Дело семьи из Башкирии: репрессированные, пленные, дезертиры, НКВДшники

Сегодня, 30 октября, в России вспоминают жертв политических репрессий. По всей стране проходят «уроки памяти» в учебных заведениях, церемонии возложения венков и цветов к памятникам репрессированных.

Медиакорсеть уже рассказывала истории семей, которых так или иначе коснулись репрессии. Это и воспоминания Ролены Ломакиной-Амантаевой, дочери репрессированного башкирского поэта и ученого Габдуллы Амантая, которая скончалась несколько лет назад, общественного деятеля Шамиля Абдурашитова, чей отец также хлебнул лиха в составе Трудармии и едва остался жив, трудной судьбе уфимского диссидента, священника Бориса Развеева, дочери «врага народа», бежавшей с семьей из родного села...

Книга памяти своими руками

Одна из недавних историй, рассказанная нами на эту трагическую и очень важную для нас тему — материал о поездке в село Асиялан в Ишимбайском районе республики, в котором более 30 лет был трудовой лагерь НКВД. Героиня материала, жительница Стерлитамака Тамара Васильевна Федорова, около пяти лет назад опубликовала книгу под названием «Уральский ГУЛАГ на Кислой поляне» - документальную историю 65 семей, большая часть которых подверглась репрессиям и гонениям советской власти.

Cвоеобразная книга памяти — у героини этого материала, уфимки Елены Локтионовой. На протяжении трех лет эта женщина проводит свободное время в архивах, ведет учет предков и знает историю большинства из них вплоть до седьмого колена.

- Когда я собираю свое генеалогическое древо в одном месте, оно занимает площадь более 30 квадратных метров, - улыбается она.

Внушительных размеров книга — настоящее достояние большой семьи, написана собственными руками. Старинные фотографии, архивные выписки, данные протоколов, - каждую страницу Елена Локтионова бережно выверяла и добавляла в книгу, уже ставшую некой семейной реликвией.

Благодаря ее усилиям десятки семей спустя годы вновь обрели память, нашлись несколько родственников, воссоединились семейные узы.

В истории этой семьи — судьба целого народа, пережившего годы войн, голода, революций, репрессий.

От голода к репрессиям. Семья Локтионовых

В 1895 году году семья Локтионовых после нескольких неурожайных лет в Курской губернии переселилась в Уфимскую. Благодаря тяжкому и упорному труду они сумели поднять крепкое хозяйство в 30 га земли, которую обрабатывали своими руками.

При советской власти половину земли семья потеряла. Хозяйство обложили налогами, жить становилось все труднее.

Глава семьи, Локтионов Василий Петрович, как и многие сельчане в то время, был категорически против колхозов и на свою беду не раз говорил об этом вслух. В январе 1931-го его арестовали и приговорили к 5 годам концлагеря и отправили на строительство Беломорско-Балтийского водного канала в Мурманскую область. После двух лет изнурительных работ он скончался.

Родственника Василия Петровича, Трошкина Ивана Афанасьевича (последний приходился ему сватом), арестовали в роковом 37-м за «антисоветскую и вредительскую деятельность в колхозе» и расстреляли в марте 1938-го на Сергиевском кладбище в Уфе.

А дальше началась война. Дети репрессированных ушли на фронт. У Трошкина погибли два сына, воевали сыновья Локтионова: сын Михаил вернулся с медалями, Андриян пережил плен, но избежал репрессий.

В поколениях семьи — судьбы простого солдата, дезертировавшего с войны и начальника трудового лагеря НКВД, которого впоследствии репрессировала власть, подписав смертный приговор.

«Из лагеря пришел без зубов и с отбитыми почками»

- О репрессиях я узнала в раннем детстве из рассказов бабушки о Тарасе Гавриловиче, муже ее родной сестры Булгаковой Лидии Андреевны, - рассказывает Елена Локтионова. - Она вспоминала о нем как о хорошем и добром человеке, он много работал, приходил с работы очень поздно. Когда его арестовали, жену Лидию уволили с работы, и она, как жена врага народа, не могла нигде устроиться. Тогда она уехала в Уфу и сменила фамилию на девичью.

Из лагеря он пришел без зубов, с отбитыми почками, когда рассказывал, как пытали, плакал. Я помню из бабушкиного рассказа, что его ставили в какую-то очень узкую камеру, где сутками надо было стоять с поднятыми руками. А мама вспоминает, что в тюрьме каждую ночь кого-то выводили на расстрел, и он не спал, ждал, когда за ним придут, а когда мимо его камеры других проводили, это значило, что в эту ночь за ним уже не придут.

- Еще у него в камере мышь или крыса была, которую он приручил, потому что сидел много месяцев в одиночке. После лагеря ему нельзя было жить в больших городах, они с бабушкой Лидой жили в Бирске. Он умер до моего рождения, поэтому я с ним не была знакома, только по рассказам родных, - говорит женщина.

По словам Елены Локтионовой, про двоих родных прадедов она узнала только в 2016 году, когда нашла их имена на сайте "жертвы репрессий", и спросила у папы.

- Бабушка с дедушкой никогда о них не рассказывали, наверное, многое пришлось им пережить как детям врагов народа. Это молчание стало нормой жизни и, фактически, спасло их жизни...

Муж двоюродной бабушки Елены, Тарас Гаврилович, за 65 лет жизни прошел путь от простого поденщика у помещика до директора городских совхозов ПП ОГПУ (полномочного представительства комиссии советского контроля — будущего Наркома СССР). По жестокой иронии судьбы, мужчина оказался по разную сторону стен власти — сначала — был плечом к плечу с карателями и после — стал жертвой режима, который годами сам поддерживал.

История Тараса Лабутина. Наблюдатель, строитель ГУЛАГа, жертва

Тарас Лабутин родился в 1896 году в крестьянской семье в деревне Марьина Марчуковской волости Ряжского уезда Рязанской губернии. Окончил всего три класса местной приходской школы, был рабочим по сортировке белья на военно-обмундировочной фабрике «Торгового дома К.Тиль и Ко», в 1915 году был призван в ряды Красной Армии. До мая 1916 г проходил обучение в 28-м запасном пехотном батальоне в Харькове. С мая по октябрь 1916 года - в 124 пехотном Воронежском полку на Германском фронте в Барановичи Минской губернии, младший унтер-офицер.

Район города Барановичи был занят германскими войсками в середине сентября 1915 года и считался одним из важнейших участков германского Восточного фронта. 20 июня 1916 года 124 пехотный Воронежский полк пошел в наступление, имея 2 батальона в линию, в каждом батальоне все роты в затылок, т.е. всего было 8 волн. После ожесточенной артиллерийской обработки немецких окопов полк перешел в атаку, рассчитывая быстро ворваться в расположение противника. Но уцелевшие 2 немецких пулемета в бетонированных капонирах наподобие крепостных последовательно отбили атаки всех 8-ми волн полка. В Воронежском полку осталось лишь 25% офицеров, раненых вытаскивали всю ночь, убитых не смогли подобрать. С 20.07.1916 Воронежский полк оказался в корпусном, затем в армейском резерве.

Среди тех немногих выживших был Тарас Гаврилович. С октября 1916 г. по декабрь 1917 г в 28-м он был в запасном пехотном батальоне младшим писарем в Харькове.

1.12.1917 на заседании Харьковского Совета рабочих и солдатских депутатов была принята большевистская резолюция о переходе власти в руки Советам. В ночь на 3 декабря красногвардейские отряды и революционно настроенные части гарнизона заняли все важные военные и хозяйственные объекты. 10.12.1917 были разоружены автобронедивизион, 28-й пехотный полк и другие воинские части Центральной рады.

В декабре 1917 г. вернулся в родную деревню и до июля 1918-го занимался земледелием в хозяйстве отца. Крестьяне вернулись с фронта домой и принялись делить землю. Весной 1918 года в России началась Гражданская война.

В июле 1918 пошел добровольцем в Красную Армию, красноармейцем 1-го Рязанского кавалерийского полка.

С апреля 1919 г. по август 1923 г. он - в 308 пехотном стрелковом полку 35 стрелковой дивизии 5 Армии, начальник хозкоманды, помощник командира полка по хозчасти.

Мелекесс, Бугульма, Уфа, Троицк, Челябинск, Красноярск, Иркутск - участвовал в наступательных операциях против армии адмирала А. В. Колчака. С 1919 года член ВКПб.

В следующие пять лет Лабутин женился, был завхозом управления в Городской милиции Уфы, ответственным арендной части уфимского Горсовета.

С ноября 1932 г. по июль 1933 г. Лабутин был директором городских совхозов ПП ОГПУ.

Из статьи Р. Бикбаева «Спецпоселки ГУЛАГа в Башкирии», Советская Башкирия. 1990 г.:

«В первых спецпосёлках для раскулаченных комендатуры организовывали «неуставные сельхозартели, чтобы спецпереселенцы сами себя обеспечивали пропитанием. Эти «неуставные артели» во второй половине 1930-х годов были переименованы в совхозы или колхозы. В Уфе спецпосёлки - Моторный завод и ЦЕС (у деревни Сипайлово). Каждый спецпосёлок представлял собой небольшой концентрационный лагерь во главе с комендантом. Никто из жителей без его разрешения не имел права покидать территорию посёлка. Нарушителей режима сажали в карцер.

Трудоспособные жители спецпосёлков работали на лесозаготовках. Однако их труд был организован плохо, инструмент зачастую выдавался непригодный к работе. Лесоразработки находились далеко от посёлков (4-5 км), куда нужно было идти пешком. Снабжение спецпосёлков продуктами питания было плохим. Зарплата своевременно не выдавалась. Медицинское обслуживание практически отсутствовало. Особенно трудно было в 1932-1933 гг. Тяжёлый труд, голод, зимние морозы вызывали массовую смертность. За эти годы умерло 2156 человек.

Лабутин стал непосредственным свидетелем жестоких гонений граждан, видя смерть в самых разных ее проявлениях.

В 1934-м году его даже наградили Почетной грамотой БашЦИКа за быструю образцовую организацию совхоза и умелое руководство хозяйством ОГПУ (Объединённое государственное политическое управление при СНК СССР), и за успешную работу уже на следующий год Тараса Лабутина перевели на работу замначальника Управления особого строительства УНКВД в город Горький.

А всего три года спустя его арестовали и приговорили к расстрелу за подрыв госпромышленности и участие в контрреволюционной организации. Как это часто было в те годы, вероятно, на него донесли. Расстрельный список, в котором был упомянут Лабутин, в 1938-м году подписали лично Сталин и Молотов.

Тем не менее, мужчине каким-то чудом удалось избежать расстрела. Пересидев целую волну жестоких репрессий, когда советская власть выполняла и перевыполняла план по расстрелам, Тарас Лабутин, вероятно, попал под смягчение — в то время, как Берия сменил Ежова, - так теперь рассуждает его правнучка Елена.

При этом, даже несмотря на пытки, вину свою Лабутин не признал. Возможно, это тоже сыграло свою роль в его «помиловании».

До марта 1946-го года Лабутин был заключенным исправительно-трудового лагеря в Соликамске и занимался вместе с сотнями других каторжан, за которыми ранее наблюдал в лагерях смерти под Уфой, строительством гидроузла и целлюлозно-бумажного комбината.

Год и 8,5 месяцев Лабутин провел в тюрьме до вынесения приговора, 6,5 лет в ИТЛ, всего в местах заключения провел 8 лет 2,5 мес.

Долгое время после лагерей, отличавшихся особо жестоким режимом, Лабутин болел, а после работал на руководящих постах предприятий Бирска, Раевки. Реабилитирован в 1956 году. Умер в Бирске спустя шесть лет.

- Историй, подобных этой, очень много. Он пережил пытки, лагеря, был в рядах НКВД и ими же репрессирован, - говорит женщина.

Сдаться, чтобы выжить. История Сергея Кондратьева

Как рассказывает Елена Локтионова, в книге памяти Стерлитамакского района информации по Кондратьеву Сергею Яковлевичу, двоюродному брату ее отца, нет. Известно, что дед Елены Локтионовой чудом избежал репрессий.

Зато остались целы воспоминания Локтионова Петра Михайловича, отца Елены Локтионовой.

- Я поинтересовался у Тони (сестры Евгеньевой Антонины Михайловны), почему мать, Татьяна Васильевна, не получает пенсию за погибшего сына. Она сказала, что Сергей дезертировал, и его свои же за это расстреляли. Ей об этом мать сказала.

Когда провожали на фронт, бабушка Настя ему внушала: чем быть убитым, лучше быть в плену. Так зла она была на советскую власть...

Сергею тогда внушили, чтобы не воевал, а сдался. А отец (Локтионов Михаил Васильевич) сказал, что я русский, воевать буду. Позже его расстреляли.

- В Стерлитамакском районе, на территории сельского Дома культуры в Айгулево в 1966 г. был установлен памятник воинам-землякам, павшим в Великой Отечественной Войне. В паспорте сооружения под № 81 — имя Кондратьева Сергея Яковлевича.

Елена Локтионова вспоминает еще одну историю, рассказанную ее отцом Петром Михайловичем:

- Отца тоже забирали в 1930 году как сына вредителя, после того, как деда осудили. Посадили в амбар под замок человек 15 со всех деревень, и поставили чувашина охранять. Поехали в Стерлитамак, сказать, чтобы НКВДшники подкулачников забрали. Свои деревенские писали, милиционер забирал, был один на сельсовет. А в Айгулево жила сестра отца Кондратьева, Татьяна, боевая тетка была. Своему Кондрашу говорит, он сельсоветчиком был: Мишка-то причем? Отца забрали, а Мишка брат причем? Ну пошел, самогон ему дали, нашел несколько мужиков-алкашей, которые напоили чувашина, замок сбили, мужиков выпустили. На следующий день к обеду приехали со Стерлитамака забирать их, а некого забирать. НКВДшника тоже напоили, барана зарезали, дали, уехал.

«Я обрастаю корнями»

Три года в архивах — и десятки судеб большого семейного древа, обрастающего новыми корнями.

- Когда я начала ими заниматься, я абсолютно по-новому начала смотреть на нашу страну, ее историю, судьбу. Миллионы забытых, искалеченных судеб. Я поняла, что должна во что бы то ни стало вернуть память предков, хотя бы для того, чтобы осознать, что они погибли не зря. С ними я вновь обрела преемственность, почувствовала, что обрастаю корнями и семья моя — такая большая, ощутимая, всегда со мной. И она мне всегда помогает, когда я их о чем-либо прошу, - улыбается Елена.

- Помню, мне приснилась бабушка, решили съездить с родными в Ишимбай, навестить ее могилу. Дождь лил чудовищный, все боялись, как доедем. Тогда я начала молиться — бабушка, помоги уж с погодой, к тебе едем. На кладбище вышло солнце. Может, и случайность, кто знает.

Женщина признается, что впереди у нее еще много архивной работы. В планах — написать книгу о родовом селе Озерковка Стерлитамакского района.

- Собирать и собирать! Непочатый край работы.

Напомним, за период с конца 20-х до начала 50-х годов ХХ века в Башкирии, по официальным данным, были репрессированы больше 50 тысяч человек. И это только те, кому непосредственно были вынесены судебные приговоры. Политические репрессии и система исправительно-трудовых лагерей просуществовали в стране вплоть до смерти Иосифа Сталина.