Медиакорсеть публикует истории нескольких семей, чьи судьбы оказались перепаханы политическими репрессиями.

Воспоминания о трагических событиях, которыми была охвачена вся наша страна примерно 80 лет назад, к сожалению, преимущественно принадлежат старшему поколению. Молодежь, которая в последние годы, благодаря фильмам, прониклась уважением к истории Второй мировой войны, при этом имеет весьма приблизительное представление о политических репрессиях тех лет.

Между тем, за период с конца 20-х до начала 50-х годов ХХ века в Башкирии, по официальным данным, были репрессированы больше 50 тысяч человек. И это только те, кому непосредственно были вынесены судебные приговоры. Вместе с ними хлебнули лиха и семьи, в одночасье ставшие после ареста близкого человека «членами семьи врага народа». Женщины, которые не отреклись от репрессированных мужей, отцов и братьев, как правило, подлежали выселению в спецпоселки, дети попадали в детдома. Живыми возвращались не все. Те, кто выжил, повинуясь инстинкту самосохранения, вколоченному тюремным конвоем, не спешили делиться воспоминаниями с родными. А дети и внуки не стремились их расспрашивать, пока это было возможно.

Медиакорсеть предлагает вниманию читателей воспоминания на эту тему, которые удалось найти.

Летом 2018 года исполнится 80 лет после расстрела группы знаменитых писателей Башкирии, осужденных в 1937 году в составе «националистической повстанческой организации». В один день, 10 июля 1938 года, были расстреляны писатели Даут Юлтый, Габдулла Амантай, Губай Давлетшин, Тухват Янаби. До и после них погибли и другие участники данного «дела», сфабрикованного органами безопасности после прилетевшего из Москвы упрека в отсутствии бдительности. Сотрудники журнала «Ватандаш» не так давно опубликовали воспоминания Ролены Ломакиной-Амантаевой, дочери репрессированного башкирского поэта и ученого Габдуллы Амантая, которая скончалась несколько лет назад.

– Я была совсем маленькой, когда отца арестовали, но в моей памяти он остался как самый добрый, дорогой и близкий человек. Все остальное – чем жил, к чему стремился и что любил мой папа, я бережно, по крупицам, собирала многие годы, – вспоминала Ролена Габдулловна.

Поводом для ареста Габдуллы Амантая, который в те годы руководил НИИ языка и литературы в Уфе, стал прием на работу знаменитого историка, 70-летнего академика Матвея Любавского, сосланного в Башкирию из Москвы после «заговора ученых». Такая «политическая близорукость» дорого стоила Амантаю.

– Я росла болезненным ребенком, мучили приступы малярии. Потом врачи обнаружили у меня начальную форму туберкулеза и дистрофию. С проверкой в детдом пришел врач из наркомата здравоохранения – женщина из бывших кремлевских врачей, сосланных в Башкирию по «горьковскому» делу. Она меня осмотрела и спросила: «Как довели девочку до такого состояния? Она же не эвакуированная!». Выписала дополнительное питание –полдник и устроила в детский туберкулезный санаторий в Зеленой Роще. Здесь я немного поправила свое здоровье, снова стала заниматься танцами, – вспоминала Ролена Габдулловна.

В детдоме зимой было очень холодно, печки еле грели. Сырые дрова в них шипели до утра. Окна частично были забиты фанерками. Одеяла тонкие, кровати из досок кишели клопами. Полы мыли холодной водой из бочки в умывальной комнате с цементными полами, доски, на которых спали, скребли большими ножами, сделанными из обломков кос.

– Были одно ведро и одна тряпка на всех дежурных. Бывало, моя очередь на тряпку и ведро доходила только в 3 часа ночи… С едой было плохо, всегда хотелось есть. Завтрак – хлеб, кипяток и пять коричневых витаминок. Обед – суп из мерзлой картошки с солеными помидорами. На второе – тушеная капуста на воде и чай. Хлеб черный с какой-то примесью. На ужин – котлетки из мерзлой картошки, которые называли «тошнотиками». Уфимские дети вечерами сбегали домой. Мы ели за них «тошнотики», оставляя им хлеб. До 7 класса всех стригли наголо из-за вшей, – жуткие воспоминания отпечатались в памяти дочери расстрелянного писателя.

Весной от голода дети съедали крапиву, вкусно пахнувшую огурцом, и всю остальную траву на территории детдома, все побеги американского клена во дворе. Большим событием стало появление свинарника при детдоме. Ребята помогали пасти свиней, собирали заплесневелые сухари, которые привозили на корм скотине, и ели.

После Победы эвакуированные воспитанники и приезжие воспитатели уехали. Ролену забрала в свою семью и удочерила одна уфимка, поменяв девочке фамилию и имя, чтобы никто не знал, из какой она семьи. Новая мама вела весьма свободную жизнь и однажды, ничего не сказав приемной дочери, заперла дом и уехала куда-то с офицером.

Через несколько лет, уже позврослев, она съездила в Нальчик к своей родной матери. При встрече они даже не обнялись, мать не прижала Ролену к себе. За много лет они стали чужими людьми друг для друга.

Семье другого репрессированного жителя Башкирии – жителя Баймакского района Башкирии Ибрагима Яхина после его ареста тоже было больше не суждено воссоединиться.

Он был членом партии, работал фининспектором райнархозучета. О нем вспоминали, как о хорошем и честном и человеке, как и о многих других жертвах системы, в одночасье объявленных вредителями.

Семейство Яхиных незадолго до ареста во время поездки на ярмарку.

За Ибрагимом Яхиным черный «воронок» приехал 29 июня 1939 года в три часа ночи и навсегда увез от семьи – жены и пятерых детей, живших в селе Абдрахманово. Как считают родственники, арестовали его по доносу кого-то из соседей. Колхозного фининспектора обвинили в подрывной работе против советской власти, но до расстрела все же дело не дошло.

– Деда приговорили к восьми годам ссылки без права переписки и отправили на лесоповал в Карелию, – рассказал Медиакорсети внук репрессированного, майор милиции в отставке Иршат Хужаберганов, задавшийся целью собрать историю своей семьи.

Как выживали тогда семьи без кормильца, нам, людям ХХI века, трудно представить. Работали все от мала до велика, не покладая рук, а жили все равно впроголодь. Дети собирали колоски на поле, выкапывали мерзлую картошку, собирали травы и ягоды, пекли лепешки из лебеды. Помощи семье «врага народа» ждать было неоткуда. Один ребенок в семье Яхиных умер от болезни.

– В 1942 году моя мама, которой исполнилось 15 лет, уже вышла замуж за парня из соседней деревни, с которым познакомилась на сельхозработах. Как говорили в те годы, одним ртом в семье стало меньше, – говорит Иршат Зайгабдинович.

– В одном из архивов с информацией о жителях Баймакского района тех лет я нашла запись о семье Яхиных из села Абдрахманово. В ней упоминается главой хозяйства Галия. Такая запись в те времена всегда означала трагедию – значит, хозяин либо погиб, либо арестован, – пояснила Римма Буранбаева, много лет собирающая сведения о фронтовиках, и тоже являющаяся дальней родственницей Ибрагима Яхина.

Много сведений, к сожалению, о нем пока найти не удалось. Известно, что из ссылки Ибрагим Яхин домой, в Башкирию, так и не ввернулся. Остался в Прибалтике и обзавелся там другой семьей. Видимо, решил начать новую жизнь. Бывало и такое в те годы.

А вот Галия Яхина замуж больше так и не вышла, посвятив всю свою жизнь детям и внукам.

91-летняя уфимка Александра Ахтямовна плачет, когда вспоминает 1937 год, когда репрессировали ее отца, Ахтяма Абхаликова. Тогда она видела отца в последний раз.

Из архивной выписки протокола 18-го заседания правительственной комиссии по рассмотрению жалоб и пересмотру материалов раскулаченных хозяйств по Бирскому кантону от 27 июля 1930 года можно восстановить сведения о семье Абхаликовых. По документам выходило, что Ахтяма арестовали за разбазаривание скота.

– В семье 5 человек, трудоспособных – 4, имеет пашни надельной 11 десятин, всего посева – 7,25 десятин. Лошадей – 4, коров – 2, мелкого скота – 15 голов. Доход от сельского хозяйства – 398 рублей. Дохода с %-ной надбавкой – 757 рублей. Сельсоветом имущество оценено в 673 рубля. Хозяин Абхаликов наемного труда не применял. Отношение к советской власти – не лояльное, – говорится в документе.

Ахтяма, как злостного врага народа, приговорили к расстрелу. Родным в похоронке сообщили, что он умер от воспаления легких. Поверить в это, конечно, никто не мог. Только спустя многие годы семья Абхаликовых получила свидетельство о смерти Ахтяма, в которой причиной его кончины был указан расстрел по необоснованному обвинению. Где его могила, до сих пор неизвестно.

Дом Абхаликовых конфисковали. А позже отдали под сельскую школу. Вдову с детьми буквально вышвырнули на улицу. В родном селе Шелканово, что в Бирском районе, ее с детьми под страхом репрессий приютили родственники. Через какое-то время, не выдержав страданий и позора, мама девочки умерла. Старших братьев и сестер Саши никуда не брали на работу. А сама она так и не закончила школу. Во многом из-за того, что была дочерью кулака. Читать и писать научилась от разных людей.

Бабушка Александра рассказывает, что до сих пор помнит всех, кто обижал ее обзывал дочерью "врага народа". Тогда это считалось страшным ругательством. Фото Артура Салимова.

– Я помню, как в школе меня дразнили, обзывали, – вспоминает Александра Ахтямовна. – Тыкали в меня пальцем, кричали, что я – дочь врага народа, кулака, и мне не место ни в школе, ни в деревне. Я до сих пор помню своих обидчиков... Один из них — мой сверстник, деревенский сосед, потом умер от алкоголизма.

Когда началась Великая Отечественная война, на фронт ушел старший двоюродный брат, в семье которого приютили Сашу, а через полгода он вернулся домой инвалидом. Саша в то время работала в колхозе в родной деревне. Спустя два года ее вместе с другими подростками отправили на тыловые работы в поселок Первомайский Свердловской области, на «Уралмашзавод».

Своего репрессированного отца Александра уже почти не помнит. Сегодня у бабушки большая семья - растут уже два правнука. Фото Артура Салимова.

Вдруг лицо Александры Ахтямовны озарилось улыбкой – вспомнился один случай.
– Однажды летом, помню, наши ребята купались в озере. Они давно облюбовали это место. Мы им завидовали, ведь своей бани у нас не было, а помыться очень хотелось. Наконец, мы решились и всей толпой побежали купаться на озеро. Напугали мальчишек, они убежали. Вот тогда мы вдоволь накупались! – улыбается бабушка Александра.
Рядом располагалась целая деревня ссыльных. С особой благодарностью Александра вспоминает репрессированных крестьян, тоже из «кулаков», живших рядом. Иногда заводские ходили к ним, помогали по хозяйству, копали картошку, а те в ответ давали хлеб и ведро той же картошки.

– Какая же это была для нас радость! – вспоминает Александра Ахтямовна. – Ничего вкуснее с тех пор не пробовала!
А еще рядом находился лагерь пленных немцев.

Когда наступил долгожданный День Победы, было раннее утро. Девочки были еще в бараке, собирались на работу.

– Помню, как кто-то влетел к нам с радостной вестью, тут же все начали громко кричать от счастья, смеяться, плакать, обниматься. Конечно, нас не сразу отправили домой. Но мы, помню, от радости победы начали еще усерднее трудиться. Домой я вернулась спустя несколько месяцев, – вспоминает Александра Ахтямовна.

За свою жизнь она вырастила троих детей, имеет пять внуков и уже двух правнуков.

– Самое главное, о чем я говорю своим родным и близким, чтобы все жили дружно и были здоровы. Самые счастливые моменты во всей моей жизни – это когда наша семья собирается вместе за общим столом. И не дай Бог вам знать, что такое война… Врагу не пожелаешь того, что мы пережили.

В июле 1949 года у четы Развеевых родился старший сын Борис. По окончании срока Развеева-старшего они уехали к родне в Уфу. Поселились в подвале площадью 30 кв. метров, где уживались 16 человек, – вместе с их семьей другие родственники. Борис Филаретович занимался охотой, Аврора Ивановна работала продавцом. В 1954 году в семье родился младший сын Виктор. Прожили в подвале больше 20 лет.

Борис Развеев-младший вспоминал, как в юности часто пытался доказать, что место его рождения Магадан не является позорным клеймом, пока не понял: важно вовсе не это, а то, кто ты есть на самом деле. Во время учебы на юрфаке университета он произнес фразу, шокировавшую комсомольское окружение: нужно думать о том, что мы есть, а не о том, что мы строим, подразумевая коммунизм. Оппоненты потом пропесочили его в комсомольской прессе, назвав пособником фашистов. К счастью, это были времена оттепели, когда за вольнодумство уже не расстреливали и не сажали. Зато всячески старались заставить быть «как все».

Однако перевоспитывать Развеева было бесполезно. В ответ он «откалывал» новые номера вроде знаменитой прогулки по центральным улицам Уфы с поросенком на поводке и будильником на ноге.

– Наверное, когда я умру, на моей могиле поставят поросенка и напишут: «Эта свинья вывела его в люди», – шутил он много позже.

– Борис Развеев был отцом уфимской тусовки, самым волосатым и в то же время самым разумным и начитанным человеком, – говорит друг его молодости Юрий Шевчук.

Поворотным в биографии Развеева стало знакомство с лагерным товарищем отца –диссидентом Петром Якиром, сыном репрессированного красного командира, и другими его единомышленниками.

Священнослужение молодой Борис Развеев открыл для себя позднее, но не как форму протеста, а скорее, как наиболее верный, хотя и сложный способ изменить мир к лучшему. Впрочем, многие знакомые, помня его прогулки с поросенком и прочие «фокусы», до последнего так и не верили в искренность решения Развеева стать священником. И он всю жизнь доказывал это преодолением испытаний, которые не заставляли себя долго ждать.

Подпись, поставленная им в середине 70-х годов под письмом советских диссидентов, адресованным главе Всемирного совета церквей доктору Поттеру, помешала Развееву поступить в духовную семинарию. Пришлось работать дворником, сторожем, приемщиком посуды. Как оказалось, все это время он был «под колпаком».

Дурацкая попытка сэкономить от безденежья и купить авиабилет по студенческому билету друга обернулась шестью месяцами заключения в колонию общего режима.

– Я получил срок за то, что нанес государству ущерб в 11 рублей без признаков хищения. Серьезную подножку я сделал советской экономике. Она с тех пор уже не оправилась, – вспоминал с улыбкой Развеев. Мало кто сомневался, что эта судимость стала местью КГБ за его подпись под письмом Поттеру.

Освободившись, Развеев решил во что бы то ни стало получить работу по специальности – юристом. Случайные заработки или подработки сторожем не позволяли прокормить семью. Получив отказ в нескольких местах, он отправил дерзкое обращение председателю Совета министров Башкирии Зекерие Акназарову. Написал про фашистские методы уфимского КГБ и пообещал сообщить в американский конгресс о преследовании верующих людей в Советском Союзе.

Работу ему вскоре дали. Рассказывают, что разозлившийся не на шутку Акназаров, изучив досье Развеева, начертал на нем резолюцию: «Найти возможность для привлечения к уголовной ответственности».

Через два года, зимой в 1984-ом, не без помощи доносчиков из числа приятелей Развеева обвинили в «антисоветской агитации и пропаганде, организации антиобщественной группы под видом проповеди вероучений, с нанесением ущерба здоровью граждан». По воспоминаниям его тогдашнего соратника - священника Всеволода Чаплина, под обвинением подразумевалось, в частности, намерение создать нелегальную семинарию для изучения православной литературы. После 10 месяцев следствия Борис Развеев был приговорен к четырем годам лишения свободы в колонии строгого режима.

В заключении его с завидной регулярностью навещали сотрудники КГБ, уговаривали публично отречься от убеждений в обмен на досрочное освобождение.

В конце концов, он сдался и в 1986 году выступил с заявлением, что осужден за конкретное преступление, а вовсе не за религиозные убеждения, и вовсе не считает себя противником советского строя. Это заявление показали в новостях по первому каналу Центрального телевидения СССР.

Многие единомышленники от Развеева тогда отвернулись, работы по-прежнему не было. Единственное облегчение – ему позволяли читать молитвы в храме. В какой-то момент от безысходности он уже собрался уехать с семьей из страны. Все изменила встреча с епископом Никоном, согласившимся рукоположить Развеева. Он поручил начинающему священнику сначала восстановить храм в небольшом селе. Тот справился и получил наказ возродить уфимский храм Рождества Богородицы на улице Кирова в Уфе, где многие годы находился кинотеатр «Йондоз».

Это сегодня кафедральный собор стал достопримечательностью Уфы, а в начале 90-х годов его реставрация казалась утопией. Здание даже собирались снести, проложив на его месте бульвар генерала Шаймуратова в соответствии с утвержденным генпланом города.

Председатель Верховного Совета Башкирии Муртаза Рахимов лично побывал на стройплощадке. Ему сообщили, что там не только восстанавливают церковь, но и собираются строить православную школу. Рахимов возмущенно заявил, что в мусульманской республике такого быть не должно. Отец Борис нашелся, что ему возразить.

Разъяренная делегация уехала, а Развеев решил отправить с нарочным письмо в Москву главе российского правительства Виктору Черномырдину.

Пока его обращение рассматривалось в столице, Развееву пришлось вместе с несколькими прихожанами даже стоять на пути бульдозеров, защищая храм. Все время, пока судьба собора висела на волоске, отец Борис и его паства держали строгий пост, прекратив его только, когда Рахимов получил письмо из центра и сразу сменил гнев на милость.

Говорят, он даже извинился перед Развеевым за то, что погорячился, а тот ответил с достоинством: «Ничего, бывает. Два горячих человека в момент кипения встретились».

Дела стали налаживаться. Уфимская епархия достигла с руководством Башкирии договоренности о финансировании реконструкции Храма Рождества Богородицы, появились и богатые спонсоры. А потом вдруг епископ Никон сообщил о смене настоятеля. Для отца Бориса это стало сильным ударом. Как выяснилось, таково было условие Муртазы Рахимова: помощь в строительстве храма в обмен на отставку Развеева.

После разговора с епископом в 1997 году он получил разрешение уехать из Уфы в Москву.

– Вся жизнь такая. С детства. Ходить в виноватых, - чуть позже с грустью рассказывал отец Борис в интервью православному журналисту Владимиру Григоряну. – Мечтал храм построить, общину создать. Жизнь быстро пролетела. Как сон.

В Москве он сначала работал в храме при Ваганьковском кладбище, затем переводился в другие церкви. Хорошо знавший его митрополит Кирилл (ныне – Патриарх Московский и Всея Руси), руководивший тогда отделом внешних церковных связей Патриархии, предложил в 2003 году Развееву с семьей – супругой и тремя детьми - ехать в итальянскую Верону настоятелем православного прихода.

Там жизнь и служение отца Бориса складывались вполне удачно, пока через семь лет не выяснилось, что у него четвертая стадия рака. 62-летний священник приехал умирать в Россию. Но не в Уфу.

Отец Борис скончался 30 марта 2011 года в Самаре, где живет и работает его младший брат Виктор, прежде – известный футболист и тренер, а теперь – бизнесмен. Проститься с ним прибыли почти полтысячи человек со многих уголков России и из-за границы. Если при жизни об отце Борисе СМИ писали нечасто, то о его уходе написали очень многие. Те, кому посчастливилось общаться с Развеевым, спешили сообщить, что успели узнать от него. Автор этой статьи не стал исключением.

– Гитлер ответил за развязанную им Вторую мировую войну проклятием для всего его рода, тоже самое получил Сталин за политические репрессии. И каждый отдельный человек, и весь мир должны пройти свою историю зла. Главное – не растерять при этом честь и веру в спасение.

Это не проповедь. Отец Борис рассказал, как жил он сам.

Авторы статьи: Татьяна Майорова и Надежда Валитова.
Фото: Артура Салимова и из личных семейных архивов.


©Mkset.ru, 2018