Posted 14 августа 2005,, 11:27

Published 14 августа 2005,, 11:27

Modified 10 ноября 2022,, 19:12

Updated 10 ноября 2022,, 19:12

Андрей Чесноков: “По-своему я даже счастлив”

14 августа 2005, 11:27
— Слушай, а где сейчас Андрюха Чесноков, не знаешь?— В Париже вроде...— Да? А что он там делает-то?— Бог его знает. Говорят, живет где-то в пригороде с женой. Дом у них свой. Кажется, он даже в теннис до сих пор играет — ветеранские турниры.— Слушай, а его вроде как в тюрьму посадить хотели за неуплату каких-то налогов...— Так ведь это французы и хотели. Хотя гражданство-то у Чеснокова российское...Обычный треп двух мужиков на остановке. Просто они увидели рекламный щит с эмблемой Кубка Дэвиса-2005 и, видно, вспомнили полуфинал 95-го, когда порвали мы немцев, как тузик грелку.
А все благодаря Андрею Чеснокову. Один-единственный матч сделал его великим. Он и сейчас, спустя десяток лет, “тот самый Чесноков”, что отыграл 9 матчболлов у Штиха, с которым бился 6 часов! Вспомните счет: 6:4, 1:6, 1:6, 6:3, 14:12.Дети тогда мечтали дотронуться до краешка его одежды, чтобы потом рассказывать об этом внукам. А сейчас… Да много ли народу знает, что с ним. Весь Интернет замусорен подробностями его налоговых разборок с французскими властями. А ведь герой-то Чесноков — российский. Уже в двадцать с хвостиком стал живой легендой, получил орден Мужества по распоряжению Ельцина. Жаль только, не сумел он разыграть свою карту. Так и остался открытым простодушным бессребреником. Вот и жена Алла пилила его за это всю жизнь. Бросила, потом вернулась. Может, поняла: за то и любит мужа — за ранимость и незащищенность…— Андрей, здравствуй! Как у тебя дела? Судя по голосу, неплохо.— В тюрьму не посадили, надо радоваться.Сразу вспомнилась заметка, каких были тысячи: “Парижский суд приговорил нашего прославленного теннисиста к двум годам тюремного заключения и штрафу в 30 тысяч евро за сокрытие доходов и уклонение от уплаты налогов за 1994 и 1995 годы. С тех самых пор адвокаты Чеснокова занимались обжалованием этого решения в различных судебных инстанциях. Андрей согласился с тем, что в это время, проживая во Франции, действительно не продекларировал около 2 миллионов долларов, однако он сослался на незнание действовавшей тогда системы налогообложения. На повторных слушаниях стороны пошли на компромисс: обвинение не стало настаивать на тюремном заключении, а защита не протестовала против выплаты штрафа. Вопрос: какого...”.— Что все-таки произошло с французскими налогами?— Хуже всего, что я чувствовал себя абсолютно брошенным, и родному государству абсолютно наплевать, что со мной происходит. Хотя в российскую казну я всегда налоги платил исправно. А во Франции жил вполне законно на правах резидента. По туристической визе.— Так как же им удалось до тебя докопаться, ведь речь шла об огромных суммах?— Да, в общей сложности хотели 1 600 000 евро. Якобы я столько заработал в 1994-м и 1995-м годах. Хотя за 1994 год я выиграл 600 тысяч долларов, а за 1995-й — 244 тысячи. Чудом я в итоге отделался по суду смешным штрафом в 7,5 тысячи евро.— Хороший адвокат, наверное, поработал?— Прекрасный. Жан-Франсуа Прево.— Страшно спросить, сколько же пришлось заплатить ему — наверное, в несколько раз больше самого штрафа?— Очень много, это правда. Но по сравнению с двумя миллионами долларов...* * *Помню, при первой встрече, года четыре назад, Андрей смотрел на меня резко и недоверчиво. Как, впрочем, на всех незнакомых журналистов. Рядом стояла экзотического вида дама, и я подумала, что дело в ней. “Так вы и девушку на интервью возьмите, без проблем...” — сказала тогда я.— Какую еще девушку? Это моя жена Алла!Алла отреагировала спокойно: “Знаю-знаю, я очень сильно изменилась”.— И, разумеется, в лучшую сторону! — Цветом лица я слилась с чьей-то помидорной рубашкой: яркая внешность Аллы и вправду впечатляла...А интервью у нас действительно получилось совместное, и Алла все время опасалась, что Андрей скажет что-нибудь лишнее. — Он ведь такой: что на уме, то и на языке. А в наше время так нельзя. В наше время надо уметь постоять за себя, надо деньги зарабатывать... Как все-таки несправедливо, что ты не застал времена достойных гонораров, всего-то нескольких лет не хватило…Самое интересное, что Андрея совершенно не раздражали упреки жены. Он смотрел на нее влюбленными глазами и успокаивал. Мол, все равно ничего уж не изменишь.Какие же разные люди, а столько лет вместе. Андрей сказал, что как только увидел ее, так все, пропал. И столько девчонок напрасно вздыхали по нему, как сейчас по Марату Сафину…* * *А год или два спустя мы летели в Буэнос-Айрес, и Андрей с Аллой уже не были вместе. Ходили сплетни, что она уехала в Голландию с любовником. Правда, чутье подсказывало, что человек этот ей скоро надоест, и долгой разлуки с Андреем она не выдержит. Соскучится, как все сильные женщины без своих беззащитных, но любимых мужей.Однако в то время ситуация выглядела крайне неприятно. Чесноков осунулся, взгляд затаенный, как у волка-одиночки. Смотреть больно, что-то явно в нем надломилось. Это чувствовали все. Хотя он шутил, улыбался и говорил, что все в порядке.Откровенно говоря, многие считали: развод этот только Андрею на пользу. Мол, подышит воздухом свободы, никто не будет на психику давить. Аллу всегда воспринимали как очень властную особу, и не всем это ее качество импонировало. Не учитывали только, что самого Чеснокова это давление вполне устраивало и браком он искренне дорожил.— Жизнь у меня в сущности тогда разваливалась, — признается Андрей. — Одна история с налогами столько нервов стоила. А потом и с женой расстались.— Ты до сих пор любишь ее, несмотря ни на что?— Люблю. Кто бы что ни говорил, а для меня она самая обожаемая и единственная. Другой не было и не будет.— Она ушла, потому что не выдержала свалившихся на вас неприятностей? Может быть, не хотела мириться с твоим характером, отсутствием амбиций?— Наверное, много всего накипело. Но только дело не в отсутствии амбиций.— Просто ты никогда не умел как следует себя продать. Сейчас ведь помимо игрового таланта котируется и личный промоушен. А ты человек скромный и, видно, денег больших никогда ни с кого не требовал?— Пожалуй...— Вот Марат, например... Почему вы разбежались? У вас ведь прекрасные отношения были, наверняка ведь все уперлось в деньги.— Знаешь, не очень-то мне хочется в этом всем копаться, вспоминать. Главное, что я до сих пор Марата очень люблю. Но ведь не один он свои дела ведет. Был с ним рядом этот румын Цириак. Он ведь даже контракта со мной никакого не подписал. Просто договорились на словах о сумме, которую я получу, если Марат выиграет определенные матчи. Сумма была просто смешная в сравнении, скажем, с гонорарами того же Питера Лундгрена (бывшего тренера Федерера, а ныне Сафина). 15 тысяч долларов за несколько месяцев. Конечно, Марат все заплатил. Другое дело, что меня сама ситуация заела. Почему другой тренер получает миллионы, а я — копейки?— Значит, Марат в любом случае был совершенно не виноват перед тобой?— Абсолютно. Это был вопрос как раз моих амбиций. По-вашему, 3 тысячи долларов в месяц для тренера такого игрока — это нормально? Для сравнения Виландер за 7—8 недель зарабатывал 300 тысяч долларов. Но еще раз повторяю: вопросами моей зарплаты занимался Цириак. Он вообще не хотел мне платить. Но, конечно, Марат бы никогда такого не допустил!— Но все-таки Виландер или Лундгрен — по сути, бренды, они заработали себе такие имена, что с полным правом претендовали на миллионы. А ты только закончил большую игровую карьеру. Разве справедливо было требовать такую же сумму?— Сейчас трудно сказать, но тогда мне казалось, что да. К тому же Федерер сам по себе талантище. И особой заслуги в работе Питера Лундгрена я не вижу.— А желание с кем-то еще поработать тренером пропало окончательно?— Не то чтобы окончательно. Просто я устал от теннисных родителей. Я не могу работать в паре с чьей-то мамой или с чьим-то папой, которые всегда знают, “как лучше”. И всячески лезут в процесс. А со взрослым игроком, самостоятельным я бы с удовольствием поработал. Ну а нет — так нет. Сейчас в моей жизни все более или менее устаканилось. Живу в Париже — прекрасном городе, который всегда любил. Ращу детей — сыну Андрею 13 лет, дочке Изабель — восемь. Кстати, мы так назвали ее, потому что девочка родилась во Франции, в госпитале Сан-Изабель... Разве для счастья всего этого мало?— Хочешь сказать, в глубине души никакой обиды ни на кого не осталось? И жену простил, хотя она тебя бросила?— Пережил и простил. Мы стали относиться друг к другу мягче, перестали ссориться. Конечно, у нее был обычный женский эгоизм. Но ведь не все измеряется деньгами, хотя и в шалаше с милым рая нет, это я тоже прекрасно понимаю. В общем, сколько можно сходиться-расходиться: мы оба друг друга простили и приняли. Поняли, что должны быть вместе. И меня совершенно не волнует, кто и что по этому поводу думает. Лучше свое ошибочное мнение, чем чужое правильное.— Чем ты сейчас по жизни занимаешься?— Живописью увлекаюсь. Покупаю и продаю картины, и по этим делам довольно часто бываю в Москве. Дело еще в том, что во Франции я работать особо не могу, я ведь считаюсь туристом. Хотя, конечно, я не сделал себе такого состояния, чтобы лежать на диване и бить баклуши. Моя профессия — теннис, и я это знаю. И потому до сих пор играю в коммерческих турнирах.— А в России тренерскую работу не предлагали?— Если бы мне только предложили! Но не предлагают.— Странно...— Вот Волкова всегда звали, а меня и Ольховского — нет. Может, боятся? (Смеется.)* * *— Если не секрет, какие были гонорары в ваше время?— Да какие гонорары, если мы все деньги отдавали государству! Оттого еще обидней, что потом оно от французского налогообложения меня не защитило. А по поводу заработков... Ну вот, к примеру, на турнире в Орландо я 59 тысяч долларов заработал — но опять же все деньги пришлось отдать. Потом в Амстердаме 150 тысяч — и тоже пришлось отдать. Причем не то что нам их на руки выдавали, а мы потом с государством делились. Все отчислялось сразу — без нашего участия. Вплоть до финала с Макинроем. Так что мне со временем действительно чуть-чуть не повезло. Но, с другой стороны, повезло гораздо больше, чем тем, кто появился до меня, скажем, в конце 70-х, когда вообще никуда не ездили. Было время — вообще играть не давали. Мы же политически бойкотировали израильтян и южноафриканцев, и если в сетке попадался хоть один израильтянин или южноафриканец — игроки СССР обязаны были отказаться от участия. К тому же полагалось не больше четырех выездов за границу в год, и если для футбола это еще куда ни шло, то в теннисе хотя бы 20 турниров надо было играть, чтобы быть в форме и конкурировать с лидерами мирового рейтинга. Однако никого не волновало, что один командный Кубок Дэвиса — это уже 3 выезда.— А за Кубок Дэвиса гонорары платили? Просто было мнение, что это настолько престижный турнир, что на нем и за бесплатно сыграть большая честь?— А знаете ли, тому же Штиху только за участие платили 2 700 000 дойчмарок. Так еще ведь между ним и Беккером была жуткая война, потому что Беккеру платили десять миллионов. Это притом что самый слабый немец в команде получал миллион дойчмарок. Но лично мне заплатили всего 10 тысяч долларов за участие и конкретно за победу над Штихом. Для сравнения, когда команда Австрии победила испанцев в первом круге, Шалер за победу получил больше, чем я за все участие в Кубке Дэвиса за год.— И все-таки ты получил орден Мужества из рук Ельцина. Что испытывал в тот момент?— Ничего, пустоту какую-то. Во-первых, вручал мне его не Ельцин, а Шамиль Тарпищев, но действительно по инициативе Ельцина. Другое дело, что это было после того, как мы проиграли первый круг итальянцам, а потом играли с венграми, чтобы не вылететь окончательно и остаться в одной восьмой. Матч уже ничего не решал, но я играл так плохо, что дальше некуда.— Скажи, а ты общался с Мишей Южным после нашей победы на Кубке Дэвиса — все же вас с ним по ощущениям многое должно было роднить?— Нет, я общался с Матье, которого Миша просто уничтожил в финале... Мне было так его жалко. Дело в том, что накануне бедняга рассказал мне, как не хотел играть, что был совершенно не готов после того, как выиграл Кубок Кремля и в Лионе обыграл Куэртена. Матье тогда травмировался и не играл месяц. Неудивительно, что когда его выпустили на финал Кубка Дэвиса, он не был готов — ни физически, ни морально. Два сета — и бензин закончился.— Ты так сильно за французов переживал, потому что живешь в Париже?— Что ты, я тогда очень болел за наших. Просто говорю как есть. А что касается Парижа, тут такое количество русских живет, а сколько их здесь похоронено... И вообще, живя во Франции, я так и не стал французом. Хотя Париж мне нравится, и моя жена всегда мечтала жить именно там. Там все меня знают и любят, на любые турниры без аккредитации пропускают.Бывают актеры одной роли — как “курьер” Федор Дунаевский, как Красная Шапочка Яна Поплавская. Бывают писатели, которых сделала великими единственная книга, как Грибоедова “Горе от ума”. А в спорте бывают такие, как Едешко, чья великая олимпийская передача навеки вошла в историю. Или звезды одного матча — как Андрей Чесноков...Елена ШПИЗ.
"