Раба любви. Елену Камбурову обвиняли в антисоветской грусти и упадничестве

Свободное владение голосом в очень широком диапазоне, богатейший набор тембров и интонаций и актерское мастерство — те качества, благодаря которым Камбурова стала незаменима в кино, в "пении за кадром". В кино и анимации она поет за детей и взрослых, за лирических и характерных персонажей, за зверей и сказочных существ. Среди работ в кино — "Раба любви", "Дульсинея Тобосская", "Небеса обетованные", "Нас венчали не в церкви", "Приключения Электроника" и заставка "Ералаша".— Вроде бы что-то делается, и фильмы снимают, но... ничего нет. А время идет. Для меня это драма. Я сижу дома и таким образом лишаюсь своей аудитории. Это так тяжело! Это очень страшно, понимаете? Где найти таких спонсоров, которые помогли бы нам оплатить хотя бы полдороги? Нас ведь мало, это не театр вывезти с декорациями. По сравнению с теми, кто работает в шоу-бизнесе, мы получаем совершенно мизерные гонорары, — печально, нет, не жалуется, а констатирует Елена Антоновна и тихо ропщет на "Фабрику звезд".Билеты на концерт певицы, действительно, стоили до смешного дешево. Удивительно, но певица не смогла прижиться ни в прошлом, ни в настоящем. В советское время ее не жаловала цензура, сегодня она, как и многие ее коллеги — Александр Градский, Вероника Долина — не формат.— В советские годы существовала цензура идеологическая, а сейчас — финансовая, давление которой еще страшнее, — размышляет певица. — С идеологией еще можно было как-то выкручиваться, лавировать, а здесь — все, и нет выхода, тебя просто исключают. Потому практически каждый мой концерт, каждое выступление, выход к зрителю — это совершенно особые часы моей жизни и уроки, в первую очередь для меня. И одновременно экзамены, которые я или сдаю, или не сдаю, сдаю на "отлично" или на троечку...Немного отстраненная и задумчивая Камбурова появилась на сцене, как всегда, в черном, правда, на этот раз с блестками, платье. В концерте прозвучали старинные и современные русские и зарубежные песни, романсы, баллады, шансон, еврейские мелодии. Певице аккомпанировали клавишник Олег Синкин и гитарист Вячеслав Голиков. Не раз уже писали, что Камбурова одна из немногих певиц, превращающих песню в целый драматический спектакль. Это действительно так. После каждой спетой композиции зал рукоплескал ей так, как многим артистам только в финале действа. И каждый раз овации, вспыхивающие софиты как будто выводили ее из гипнотического состояния. За считанные секунды артистка "осознавала", где находится, преодолевая нешуточное стеснение, еле кланялась — слегка подавалась торсом вперед — и тут же вся такая инфернальная, потусторонняя скрывалась в малоосвещенной глубине сцены: нужно успеть снять одну маску и надеть другую. Так, немощная старуха превращается в жизнерадостного подростка, звонкая девушка — в осипшего бандита. Она поет, срываясь с крика и хрипа на шепот, пробирая зрителя до мурашек. В ее театре единственным подручным средством декорирования является обычный стул, который в руках актрисы превращается в любую декорацию, необходимую для песни-миниспектакля. Но вот снова загораются прожектора, и она в умиляющей растерянности начинает таскать сиденье за собой, подыскивая новое место для следующей сценки.Ее часто называют певицей "элитарной", но поскольку это слово давно утратило первоначальный смысл и дискредитировало себя, то им обозначают, скорее, узкий круг поклонников ее таланта. Потому Камбуровой больше подходит определение "камерная". Звания, которые достались ей совсем не просто, для нее не важны. И в это легко поверить. Она из тех блаженных, кто задумывается не о размере гонорара, а о том, сколько голодных бездомных прикормленных ею кошек ждут во дворе дом…Камбурова пела на стихи и музыку Вертинского, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Окуджавы, Высоцкого, Кима, Дашкевича, Шварца, а также Эдит Пиаф и Жака Бреля.— Франция — одна из моих песенных родин, — объясняет певица. — Я воспитывалась не только на русских народных песнях, песнях Окуджавы, но и на французских, которые звучали в Москве в то время, когда формировалось мое певческое сознание, которые произвели на меня грандиозное впечатление. И мне хотелось, чтобы этот жанр и то, что уже было найдено во французской песне, появилось, зазвучало и у нас. Не знаю, каким чудом... Но вот сейчас появляются новые певцы, и я их около себя собираю и надеюсь, что они создадут основу жизни этому французскому жанру у нас в стране. Почему я пою на французском? Очень трудно с переводами. Я с удовольствием пела бы те же песни на русском языке, но когда знаешь французский и точно понимаешь текст, трудно спеть их на русском.— Несколько лет вы руководите собственным театром музыки и поэзии…— Он появился в 92-м году. Зачем мне это нужно? Рядом со мной начали выступать молодые певцы и актеры, которые следуют моим песенным правилам. К сожалению, они так же, как и я, не имеют выхода на экран, и их как бы нет вовсе. На самом деле Москва, Ленинград о них уже знают. В прессе некоторые статьи обо мне назывались: "Театр песни Елены Камбуровой", или "Театр музыки Елены Камбуровой", или просто "Театр Елены Камбуровой". И постепенно эти названия стали воплощать идеи театра. Театра как места, где будут соединены все усилия — и поэтические, и музыкальные, и исполнительские. И это будет выливаться в сольные концерты певцов, которые работают или будут работать в этом направлении. Этот жанр, я надеюсь, обретет, наконец, в России традиции. Были отдельные певцы, а традиций не было.— Как вы сами пришли на сцену?— После школы я училась в техническом вузе на Украине. Сначала в Хмельницком, потом в Киеве. Должна была стать инженером. Но вдруг во мне заговорил внутренний голос: "сцена, сцена, сцена". Что именно я буду делать на сцене, толком не понимала. Думала, что это, конечно, сцена театра, что я в первую очередь драматическая актриса. Так получилось, что я приехала в Москву поступать в театральное и... не поступила. Случайно узнала об училище циркового и эстрадного искусства и поступила туда. У нас преподавали те же педагоги, что и в Щукинском училище, и у меня была реальная возможность поступить на следующий год в это училище, но я так увлеклась манежем! С уроков вокала я сбегала, потому что не понимала, зачем мне это нужно. Еще я читала, у меня был большой чтецкий репертуар. А когда начала петь, это были даже не песни, а скорее напевания, нашептывания, наговаривания. Песни Окуджавы, Новеллы Матвеевой. Они были под стать моим голосовым возможностям. Потом у меня стало появляться все больше и больше песен, требующих большей вокальной выразительности, и я начала задумываться, как же мне этого достичь... Но как только я начала сдавать свою первую сольную программу, тут все и закончилось. Потому что, когда это сразу в большом объеме увидели те, от кого все зависело, они решили, что это очень опасное явление. Цензура сказала свое слово: это не для ушей советского народа, народ, мол, это просто не поймет, потому что это очень грустно. Были произнесены слова "упадничество" и прочее, и плюс они видели разные свои подтексты...— Но ведь были же у вас в те годы единомышленники, друзья?— Конечно, мне многие в жизни помогали. Композитор Владимир Дашкевич — тем, что писал музыку, в которой интересно было находиться, Микаэл Таривердиев… Булат Окуджава — самим своим присутствием, вообще все поэты, с чьим творчеством посчастливилось соприкоснуться. Незабываемы встречи с Цецилией Львовной Мансуровой, поверившей в меня как драматическую актрису, с Фаиной Георгиевной Раневской, общение с Леней Енгибаровым, с которым мы мечтали о совместной программе, но — он рано ушел… Есть друзья, что неистово верят в мою, как им кажется, звезду. Все это слагает условия моего существования, хотя по большому счету очень хочется, чтобы мне еще повезло.Дмитрий СТЕКОЛЬ.