкоме создали эстонскую секцию при отделе по делам национальностей. К 1939 году эстонская диаспора официально насчитывала 1302 членов, а эстонскую молодежь власти активно привлекали в комсомольское движение. В том же 1939 году власти запрещают преподавание в школах на эстонском, латышском и немецком языках.
- В то время прибалты начали бояться указывать свою национальность, а к окончанием фамилий добавляли на русскоязычный манер «-ов». Вот, например, мы нашли свидетельство о рождении одного из членов крупной семьи Тимм. Во всех графах документа кто-то позже дописал окончание и они стали «Тиммовы», - вспоминает г-н Садиков.
Интересно, что эстонцы не заключали межэтнических браков, исследователи из института этнографии говорят, что свадьбы даже между эстонцами и латышами были исключительным явлением.
В первый раз эстонцы потянулись на родину в годы довоенной независимой Эстонской республики, тогда была объявлена так называемая «оптация» - свободная смена гражданства, эстонцы получили право возвращения.
- Если эстонцам хорошо жилось, почему они потянулись назад?
- Начались голод и разруха, гражданская война и экспроприация, - объясняет ученый. - В то же время есть данные, что советская власть чинила препятствия их возврату на родину и мешала продавать имущество. Тогда в первую волну уехала в основном интеллигенция.
Исследователи нашли редкие архивные документы – протоколы беспартийных конференций «трудящихся эстов Уфимской губернии» проводившихся в 1920 году.
На них колонисты открыто заявляют, что им «от советской власти ничего не нужно», и «новую политику – не понимают». Большевики вступили в конфликт не с традиционным укладом прибалтийской деревни, а с церковью, но это явление было повсеместным для тех лет. В колониях поощряются так называемые «красные свадьбы» и отказ от крещения детей.
В те же годы башкирские эстонцы открыто рассуждают о массовом переезде в «Золотую Эстонию», советская власть этому явлению дала термин «реэвакуация на родину» и приказала повсеместно заниматься «просвещением национальных меньшинств». Исследователи говорят, что даже в разгар коллективизации, прибалты сохранили дисциплину и вписались в новую советскую жизнь. Отчет эстонской ячейки ВЛКСМ 1927 года о деревни Линда говорит, что «молодежь выпивает только по праздникам, хулиганства нет, и взрослые граждане тоже такие». В деревне открывались новые предприятия – маслодельное и сыроваренное товарищества. Неудивительно что большевики обратили внимание на дисциплинированных эстонских крестьян – в колониях читали лекции лучшие агрономы, выписанные из Уфы и завозились минеральные удобрения. Одним словом, советской власти эстонцы понравились.
Сегодня из всех поселений остались одна-две деревни. Мелкие хутора ликвидировали во время коллективизации, или объединили с более крупными селами.
- В 60-70 годы упразднялись неперспективные деревни, - рассказывает г-н Садиков. - В числе их оказались эстонские. Например, в Давлекановском районе была крупная зажиточная эстонская деревня Сядэ, но с объявлением ее неперспективной, закрытием школы и отключением электричества, начался исход. Впрочем, добротные дома эстонцев раскупались жителями соседних деревень.
С 70 годов прошлого века эстонцы выбывали целыми семьями в Эстонскую ССР, но тогда это была одна страна, и проблем с возвратом на родину у них не было. В 90-е годы, в последний исход, выехала оставшаяся молодежь.
Из эстонских поселений осталась деревня Линда в Альшеевском районе. Как рассказал доктор Садиков, о том, что здесь когда-то жили этнические прибалты, свидетельствуют деревенские погосты – лютеранские кресты с одной перекладиной и каменные надгробия с надписями в готическом стиле.
От хуторов же остались только фундаменты домов.
- Мы два года исследовали «эстонский вопрос» и встречались с потомками колонистов, некоторые старики неожиданно плакали, узнав, что мы приехали изучать их историю, - говорит г-н Садиков.
Вернутся ли когда нибудь эстонцы на насиженные места, неизвестно. Сегодня прибалты смотрят больше на Европу, чем на Восток, куда в начале века стремились их предки. Социологи говорят, что исход был необратим, и пути назад нет: поехать на подработки даже на самую грязную работу в Европу прибалты считают лучшим вариантом, нежели вернуться к фермерству в российской глубинке.
Зато появилось новое явление. Состоявшиеся на Западе эстонцы едут в Башкирию искать корни своих предков. Говорят, что периодически в некоторых сельсоветах заезжают прибалты с просьбой помочь найти архивные документы и остатки родовых хуторов.
Дмитрий КОЛПАКОВ.
Подпишитесь