«Наши бортевые пчелы
похожи на бурзянских башкир»

__________________________ Михаил Косарев
директор государственного природного заповедника «Шульган Таш»
«Наши бортевые
пчелы похожи на
бурзянских башкир»





__________________________ Михаил Косарев
директор государственного природного заповедника «Шульган Таш»
Директору государственного природного биосферного заповедника Михаилу Косареву недавно исполнилось 60 лет, 36 из них он проработал в заповеднике «Шульган Таш», уже давно ставшем визитной карточкой нашей республики.
О спорном проекте одноименного музейного комплекса, браконьерах и проблемах башкирского бортничества -
в большом интервью ИА "Медиакорсеть". Беседовала Надежда ВАЛИТОВА.

«Оптимизация стала модной. И это плохо»
Надежда:
Вам недавно исполнилось исполнилось 60, у вас выходит книга «Мысли о прошлом и будущем».
Михаил:
– Да, у меня были заготовки, вот я по настоянию друзей и решил коротко написать о себе, своей работе, истории, проблемах и перспективах самого известного заповедника Урала. Тираж - всего 300 экземпляров, деньги собрали друзья, выпуск обеспечила «Информреклама». Надо же было к юбилею что-то приготовить.
Надежда:
Скажите, у вас есть преемник? Останетесь ли вы на посту руководителя?
Михаил:
– Потенциальные преемники есть, целых пять достаточно молодых специалистов со здоровыми амбициями в условиях честной конкуренции. Беспокоит другое — модной стала оптимизация, когда объединяют несколько соседних заповедников или национальных парков. Уже прорабатывалась тема объединения четырех федеральных особо охраняемых природных территорий (ООПТ) республики. Идея, конечно, красиво смотрится на фоне улучшения дорог и связи, но мы все очень разные и, если нас объединить, работа ухудшится. Разные цели, задачи, особенности.
Три года назад меня уже спрашивали, готов ли я возглавить объединенную с национальным парком дирекцию. Я ответил, что надеюсь до такого не дожить. Вопрос отложили, но опасность сохраняется. При объединении руководство, наверняка, разместят в Уфе или Мелеузе. Думаю, это будет большой ошибкой. В нашем заповеднике сконцентрированы уникальные объекты, требующие присутствия первого лица на месте. Мы уже проходили подобное, когда 28 лет были филиалом Башкирского заповедника. Только став самостоятельным юридическим лицом, «Шульган-Таш» начал развиваться. Поэтому не хочу, чтобы это произошло, иначе плоды многолетнего труда коллектива будут утрачены.
Надежда:
Сейчас очень бурно обсуждается проект музейного комплекса «Шульган Таш» за 350 млн. рублей. Вы как к нему относитесь?
Михаил:
– Восемь лет назад у нас стали проявляться июльские дни, когда в субботу к Каповой пещере стремилось до двух тысяч человек при норме в 600 человек.
Я за все, что помогает живопись в пещере сохранить, но против бездарного растрачивания средств.
Если прибывает 1200 человек, мы можем с большим напрягом в полторы смены их обслужить, при этом сокращается время экскурсий. В 2009 году я первым выступил с предложением — изготовить на сопредельной территории искусственный грот, чтобы часть потока можно было благодаря нему разгружать. В гроте можно было бы воспроизвести копии древней живописи, которые бы пришлись по душе части туристов. Стоил бы такой искусственный грот с хорошим благоустройством, платным туалетом и скважиной раз в 5 меньше. По результатам нашего учета, география посетителей не меняется десятилетиями. В последнее время превалируют автотуристы, приезжают башкирские паломники, для которых пещера — святое, сакральное место. Судя по опросам, очень многие в будущий дорогой музей не пойдут. Если есть деньги, его лучше возвести в Уфе. Граждан волнует заявленное инициаторами проекта желание закрыть привходовую часть пещеры, якобы для предотвращения негативного влияния экскурсий на живопись, хотя этого не доказано.

Слишком много людей против, да и Распоряжение Председателя Правительства России от 28 июля № ВП-П44-5133, обязывающее Минприроды и Минкультуры России совместно с Правительством Республики Башкортостан разработать меры по обеспечению доступа туристов в Капову пещеру, никто пока не отменил.

Каким бы грандиозным проект ни был, люди к нему сотнями тысяч не поедут по той дороге, которая есть сейчас. Нужна инфаструктура, организованный досуг. Почему-то пока никто не додумался о хорошем благоустройстве, общественном туалете, водозаборной скважине на второй водоносный горизонт, ведь сегодня вся прилегающая к заповеднику территория - это сеть бывших выгребных ям, расположенных через каждые 10-50 метров.
Надежда:
А как местные восприняли новость о готовящемся проекте Минкульта?
Михаил:
– Люди обеспокоены. В Бурзянском районе 17-18 тысяч жителей. Авторы проекта уже год назад предполагали за 5 лет увеличить количество посетителей до 250 тысяч. Их всех кто-то должен обслуживать.
Бурзянские башкиры – люди наивные, честные, добрые, они боятся потерять свою самобытность из-за общения с большим количеством приезжих людей.
Михаил Косарев
Есть также угроза и для местных предпринимателей, ларьки которых один неосторожный чиновник уже обещал снести при реализации проекта. А что будут перенимать у многочисленных (если они на самом деле в таком количестве появятся) гостей юные бурзянцы? Зная, что при пяти периодах республиканской строительной активности за 59 лет существования заповедника вблизи Каповой пещеры только однажды реализован проект (2010 года), и то лишь наполовину, попробую спрогнозировать: через 5 лет годовое посещение этого места не достигнет 100 тысяч человек, проект будет урезан и реализовываться поэтапно в зависимости от подвода коммуникаций и развития сферы услуг. Кстати, это уже не проект Минкульта, им занимается специально недавно созданное Управление при Правительстве, что, конечно же, правильно.
Надежда:
В очередной раз вы подали заявку на включение Каповой пещеры в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Михаил:
– Заявка – дело непростое и подаем ее не мы. Это длится уже несколько лет и боюсь, что не получится ввиду политической ситуации и некоторых допущенных ошибок. У нас в конце 1990-х годов неоднократно были эксперты ЮНЕСКО. Все они заявили, что лучшее решение для нас пройти в Список по номинации «Культурный ландшафт». Наскальной живописью в мире мало кого удивишь. То ли дело башкирское бортничество – явление по-настоящему уникальное. Но республиканские специалисты пошли другим путём, сделав акцент на башкирском эпосе «Урал-батыр», создав достопримечательное место, историко-культурный музей-заповедник «Шульган-Таш». Я не против такого развития сопредельной территории, но делать это нужно обдуманно, изучая опыт, объединяя усилия.
Надежда:
Какая помощь сейчас необходима?
Михаил:
– Для пещеры очень важна автоматическая система мониторинга спелеокомплекса. В 2011 году минкульт обещал выделить на эти нужды нам 5 млн рублей. Пока пещерой занимаются ученые Москвы, Санкт-Петербурга и Уфы. Система поможет анализировать температуру, влажность, радиоактивность, гидрохимию, газообразование, движение потоков воздуха. Благодаря ее работе мы сможем научиться регулировать микроклимат в пещере. Ну и, конечно, нужна инфрастуктура: дороги, поддержка малого бизнеса, местных предпринимателей, связь, газопровод.
«Гибель пчел — мировая проблема»
Надежда:
Одной из основных целей создания «Шульган Таш» была и остается охрана аборигенной популяции бурзянских бортевых пчел. Тем более, что это единственный заповедник в мире такого рода. Процесс стихийной гибридизации бурзянской пчелы, который мы наблюдаем в последнее время, приводит к ослаблению потомства. Мы действительно можем потерять самый главный бренд республики? Два главных вопроса в связи с этим — кто виноват и что делать?
Михаил:
– Привозные пчелы и в самом деле совершенно иные, даже по поведению. Наши же хуже защищают свое гнездо, они агрессивны по отношению к раздражителям, к медведю, к дурно пахнущему человеку…

Но абсолютно наивны, когда их начинают разворовывать какие-то армянские, кавказские, карпатские пчелы. Они ведут себя как бурзянские башкиры, могут и повоевать, но когда приходит гость, делают все для него — встречают по-доброму. Быстро размножаются, способны лучше всех поработать на липе, а потом долго отдыхать, чрезвычайно зимостойки. Для лесной зоны Башкирии, где сосредоточена треть мировых и половина российских запасов липы, при всех ее недостатках нет лучшей пчелы.

У нас в Аскарово местные пасеки стали усиленно разворовываться после ввоза туда пчел Башкирского научно-исследовательского центра по пчеловодству и апитерапии. После претензий населения эти пчелы зарегистрированной башкирской породы были перевезены в райцентр, там воровство повторилось.
Видимо, башкирская порода пчел, на которую тратится много республиканских денег, пока существует больше в документах...
Наши специалисты отобрали пробы пчел-воровок, оказалось, что они имеют генетические особенности: в них 98% генов южных пчел, и только 2% - среднерусских, то бишь, бурзянских. Видимо, башкирская порода пчел, на которую тратится много республиканских денег, пока существует больше в документах, а чудом сохранившиеся аборигенные популяции (не только бурзянская, но например, татышлинская) имеют все больше шансов окончательно раствориться в среде привозного материала.
Надежда:
А как относитесь к тезису Сергея Мулюкова (вице-президент республиканской ассоциации производителей и переработчиков продукции пчеловодства — прим.ред.) о том, что многие факты — в том числе болезней и массовой гибели пчел в правительстве замалчивают из-за подготовки к проведению Международного конгресса Апимондии 2021?
Михаил:
Пчелы болеют по всему миру. То, что пчелы погибли из-за вируса, пока не доказано. Ведущий специалист по пчеловодству НИИ ветеринарной медицины Сотников из Москвы к нам приезжает уже третий раз в течение года и никаких новых вирусов пока не нашел. Был ли вирус или нет — это открытый вопрос.
Скорее всего, есть, потому что пчелы в некоторые годы осенью теряют способность ориентироваться и куда-то загадочно разлетаются. Что-то влияет на их поведение, они начинают вести себя ненормально.

Это мировая проблема, но пока в ней никто толком не разобрался.

Есть и другая версия массовой гибели пчел - якобы под влиянием химикатов, используемых в пчеловодстве, в аграрном деле, у пчел снижается иммунитет. Это должно происходить, в ряде случаев доказано. Но у нас и лекарств мало применяют, и полей не осталось обрабатываемых, но подобное тоже происходит.

Бывает, что пасека самая сильная среди соседей, в сентябре все хорошо, пчел много, ставим в зимовник, а ульи уже пустые. Бывает, пчелы по ночам бьются в стекла, крыши. Хотя они ночью летать вообще не должны.

Хочу отметить, что сегодня академической наукой в отрасли в России мало кто занимается. Сказывается жалкое финансирование. Ведь пчеловодство – не оборона.
Надежда:
Ну вы же свою селекцию ведете. Уже много лет. Какие успехи?
Михаил:
– Немного лет мы ведем. У меня был профильный заместитель, который в последние 8 лет так увлекся диссертацией, что вообще перестал заниматься бонитировкой и селекцией пчел. Пришлось прибегнуть к кадровой реконструкции. К нам вернулся доктор наук, который уходил от нас директором Сибайского института агроуниверситета, он возглавляет научную работу, есть молодой заместитель по пчеловодству, мы второй год нанимаем на лето специалиста по выводу маток, стали появляться хорошие волонтеры. Понемногу ситуация улучшается. Распространяем улучшенных маток на сопредельные пасеки. Кардинально ситуацию можно изменить продуманным субсидированием семейных пчелоферм, занимающихся репродукцией селекционно улучшенного материала.
Надежда:
Скажите, а как у вас с властями диалог построен? Вы говорили, что Рустэм Закиевич Хамитов недавно к вам сам приезжал…
Михаил:
– Рустэм Закиевич у нас был 12 января, проводил совещание по перспективам развития заповедника, до этого я встречался с ним в заповеднике 4 марта 2011 года.
Надежда:
То есть он два раза только за семь лет приезжал, да?
Михаил:
– Башкирия вообще очень сложный регион, поэтому к главе республики, даже к вице-премьеру объективно сложно попасть. Но на письма реакция есть всегда, и помощь бывает. А 2 раза за 7 лет - хороший показатель.
Надежда:
А раньше как было? Проще было попасть?
Михаил:
– В начале перестройки я мог легко зайти к вице-премьеру, мог прийти к главе администрации президента. Но было другое время. Сегодня кругом бюрократизация. Самые лучшие заповедники у нас сейчас находятся в тех регионах, где открыт прямой диалог с региональной властью. Вот глава Хакасии может дважды за день появиться на всероссийском совещании директоров заповедников. Республика маленькая, экологический туризм очень важен, заповедник богатый. Наша республика сложная, большая, ООПТ много, поэтому руководителям трудно отвлекаться на такие темы. У них других вопросов хватает.
Надежда:
А на свой Фестиваль друзей заповедника и юбилей вы главу приглашали?
Михаил:
– Нет. Но мы бы были рады ему. Рустэм Закиевич у нас должен побывать осенью, на попечительском совете Башкирского отделения Русского географического общества, который планировался в июле, потом в августе, сейчас на осень переносится. Вот тогда и встретимся.
Надежда:
А вы знакомились с предварительным законопроектом о пчеловодстве в Башкирии, который приняли в первом чтении?
Михаил:
– Нас привлекали для его доработки. Внесли статьи о терминологии бортевого пчеловодства, необходимости охраны аборигенных пчел, сохранения бортевого фонда и оформления правоустанавливающих документов на пользование бортями.
Бурзянская бортевая пчела окружена районами, где живут одни привозные пчёлы
Ведь что такое борть, которая изготовлена в 1930-ых годах? Выдолбил ее человек, который был репрессирован или сгинул на фронте, потом она 50 лет стояла ничья, а затем появились желающие вновь ею заняться. В этом году у нас между работниками разгорелся спор. Был один молодой парень, занимался бортничеством, сын нашего бывшего лесника-бортника, он трагически погиб. Прошло несколько лет и другой молодой человек, работающий в заповеднике, эти борти захватил, года 3 оснащал, никто этого не знал. Потом брат погибшего парня пошел искать родовые борти. Уже за борти война пошла. Все это говорит о том, что бортничество надо регламентировать. Когда-то было родовое право, сейчас его не чтут. Сегодня самое главное — сохранить настоящих бурзянских пчел, а условия бортевого пчеловодства как нельзя лучше этому соответствуют. Бурзянская бортевая пчела окружена районами, где местных пчел не остается, одни привозные. Сегодня вопросами предотвращения ввоза никто не занимается.
Надежда:
А вы согласны, что, по словам Амира Ишемгулова (руководителя ГУ БНИЦПА), не надо конкретную породу прописывать в качестве приоритетной для региона?
Михаил:
– Сегодня ученые-генетики Башкирии, а они известны во всем мире, выделяют бурзянскую и татышлинскую аборигенные популяции. Есть такое понятие - среднерусская пчела, это естественная порода, но, по сути, биологический подвид, за рубежом и по-латыни она называется - темная лесная пчела - Apis mellifera mellifera. У Ишемгулова башкирская пчела - это селекционное достижение, оно вообще может не иметь латыни, потому что многие искусственные породы создаются как результат селекции двух подвидов и не надо путать селекционное достижение и систематическое понятие из биологии.
Бурзянская популяция - это аборигенная популяция подвида среднерусской темной лесной пчелы.
Михаил Косарев
Амир Ишемгулов везде говорит, что создавал свою породу на базе бурзянской пчелы, но мы в это не верим. Последнее очень легко проверить сравнительными генетическими исследованиями, но он от них под разными предлогами уходит. Самой лучшее, на мой взгляд, в лесной зоне Башкирии законодательно определить приоритетными аборигенные породные типы (бурзянскую бортевую и татышлинскую), а в лесостепной – зарегистрированную башкирскую породу, над улучшением которых постоянно работать и репродукцию плодных маток которых наладить. Здесь я с Амиром Минниахметовичем согласен.
Надежда:
Но он же вывозит свои пасеки зимой на юг, в Краснодарский край, он в этом даже не стесняется признаться.
Михаил:
– Не только зимой, там они у него остаются до лета и в это время уже идет обмен генофондом и есть опасность метизации. Свою численность он, видимо, поддерживает за счет карпатских пчел - те пчелы, которых он в Бурзян завозил, внешне больше похожи на карпатских. А бурзянских маток такие пчелы очень плохо принимают.
«Почти все браконьеры у нас — это местные»
Надежда:
Отойдем от темы пчел. Вообще тема браконьерства для вас актуальна? Нацпарк «Башкирия», например, хвастается, что у них нет браконьеров.
Михаил:
– В нацпарке браконьеров охотничьих мало выявляется, хотя вблизи границ они, конечно, есть, но их поймать трудно. Есть массовое рыбное браконьерство...
Надежда:
А конкретно в Шульган-Таше?
Михаил:
– В «Шульган-Таше» интенсивность работы охраны в силу большего штата, наличия дорог и квадроциклов в разы выше. У нас каждые 3-5 дней всю территорию обязательно проходят рейдовые и оперативная группы.
Надежда:
Сколько у вас штат инспекторов?
Михаил:
– 28 инспекторов на 22,5 тысячи гектаров.
Надежда:
Ничего себе! Все местные?
Михаил:
– Почти все. Большинство госинспекторов - бортевики, они совмещают обязанности. Ну и плюс Капова пещера и музейно-экскурсионный комплекс требуют усложняющейся охраны. Охотничье браконьерство снижается в силу того, что усиливается контроль.
Сегодня появились фотовидеоловушки, которые нам сильно помогают. Работа охотничьего надзора и полиции в целом влияет на то, что браконьеров в Башкирии становится меньше. "Крутые" перестали беспределом заниматься, они ничего не боялись в 1990-е годы. Местные жители стали меньше охотиться, поскольку охота дохода практически не приносит, а рисков все больше.
Надежда:
А чего сейчас боятся "крутые"? Штрафов?
Михаил:
– Да, участились полицейские рейды, появились квадрокоптеры. Стали бояться проблем по неуплаченным штрафам при выезде за границу.
Надежда:
Какие-то есть цифры? В этом году ловили за руку?
Михаил:
– Если говорить о крупном браконьерстве, то за последние 20 лет у нас было 3 случая, связаны они с работой пастухов - ставили петли на лосей и медведей…Всех выявили.
Надежда:
Местные?
Михаил:
– Приезжих браконьеров у нас еще ни разу не было. Мы их хорошо видим, потому что они пешком не ходят и въезжают через деревни - их зафиксировать нет проблем. Больше неприятностей с туристами-экстремалами на внедорожной технике, появляющимися из самых глухих мест. 11 июня национальный парк «Башкирия» выписал пропуска на 2 специально подготовленные машины до урочища Сумган с обязательством вернуться в п. Нугуш. Въехало на самом деле 4 машины, пробуксовали по всей территории нацпарка и заповедника, ночевали в нашей избушке, добрались 12 июня до Максютово. В это время у нас было 3 выходных, максютовские госинспектора на сабантуе участвовали, никого даже в деревне не было. Экстремалы разворотили дороги, забавляясь, истоптали глубокими колеями (лет 40 будут видны) мокрые луга, фильм сняли. Они хвастаются, что мусор за собой убирают, молодцы, конечно. Но заповедники с самой строгой охраной природы создаются не для забав экстремалов, какими бы хорошими ребятами они не были. Ущерб только повреждением почвенного покрова нанесли на 193 тысячи рублей (Медиакорсеть ранее писала об этом).
Надежда:
Как пресекают их деятельность?
Михаил:
– Это самое сложное — пресечь их. Нарушение вскрыл я 13 июня, туристы были уже в городах. Проехал по их маршруту на квадроцикле: они вели себя как плохие хозяева, одну поляну полностью разбили автомобилями, а там такие шины! Мы открыли административное расследование, когда определили ущерб – обратились в полицию, здесь уже уголовное дело. По крупицам собирали противоречивую информацию. Но тут заместитель директора нацпарка прислал ссылку о фильме этих ребят о себе. Я фильм посмотрел: как они выпендривались! В июне было очень влажно, болото везде, впервые такое дождливое лето. А сколько они, даже не догадываясь, подавили мелкой живности! Я бы вообще повсеместно запретил подобные вылазки на вездеходах в июне – все живое в это время размножается. Сейчас этим громким делом занимается Бурзянское отделение полиции, надеюсь оно будет доведено до логического завершения.

Мне несколько раз звонил Аркадий из Самары, автор фильма. Обещал подъехать, жалуется, что все остальные участники группы из Оренбурга и Кемерово перестали отвечать на телефонные звонки… После этого случая специалисты нацпарка стали нас информировать о появлении подобных групп – вместе легче навести порядок.
«У нас многие чиновники любят получать все бесплатно»
Надежда:
Скажите, отношение к заповеднику с годами поменялось? Люди стали как-то бережнее к природе относиться?
Михаил:
– Культура быстро никогда не менялась, это дело постепенное и эволюционное. В музейно-экскурсионном комплексе у нас уже давно не отмечается вандализма и мусора оставляют мало. По Нугушу мы пять лет проходим на катамаранах, замечаю, что становится чище. Но там всегда настоящие туристы, не какие-нибудь простые алконавты, а экологически приятная публика. А вот рыбаки на Белой и на водохранилище не любят за собой убирать. Нынешней весной рыбаков было много, все истоптано было и везде - горы мусора.
Надежда:
Ряд общественных организаций еще зимой докладывали о печальном состоянии наших пещер, в частности, говорили о том, что слишком быстро тает Аскинская ледяная пещера и другие. Как у вас с этим обстоят дела?
Михаил:
В 2003 году Министерством культуры смонтированы надежные новые решетки и изготовлены копии наскальных рисунков в Главной галерее, массовый доступ в залы с рисунками прекратился. До этого были экскурсии до Зала хаоса. При этом мы для "закордонной" части пещеры установили предельную норму посещения - 10 человек в месяц. Это для журналистов, профессиональных фотографов, очень значимых вип-персон и тех, кто готов заплатить 4500 рублей. Слава Богу, благодаря пониманию районного руководства мы эти предельные нормы выдерживаем. У нас, знаете ли, многие чиновники любят все получать бесплатно, очень много желающих друзей своих прислать. Если бы глава района меня не слышал, то пришлось бы каждый месяц человек по 100 водить. В прошлом году у нас было 2 вице-премьера, в этом году почему-то потише, было несколько групп зарубежных гостей республики. Как их не пустить?
Надежда:
Скажем так, все, что может испортиться в Шульган-Таше, испортилось в прошлые тысячелетия. У нас массовые экскурсии проводятся только в зоне переменного микроклимата в Главной галерее, то есть там, где рисунки, если и были, утрачены тысячи лет назад
Михаил:
– Культура быстро никогда не менялась, это дело постепенное и эволюционное. В музейно-экскурсионном комплексе у нас уже давно не отмечается вандализа и мусора оставляют мало. По Нугушу мы пять лет проходим на катамаранах, замечаю, что становится чище. Но там всегда настоящие туристы, не какие-нибудь простые алконавты, а экологически приятная публика. А вот рыбаки на Белой и на водохранилище не любят за собой убирать. Нынешней весной рыбаков было много, все истоптано было и везде - горы мусора.
Все, что может испортиться в Шульган-Таше, испортилось в прошлые тысячелетия. У нас массовые экскурсии проводятся только в зоне переменного микроклимата в Главной галерее, то есть там, где рисунки, если и были, утрачены тысячи лет назад.
Министерство культуры на второй ярус сделало хорошую винтовую лестницу из нержавейки. В 2011 году мы впервые оснастили пещеру системой видеонаблюдения, потом оказалось, что в условиях сырой среды видеокамеры служат недолго. Сейчас мы убрали их из пещеры, оставили только датчики на входе, которые срабатывают на любое движение. В ближайшие месяц-полтора должна появиться веб-камера, которая будет круглосуточно на сайте заповедника показывать вход в пещеру – нарушения сможет фиксировать любой желающий. При этом наружная сеть видеослежения постоянно совершенствуется. Пополняем приборную базу мониторинга, за пещерой постоянно следит наш специалист.
Сожалею, что Министерство культуры не нашло возможности смонтировать систему комплексного мониторинга спелеокомплекса за 5 миллионов рублей, такое обязательство записано в протоколе Межведомственного совещания по Каповой пещере от 11 мая 2011 года. Сравните: где 5 миллионов и где 350 миллионов рублей! Нашему Министерству культуры делегированы полномочия Роскультнадзора, если оно будет ежедневно "приглядывать" за пещерой и нами, опираясь на объективную информацию, а не на домыслы прожектеров очередных Нью-Васюков, шансов совместно сохранить уникальнейший объект будет неизмеримо больше.
Надежда:
А кто будет спонсировать все эти веб-камеры?
Михаил:
– Не надо спонсировать. У нас на это есть деньги.
Надежда:
На сколько упал поток туристов? Это же, наверное, и на количество меда повлияет?
Михаил:
– Поток экскурсантов упал на треть. Причины: необычно дождливое лето, разбитые лесовозами и неремонтируемые дороги и общее ухудшение экономической ситуации. Люди стали в два раза реже приобретать сувениры. Меда по сравнению с прошлым годом будет в разы меньше.
Надежда:
А "зайцы" у вас безбилетные ходят?
Михаил:
– Был этим летом единственный случай, но с очень агрессивным "зайцем". Человек из Магнитогорска, то ли обкуренный, то ли перепивший, как-то сумел проникнуть на территорию музейно-экскурсионного комплекса, присоединившись к проходящей через КПП группе. Прозевали, потому что дерево упало на дорогу и начальник КПП взял еще одного парня, бензопилу и поехали это дерево убирать.
Просочился "заяц" без билета, дошел до музея бортничества, начал к девчонкам приставать. Его эти же ребята оттуда вывезли, предложили протрезвиться, а потом взять билет и пройти в пещеру. Он начал угрожать, вытащил видеокамеру... Забросал жалобами Минприроды, ФНС и ОБЭП. Я два дня описывался по жалобам о 100 рублях, которые с него, якобы, взял наш инспектор, который за эти деньги на личном автомобиле устроил ему хорошую индивидуальную экскурсию (по прейскуранту она стоила бы 540 рублей). На сутки были отвлечены трое белорецких работников налоговой службы и инспектор ОБЭПа.
Надежда:
Вы по телефону говорили про свой юбилей, все-таки это определенный этап жизни. 24 года вы возглавляете заповедник. Это же огромнейший срок и большой опыт. Как считаете, много чего успели? О чем жалеете?
Михаил:
– Я жалею, что сегодня такая благоприятная пора для развития наступила, а мне уже не 36 лет. Все-таки энергии поменьше. У нас так получилось, что когда заповедник с 1986 года сделали самостоятельным, первый директор набрал по типу колхоза кучу людей. Это мое поколение, в диапазоне 55-63 года, получилась такая демографическая яма. Я последние 10 лет потихоньку, при каждом случае, омолаживаю коллектив, принимаем проверенных и образованных.
Надежда:
Жалеете, что порою время тратили не на тех людей?
Михаил:
– Да. Человек 5 надо было заменить, но я их жалел - время было тяжелое.
Надежда:
Какая у вас пенсия?
Михаил:
– Сейчас я с радостью ушел бы в науку, накоплена масса интересного необработанного материала. Но у меня зарплата выше в 4-5 раз, чем в среднем по учреждению. А пенсионное законодательство в России такое, что госинспектору пенсия назначается в 13 тысяч рублей, директору заповедника - 15 тысяч. Так что придется еще поруководить, пока есть силы. Зато работать сейчас интересно.
Надежда:
А планы какие? Что вы в следующем году намерены сделать?
Михаил:
– В ближайшие 3 года в заповеднике ожидается благоприятная финансовая ситуация для развития, кроме обеспеченности зарплатой. Будем развиваться, хотелось бы построить хороший визит-центр, смонтировать 8 площадок по эпосу, оснастить радиальные маршруты, завершить оформление информационно-сервисных пунктов в трех деревнях, возвести офис, расширить заповедник. Думаю, придется многое ускоренно сделать в пчеловодстве, если наш регион выберут для проведения Конгресса Апимондии 2021 года.
Надежда:
Визит-центр на Каповой?
Михаил:
– Мы его в этом году уже надеемся начать проектировать, думаем, каким сделать его.
Построили 2 небольших шатровых домика площадью по 28 кв.м. и такие же оригинальные конструкции существуют на 200 кв.м типа юрт. Может, мы на одной-двух подобных конструкциях и сделаем визит-центр. Мы активно взаимодействуем со специалистами Екатеринбургского института музейного проектирования.
Рубрика «Беседа»
© Надежда Валитова
Фотографии Екатерины Петропавловской и с официального сайта заповедника

ИА "Медиакорсеть", Уфа, 2017 год.
При использовании материалов ссылка на ИА "Медиакорсеть"в виде гиперссылки на сайт mkset.ru обязательна