12 пудов неправды

Мне не понятны угрожающие фразы, предваряющие основной текст книги "Город над Белой рекой", отпечатанной в издательстве "Башкортостан": "Все права защищены. Перепечатка отдельных фрагментов возможна лишь с согласия автора". Как минимум у меня три вопроса. Первый из них: чьи права защищены? Ведь автор, Сергей Синенко, кандидат филологических наук, журналист и прочая, и прочая ("работал", "организовал", "заведовал"), всего лишь излагает, то есть пересказывает, чужие краеведческие поиски, напрасно искать в его тексте сноски и указания на собственные находки в архивных документах. Второй вопрос: чье согласие нужно при "перепечатке фрагментов" — того, кто, например, рассказал о том или ином факте из жизни города пятьдесят или даже сто лет назад? Или самого автора, который, кстати, тоже едва ли спрашивал разрешение у художника Нестерова или заезжего литератора Минцлова на заимствование у них сведений об уфимской жизни.Поскольку в книге есть фактические ошибки и неточности — можно ли писать о них, не спрашивая согласия автора, или обязательно нужен запрос: "позвольте, Сергей Германович, вам не позволить"?Осенью 1890 года в Уфу приехала труппа артистов и работала здесь всю зиму. В каком театре — летнем, неотапливаемом, или зимнем, теплом? По логике автора — в летнем (стр.85: "26 октября 1890 года в летнем театре состоялось представление оперетки А. Замара "Певец из Палермо". "Второй бас" Шаляпин стоял на сцене в первом ряду хористов"). Потом антрепренер доверил Шаляпину партию Стольника в опере "Галька". Сохранилась фотография афиши: "18 декабря… в зимнем театре…". Вопреки логике автор утверждает на стр.52, что дебют Федор Шаляпина состоялся в доме Дворянского собрания, и повторяет это на стр.89: "Дебют семнадцатилетнего Ф. И. Шаляпина в здании Уфимского дворянского собрания 18 декабря 1890". Не надо делать из начинающего певца прообраз нынешних "из молодых, да ранних", прыгающих в один день с одной площадки на другую и даже на третью. Не было Феди Шаляпина в тот день в Дворянском собрании.Между прочим, на нынешней академии искусств висит мемориальная доска: Шаляпин выступал в этом здании лишь в 1891 году.На стр.95 читателю сообщается, что население Уфы в 1916 году — 104,7 тысяч жителей и ровно через шесть строчек это утверждение опровергается: число уфимцев "в 1916 стало 112, 5 тысяч". На стр.123 уверяется, что "в 1930 году в здании бывшей духовной семинарии открылось второе высшее учебное заведение города — Башкирский сельскохозяйственный институт", но уже на следующей странице сообщается, что этот институт был открыт в 1929 году. К заслугам советской власти причислено открытие в Уфе в двадцатые годы землеустроительного техникума, фармацевтической и музыкальной школ (стр.123), но они были и до революции!Предполагается, что автор, готовя столь значительный труд, идет в библиотеку и берет "Адрес-календари" и "Справочные книги Уфимской губернии" и выписывает: губернатор Шрамченко — Павел Платонович, а не "Н. Н." как на стр.61. Губернатор Башилов — Петр Петрович, а не "Г. П.", имя и отчество городского головы Попова создателю книги вообще не известно — стр.83? Звали знатного уфимца Василием Афанасьевичем. В книге С. Гербст стала Гербет, а Коропачинский — Кропачинским.В различных энциклопедиях есть статьи о знаменитом французском летчике и авиаконструкторе Луи Блерио, автор эту фамилию исказил, потом закавычил и над Уфой в 1912 году летал самолет "Брелио" — стр.94. Впрочем, и советских летчиков автор не знает, поэтому экипаж В. П. Чкалова летит не в США, а только к Северному полюсу — стр.129. И не был введен в строй в 1931 году Уфимский завод по производству комбайновых моторов (стр.129), поскольку в тот год копались котлованы под первые цеха.Не горело, вопреки утверждениям автора на стр.67 и 84, здание зимнего театра в 1875 году, потому что оно сгорело уже в 1868 году. Утверждается, что актеры расформированного в годы войны театра юного зрителя ушли на фронт, стр.164. К сведению автора: ведущие артисты ТЮЗа, его режиссер и музыкальный руководитель понадобились в русском драматическом театре, куда, кстати, они влились 3 июля 1941 года по решению горисполкома. Мария Левитина в 1942 году сыграла в русской драме в "Машеньке" и "Кремлевских курантах". Михаил Мартьянов по меньшей мере трижды "призывался" в армию, по русскому театру издавались соответствующие приказы, а потом смущенный Мартьянов вновь возвращался в артистический коллектив: он не подлежал призыву и работники военкомата отказывались отправлять его на фронт. Режиссер Глушарин и Сушкова были откомандированы в Белебей, где был открыт филиал уфимского русского театра. А фронту они помогали по мере сил. Левитина неоднократно выезжала к бойцам в составе фронтовых бригад артистов, Глушарин и Сушкова были награждены Почетными грамотами за активное участие в концертах для бойцов, в госпиталях. Одну из грамот Иларию Казимировичу подписал командующий Южно-Уральским военным округом генерал-полковник М. Рейтер. Горе с артистами Горевыми: один из них, удостоенный автором эпитета "прославленный", назван им тем не менее на стр.84 Хоревым, другой, на стр.139, — Голевым.Вот чего я не могу понять. Допускаю, автор добросовестно переписывал страницы из книги Волкова-Кривуши, надеясь на его порядочность, но зачем он Минцлова обширно цитирует, если сам о нем невысокого мнения: "это был чужой взгляд чужого человека". Однако цитаты из минцловских "Дебрей жизни" активно используются: "Лестница гимназии воняет всеми кошками губернии… Заходил в местный музей, здание грязное и престарое. Там и останки мамонтов, и близнецы в банке, и портрет коменданта, повешенного Пугачевым, и дрянной альбомчишко с марками, и бабочки на булавках — словом ерунда невообразимая".О таких, как Минцлов, еще в 1902 году писал журнал "Живописное обозрение": "Переглядите 100 корреспонденций из маленьких местечек и в 98 вы найдете заднюю цель: или кого-либо не в меру превознести, или в кого-нибудь кинуть ком грязи. Истина отсутствует, а с нею и уважение к такому писанию".Ну, а теперь пора сказать о положительном. Как замечательно, что запредельно высокая продажная цена делает книгу "Город над Белой рекой" недоступной для студентов и школьников. Иначе громкий хохот стоял бы в аудиториях и коридорах. Автор перевел вес колокола кафедрального собора — 521 пуд — в килограммы и получил 8336 килограмм (стр.40). Я пересчитал эти 8336 килограмм на пуды и у меня получился вес колокола 509 пудов. А где еще двенадцать пудов? Любой школьник сумеет подсчитать: если выловленная некогда (стр. 80) белуга весила 27 пудов, то это чуть поболее 442 килограммов, но автор при пересчете получил 432 килограмма, "облегчив" ее на десяток килограммов. Пожалуй, правильно сделал: эти рыбаки всегда преувеличивают. Они не меньшие фантазеры, чем иные "краеведы".Юрий ЕРОФЕЕВ.