Несвятое писание. У тех, кто не помнит предков — нет будущего

Уфимские хроники1806 год оказался счастливым для чиновника уфимской губернской гражданской палаты 37-летнего Ребелинского: 11 марта он за отличие по службе был произведен в коллежские асессоры (гражданский чин, по табелю о рангах равен военному капитану, — Ю.Е.). А 27 мая с почтою был получен указ: его сыновья, четырнадцатилетний Михайло и одиннадцатилетний Иван произведены в коллежские регистраторы (низший, четырнадцатый чин того же табеля о рангах, но — начальный для дальнейшего продвижения по ступеням карьеры, — Ю.Е.). 23 августа младший из сыновей, семилетний Василий по предложению гражданского губернатора был определен канцеляристом. В этом же году у Ребелинского родилась дочь Глафира. Записи об этих и других событиях сделаны Михаилом Семеновичем Ребелинским бесстрастным тоном: уфимский летописец в течение нескольких десятилетий фиксировал как крупные, так и мелкие события в уфимской жизни, не давая им личную оценку. С годами Ребелинский получал повышения в должности и в звании. В 1809 году из секретарей гражданской палаты был переведен в губернские казначеи, в 1811 году стал надворным советником (гражданским подполковником). Немало было изменений в его личной жизни, а Михаил Семенович продолжал изо дня в день, из года в год делать записи в своем дневнике. Более чем через полвека попали его дневники на глаза преподавателям Уфимской мужской гимназии Михаилу Николаевичу Правдину и Николаю Георгиевичу Пикачеву. Немалых трудов стоило им прочитать записи, сделанные неразборчивым почерком. Вскоре дневники Ребелинского прочитала вся Россия: первая их часть была опубликована в столичном журнале "Русский архив" в 1897 году, а в следующем году журнал напечатал и вторую часть.Летопись жизниЛетописец повествовал о самых разных событиях в Уфе и губернии, об освящении церквей и о пожарах.15 октября 1794 года при освящении церкви Иоанна Богослова в Кагинском заводе "во время церемонии была пушечная пальба. После того народное угощение и обед, на кои припасено было говядины 40 пуд, баранины 10 пуд, пирогов 2125, вина 43, а пива 280 ведер и крестьяне пили весь день. 16 октября — вторичное потчивание крестьян".11 мая 1795 года была освящена церковь в Чесноковке.11 июня 1797 года в Уфе сгорела от молнии Троицкая церковь.Пожары в городских кварталах были частыми и опустошительными.18 декабря 1795 года "по полуночи в седьмом часу загорелась от печи в Первой экспедиции стена, отчего (сгорела) вся связь (комнат), в которых были помещены казенная палата, наместническое правление, приказ общественного призрения и прокурорская. Дел (документов) вытаскано (спасено) очень мало".11 мая 1804 года. "В сей день в третьем часу пополудни загорелся, отчего неизвестно, в Усольской улице дом и от того выгорело 76 домов, одна церковь с колокольнею и 23 дома разломали".В 1797 году в Уфу прислали указ, что отныне губернским будет город Оренбург. Вместе с другими чиновниками переехал туда и Ребелинский, а в дневнике по-прежнему немало записей об уфимских новостях. О том, что в мае 1798 года в Казани в присутствии Павла Первого был войсковой смотр и "уфимский полк государю весьма понравился, потому многие того полку чиновники (т. е. не рядовые, а имеющие какой-либо чин, — Ю.Е.) жалованы кавалериями" (были награждены орденами и медалями, — Ю.Е.). В следующем, 1799 году "пишут из Уфы, что в 40 верстах от оной шла туча с градом, который был весом от фунта до двух".Вскоре после смерти Павла Первого в Оренбург прислали указ: все губернские присутственные места вновь переводятся в Уфу. Тогда же, в 1802 году, в ранг городов были возвращены Белебей и Бугуруслан.По расписанию 20 июня отправился в путь обоз губернского правления, 23 выехала уголовная палата, 26 — гражданская палата и 29 — казенная палата. "На станциях велено выставлять по сто лошадей".Ребелинский выехал из Оренбурга 26 июня в 8 пополуночи и 1 июля прибыл в Уфу, а перевоз транспорта через Белую продолжался весь следующий день.Интересная подробность: 31 августа пришел из Петербурга указ, "коим не велено губернаторам и всем гражданским чиновникам давать от городов квартиры", но Ребелинский еще в июне продал в Оренбурге дом за 500 рублей, и приобрел себе в Уфе за 600 рублей дом на Сергиевской улице. Он вообще был предусмотрительным человеком. В 1808 году пригласил к старшим сыновьям учителя математики и географии, мальчишки стали учить французский и немецкий языки. В январе следующего года обучение начал и младший сын. Угадал отец, потому что "5 сентября с почтою получен указ, изданный в 6 день августа, коим запрещено производить по статской службе в чины незнающих наук".Запись крестьянских душЗа десятилетия ведения дневника немало было сделано скорбных записей. "Скончался любезный родитель мой. Течения жизни его было 78 лет. (Отпевали в Смоленском соборе — ныне церковь св. Троицы, поелику он 43 года был священником при том соборе) — положен не далее как полутора аршин от стены церковной". "Умерла в 70 лет мать". "Умерла жена Анна Васильевна (из купцов Анисимовых)".Остались у вдовца четверо детей, да и хозяйство у него немалое: помимо дома на Сергиевской улице он "получил место по выходе из Казанской улицы (угол Казанской и Посадской, — Ю.Е.) и заложил на оном сарай и конюшню". "Купил у майорши Пеутлинговой семью людей, состоящую из трех душ мужеских и двух женских. Заплачено 600 рублей". "Куплены у прапорщика Карягина роду каракалпацкого парнишка и девчонка за 100 рублей" (В "Русском архиве" следует пояснение Пикачева, что согласно привилегии, данной городу Оренбургу 7 июля 1734 года, захваченных в плен туземцев можно было крестить и поселить в Уфимской провинции, их можно было также продавать). Наконец, "Сторговано сельцо Таптыково у коллежского регистратора Порфира Стрелкова, в коем земли 2350 десятин, крестьян мужеского пола, в ревизию написанных, 95 душ с женами и детьми. С домом, со скотиною и прочим, значущимся в поставленном сего числа и записанном в маклерскую книгу условии, ценою за 30800 рублей. От города Уфы состоит сельцо оное в 17 верстах". Словом, вдовцу Ребелинскому требовалась в дом новая хозяйка, и это с пониманием восприняли родственники умершей Анны Васильевны. "В Спасскую церковь (на Большой Казанской улице) отосланы ризы и стихарь парчевые, стоящие около пятисот рублей, в память любезной моей покойницы" и "сговорил себе невесту, дочь надворного советника П. Евсипигина Надежду Петровну", а еще через неделю "Венчался. Посаженный отец — вице-губернатор Федоров, мать — надворная советница Березовская". Среди гостей — губернский прокурор Богинский, городской голова Жулябин (свояк по первой жене), Петр Анисимов (брат первой жены), майор Авдеев Егор Никитич (пояснение, сделанное в "Русском архиве" Пикачевым: это племянник Ребелинского, впоследствии — родной дядя известного всей России уфимского писателя Михаила Васильевича Авдеева. Наше добавление: в свою очередь Михаил Васильевич Авдеев — двоюродный дед известного советского уфимского писателя Бориса Четверикова, который, кстати, учился в гимназии у Пикачева, — Ю.Е.).Время, впередИтак, с помощью Правдина и Пикачева, подготовивших дневник к опубликованию, россияне, в том числе и уфимцы, узнали (или вспомнили) о многих местных и общероссийских событиях. О том, что в 1802 году военный губернатор предлагал императору перенести Уфу ниже по течению Белой, но вопреки этому предложению в 1803 году "получен городу Уфе план, конфирмованный государем в 3 день июля". В 1805 году 6 мая "было освящение знамен, присланных в Уфимский гарнизон". (Уфимскому гарнизонному батальону, сформированному по высочайшему повелению от 4 января 1804 года, — Ю.Е.). Есть у него и такая запись от 9 декабря 1793 года: "Был на комедии, которая была в доме генерал-губернаторском, представляли немцы". А наши искусствоведы до сих пор приводят цитату из книги Волкова-Кривуши, что после "Пана Бронислава", поставленного в Уфе ссыльными поляками в 1772 году, больше полувека никаких спектаклей в Уфе не было.Нельзя не рассказать и о самих авторах публикации Правдине и Пикачеве, активно участвовавших в общественной жизни Уфы. А еще — обучивших в гимназии несколько поколений уфимских мальчишек, потому что Михаил Николаевич по меньшей мере двадцать лет преподавал древние языки, а в 1900 году "пошел на повышение", был назначен инспектором народных училищ Олонецкой губернии. Преподаватель математики и физики Николай Георгиевич Пикачев проработал в гимназии еще дольше: в 1896 году он заслужил пенсию, но был оставлен в гимназии сверх отработанных двадцати пяти еще на пять лет. Циркуляром по Оренбургскому учебному округа в 1901 году он оставлен преподавателем и инспектором гимназии еще на пять лет, но и в 1908 году он все еще продолжал работать."Долгожителей" среди преподавателей Уфимской гимназии было немало. Пензенский уроженец и выпускник Казанского университета Иван Васильевич Базилев казалось бы, накрепко обосновался в Симбирской гимназии, проработав там десять лет преподавателем, но после того, как его в 1831 году назначили директором Уфимской гимназии, он больше четверти века проработал в этой должности. Еще дольше пробыл директором гимназии Владимир Николаевич Матвеев: в 1897 году у него было 30 лет выслуги, а в 1900 году его приказом по учебному округу оставили директором еще на пять лет. Потом этот срок продлевали до 1919 года. Для них гимназия была домом родным в прямом и переносном смысле: им полагалась при гимназии в одном из строений по адресу Большая Ильинская улица (Фрунзе), 43 казенная квартира. Так что они, равно как и Пикачев, живший там же, повседневно были заняты заботами о гимназии. И заботами об Уфе и уфимцах.Из дневниковых записей Ребелинского:1804 год. 31 июля.Пишут из Оренбурга следующее. Ежели сведает духовный Синод о чудесах военного губернатора, князя Григория Семеновича Волконского, то велит упоместить (его) в число святых в Четь-Минеи. Он ходит всегда в худом рубище, в изодранных сапогах, желтые портки и белая байковая фуфайка, оберченная черною тряпицей голова, или носит худой кожаный картуз. Иногда в таком странном наряде надевает и ордена. В полдни за городом ложится между навозными кучами спать, а ночью ночлег имеет на (крепостном земляном) валу и всегда сопровождаем бывает мужиками, ребятами и нищими, из коих иным дает деньги, а иным, поднимая с земли, каменья. Нередко вынимает из кармана образ и при собрании всей толпы, ходя, начинает молиться. По ночам иногда приходит в церковь, посылает за плац-маиором, комендантом и дежурным (по караулам офицером) и священником, потом заставляет служить молебен и по окончании отпускает их обратно. В церковь во время обедни нередко приносит свою ризницу и свои образа и потом опять уносит. Но при всей своей таковой набожности превеликий охотник до кумысу и волочится за женщинами, хотя слишком семьдесят уже ему лет. Что ж принадежит до исправления возложенных на него должностей, то судя по описанному его характеру, сам всякий угадать может, сколь должен быть он деятелен.1810 год. 17 апреля.Христос воскресе! День был хотя с переменной ясностью, однакож столь великому празднику не соответствовал. На улицах такая стала грязь, что на маленьких дрожках пара лошадей едва вывозить может. Преосвященный Августин по своему меланхолическому характеру начал ездить в кибитке, сделанной весьма неаккуратно, аршина в два вышины, и закрывшись наглухо кожею. В сей день он потчивал господ после обедни вместо водки кого "кофием", кого чаем с закускою самою монашеской и то без ножей и вилок. Характер странный! Живет уединенно, мучит себя пустыми занятиями по Консистории. Не любит, чтобы ходили в Крестовую церковь барыни. Духовенство лучшее все разогнал и разослал по епархии. Напротив, собрал таковых, кои не более заслуживают, как быть в селе, и то посредственном. Архимандрита Филарета не любит, кажется, более нежели сущего врага, но сей, напротив, человек со всеми достоинствами и весьма скромный. Никто по сию пору не отгадает, что уединение и постничество, каковым себя его преосвященство выказывает, есть истинное или притворное. Кажется, больше можно полагать, что он есть сильный иезуит, нежели праводушный монах.1811 год. 18 мая.Четверг. Семик не другое что, как древний обычай, и название получил не от чего, кажется, иного, как от того что седьмой четверг с Пасхи. В сей день собирается девушек по двадцати и более в один дом, делается на дворе род беседки, уставленной деревцами с листьями. Тут, сидев, они поют песни и пляшут. Потом, часу в пятом пополудни, выходят с березкою в руках в поле, становятся в круг, также поют и пляшут… Приходящим зрителям, кто б они не были, поют песни с величанием, припевая женатым их жен, а холостым сестер… За сие приходящие благодарят и платят деньги. На поле остаются они до самого вечера и потом продолжают тоже паки во дворе, иногда всю ночь. Тут молодые ребята приходят толпами и занимаются разными с ними играми, однакож не подозрительными и безчинства никакого не бывает. Деньги себе берут только те, называемые хозяйками, две девушки, кои собирают и учреждают сей семик. То же самое делается и в Троицын день. В городе бывает семиков или хороводов по пяти и шести. Прежде хаживали девушки и из лучших домов, но ныне кроме низкого состояния не собираются.Юрий ЕРОФЕЕВ.