Рустэм Хамитов: «Я такой, какой есть, пусть, может быть, думаю и действую наивно»

«Супруга – это отдушина»

- Это правда, что когда вы узнали о своем предстоящем назначении, вы поехали в администрацию президента и спросили: «За что?».

- Таких слов, безусловно, не звучало. Это было, скорее всего, внутреннее ощущение того, что приближается огромная работа, которая потребует от меня полной мобилизации, полной отдачи. Я, будучи настроен на совсем другую деятельность, это предложение воспринял как, прежде всего, предоставление работы, сложной и очень-очень ответственной.

- Все-таки внутри был этот вопрос: «За что»?

- Это, скорее всего, образ, это, может быть, шутка. Потому что из спокойной, нормальной, размеренной жизни с понятными периодами работы, отпуска, свободного времяпровождения в субботу, в воскресенье произошел переход в динамичное, очень жесткое по работе состояние, что конечно, сопровождалось эмоциями.

- Но ведь можно было отказаться.

- Нет.

- Почему?

- Дело в том, что когда речь идет о вопросах такого масштаба, ты понимаешь, что во многом это даже судьба, это выбор не одного человека, а процесс, который, собственно, подводит тебя к этой ситуации. И раз жизнь сложилась и подошла к рубежу, на котором тебе сделано такое предложение, тут не возникает ситуации или моментов, когда ты можешь говорить «да» или «нет», ты просто понимаешь, что, действительно, это естественное продолжение событий.

- Вы это не восприняли, как своего рода ссылку?

- Об этом даже речи нет. Наоборот, это, ещё раз говорю, ответственное и во многом редкое предложение, которого удостаиваются очень не многие люди.

- Не пожалели за эти месяцы об этом решении?

- Знаете, у меня, собственно, не было времени как-то глубоко и долго размышлять на эту тему.

- Но не долго, а иногда, когда что-то не получается?

- Когда что-то не получается, когда сверхчеловеческая нагрузка, когда ты из ряда обычного человека попадаешь в публичное пространство.

- Кстати, как вы себя чувствуете?

- Когда прикован взглядами тысяч людей, этот переход тяжело дается, мне кажется, любому человеку. Сказать, что комфортно себя чувствую, невозможно, для меня, по крайне мере. Эта публичность тяготит, ограничивает, ставит рамки, поэтому для меня это испытание.

- И куда-то убегаете от этой публичности?

- В общем-то, да. Я стараюсь, по крайней мере, после рабочего дня, хотя он заканчивается довольно поздно, всё-таки уединиться и уже никаких телефонных разговоров, каких-то встреч, даже частных, я не планирую. Мы только вдвоем с супругой обсуждаем какие-то свои домашние дела и не более того.

- Супруга – это такая «отдушина», так?

- Это так, это точно.

«Увы, мои портреты продаются в магазинах»

- Рустэм Закиевич, вы призывали чиновников республики не вешать ваши портреты на стены. Они послушались?

- По крайне мере, в тех кабинетах, в которых я бываю, не вижу своих портретов. Мне хочется верить, что они послушались. Мне хотелось, чтобы стены кабинетов украшали репродукции, картины, коллажи, эстампы, всё что угодно с видами природы нашей республики. Я вижу фотографии наших гор, полей, степей, лесов – великолепные пейзажи, прекрасные. Вот это достойно.

- А вот в вашем кабинете висят портреты Путина и Медведева?

- Нет.

- А почему?

- Я даже как-то не думал об этом, честно. И совершенно спокойно к этому отношусь. А вот, что касается моих портретов, я заходил в книжный магазин и увидел – увы, продаются.

- Сколько стоят?

- Я не спросил, потому что это было бы как неудобно и неловко.

- А какой портрет?

- А портрет мне не понравился, кстати говоря. Во-первых, я на себя не похож, ретушь и как-то всё не очень. А продавец мне говорит: «Вы знаете, остался последний портрет. У нас расхватывают эти портреты, как горячие пирожки, мы не успеваем печатать».

- Бизнес!

- Да, бизнес. Что я могу сказать? Безусловно, меня это, если не огорчает, но и не радует, по крайне мере. Все-таки, я не за то, чтобы эти портреты были на стенках. Мне это не нужно – я говорю это искренне.

- Когда вы приезжаете в районы, чувствуете, что местные чиновники готовятся к вашему приезду – всё вылизывают, песни, пляски, дети с цветочками?

- Конечно, чувствую и я знаю о том, что специально, действительно, расчищают улицы, красят заборы, латают дыры.

- Траву хоть не красят?

- Траву не красят, до этого еще не дошли и, надеюсь, не дойдут. Я прошу об одном, хорошо, приводите в порядок населенный пункт, это, в конечном итоге, нормально. Но не устраивайте ажиотаж, не нужно песен плясок, не нужны мне караваи, не нужны ленточки, не нужны дети, стоящие, дрожащие на холоде или погибающие перед прямыми лучами солнца, теряющие сознание. Вот этого не нужно. Если привели в порядок улицу, я возражать не буду. А ажиотажа не надо. В общем-то, слушаются, и на сегодняшний день таких встреч с песнями и плясками нет.

«Люди легко отделяют ложь от правды, искренность от притворства»

- А можно сделать так, чтобы вы поехали, а чиновники не знали куда?

- Да, и так бывает. В Уфе, по крайней мере, я не то, чтобы часто, но регулярно бываю в городе, не предупреждая никого – либо на ярмарке, либо на рынке, либо в магазине, либо просто на улице. Кстати, воспринимается людьми абсолютно хорошо. Когда узнают, широко открываются глаза, здороваются, а у нас менталитет нашего народа и привычка нашего народа, особенно в сельской глубинке, здороваться с каждым встречным. Здесь происходит то же самое – люди за руку здороваются, подходят, спрашивают как дела, как живется. Не то, чтобы сразу начинают свои проблемки обозначать, этого нет, наоборот, если ты на рынке – попробуйте наш мед, попробуйте наши орехи. Исключительно доброжелательны.

- Просто так зашли на рынок или что-то купить?

- Зашел посмотреть, какие цены и что продают. Женщина продавала симпатичного кролика, я спросил: «Сколько стоит?» и улыбнулся. Она говорит: «Вы знаете, у вас такая красивая улыбка, я вам отдам бесплатно».

- Отдала?

- Я говорю: «Спасибо, мне кролик не нужен. Спасибо за комплимент». Я считаю, что, на самом деле, улыбаться надо чаще, надо быть добрее, надо быть ближе к людям, люди это чувствуют. Не надо носить маску большого, крупного начальника, тем более, когда это не соответствует действительности.

- А цены ниже, чем московские?

- Ниже, но не в разы, конечно. Доходы в разы ниже, а цены в полтора раза, может быть, в 1,5 раза или на 20-30%.

- Публичность на рынке, наверное, мешает?

- То, что узнают, это уже публичность. На самом деле, люди очень прозорливы, они видят в человеке и легко отделяют ложь от правды, искренность от притворства. Я в своей работе, по крайне мере, стараюсь придерживаться принципа искренности и честности – для меня это очень важно. Поэтому, видя такую форму деятельности и такую работу, люди доброжелательны, конечно.

- И они не боятся к вам подходить?

- Нет.

- Их охрана не отгоняет?

- Нет, даже об этом речи нет. Более того, я сам иногда прошу, чтобы общение было большим и искренним. Не надо никаких преград, не надо никаких колец-оцеплений.

- Вы необычный руководитель…

- Надо спокойно, ровно и нормально общаться с людьми. Я не знаю, что такое обычные руководители, я говорю о себе. Я просто ощущаю потребность в том, чтобы общаться с людьми. Мне с простыми людьми намного спокойнее, чувствую себя увереннее, потому что говорю с ними на одном языке, знаю традиции, обычаи, и башкирские, и татарские, и русские, я работал на заводе, в конце концов, я из обычной, простой семьи. Как я могу себя отгородить от людей? Я не имею права, да и любой руководитель не имеет права.

- А на башкирском вам тяжело говорить? Без практики все-таки.

- Я родился в Сибири, там мы прожили три года, и когда мне было три года, мы в Башкирию. Живя здесь, я разговаривал только на башкирском языке. В шесть лет я, практически, не умел говорить по-русски, говорил на башкирском. Знания языка, полученные в детстве, пронес через всю жизнь. Конечно, я окончил русскую школу, учился в Москве, последние годы работал в Москве. Безусловно, шероховатость есть и это правда.

- Уроки башкирского не берете?

- Не беру, потому что спокойно читаю, спокойно слушаю и говорю на уровне выше, чем бытовой, с вкраплениями политических и экономических терминов. Сейчас язык все больше «развязывается», все больше появляется свободы. С точки зрения знания башкирского языка у меня никаких проблем нет и в общении с людьми тоже.

«У предыдущего руководства не получилось обогатить свой народ»

- Муртаза Рахимов официально занимает должность вашего советника. Он часто дает советы?

- Вы знаете, во-первых, Муртаза Губайдуллович не занимает должность советника официально. Даже общественной должности такой нет. Мы, если встречаемся и говорим, то это больше товарищеские, дружеские отношения, которые у нас длятся порядка 20 лет. Здесь для меня тоже вполне естественная ситуация. Я к ушедшему республиканскому начальству отношусь очень спокойно, у меня среди ушедших людей нет врагов, доброжелателей и нет людей, к которым испытывал бы что-то такое, не очень хорошее. Я для себя эту страницу перевернул и не хочу сейчас выяснять – кто-то, когда-то, чего-то сказал кому-то, не так посмотрел, не то сделал, не того реализовал, не такую политику проводил. Для меня этого вопроса нет. Я никогда, ни при каких обстоятельствах не перейду на личности, обвиняя или нагружая ушедшее руководство каким-то негативом, этого не будет. Люди работали в свое время, люди работали, исходя из своих возможностей. Они сделали то, что могли, они работали для республики, они видели развитие республики именно таким образом. Что сейчас за это критиковать, если даже что-то не сделано? На самом деле двигали достаточно большие экономические вопросы и сегодня республика, по крайне мере, входит в десятку российских регионов по многим показателям – объемам промышленного производства. Но не получилось у предыдущего руководства обогатить свой народ.

- А почему, как вы думаете?

- Не удалось развить предпринимательство, не удалось создать самовоспроизводящуюся экономическую структуру с точки зрения роста доходности людей. Не смогли. Не знаю. Может быть, задачи ставились по-другому. Поэтому я не собираюсь кидать камни в ту сторону, этого не будет точно. Когда мы встречаемся с Рахимовым, последняя встреча была довольно давно – месяц назад, мы говорим о каких-то совершенно других вещах – не о политике, не об экономике.

- И он вам не пытается сказать, что он с чем-то не согласен?

- Пытается, но я не развиваю эти темы.

- Ему все-таки что-то не нравится в вашей политике?

- Конечно.

- А что, например?

- Наверное, может быть, политика большей доступности, демократизации, свободы средств массовой информации. Знаю, что не нравится, и он мне об этом открыто сказал, например, о попытке перехода нашего телевидения в новый формат. Поговорили мы об этом так, неостро. У каждого свое мнение, в конце концов. Он представитель своего поколения, он видит это так, а телевидение и телевизор смотрят сотни тысяч людей, среди них разные и не факт, что люди только этого поколения имеют право на истину. Поэтому это, наверное, был самый острый момент нашей беседы, все остальное очень спокойно.

«Если на экране правда – человек начинает верить и откликаться»

- А каким вы видите телевидение Башкирии?

- Наверное, надо понимать, для кого оно. Сегодня мы знаем, что БСТ в основном смотрят жители села, городские жители в меньшей степени, хотя утренние передачи – «Салям» нового башкирского телевидения уже смотрят горожане. Я смотрю только БСТ, я уже забыл первую, вторую кнопку и даже свой любимый канал «Культура». Вижу и слышу, что люди все больше и больше переходят на третью кнопку, у нас почему-то БСТ на третьей кнопке. Мне кажется, что телевидение идет в правильном направлении. Во-первых, это сегодня новостная часть – фактически, показывают то, что происходит в республике. Или пытаются, по крайне мере. Не все получается, но человека нельзя обмануть. Когда человек видит, что на экране правда, что на экране разномыслия, что на экране по-другому совершенно подаются новости, конечно, человек начинает верить и откликаться на эту правду.

- А из Москвы никто не возмущался, что теперь по башкирскому телевидению показывают то, что реально в жизни происходит?

- Нет. Вы знаете, из Москвы я и не получаю никаких сигналов и мнений о том, что надо делать так или эдак. Вообще говоря, из Москвы руководящих указаний не поступает. Большое заблуждение, что москвичи рулят местными руководителями. За два с небольшим месяца моей работы ни одного звонка. Иногда понимаешь даже, что звонки-то нужны или совет нужен, или нужно обсудить с кем-то что-то.

- Представители «Единой России» сюда приезжали...

- Приезжали. Это хорошо. Кстати, впервые за пять лет. Провели на этой неделе законодательную сессию Палаты законодателей Приволжского федерального округа, тоже впервые за четыре года. Республика раскрывается. Поехали люди, поехали представители разных партий, поехали специалисты разных направлений, начались диалоги, формируются, создаются площадки, на которых происходит обсуждение и начинается политическая жизнь.

- Вам это приятно?

- Конечно. Я же вижу, что именно только на этом пути мы можем чего-то достичь в конечном итоге. Нельзя в застывшем формате добиваться чего-то прогрессивного, нового. Развитие – это движение, это динамика.

«Вину назовет суд, а отстранение от работы будет неправильным и эмоциональным»

- Рустэм Закиевич, вы меняете руководителей в республике постепенно, чувствуете при этом сопротивление местной элиты?

- Наверное, нет. Потому что авторитет и должность президента республики столь высоки, что люди предпочитают не ввязываться в сопротивление.

- Боятся?

- Может быть, это какие-то внутренние ограничения, может быть, это культура, менталитет нашего народа и доверие власти, на самом деле, очень высоко. Люди, видя искренность, желание с моей стороны сделать что-то новое, придать существующий динамизм ситуации, меня поддерживают. Люди давно были готовы к этим изменениям, они понимали, что изменения нужны, нужна динамика, что мы уже по многим экономическим показателям начинаем сползать с передовых позиций в средники. Многие обсуждали, как в 70-е годы на кухне шепотком, где-то там за углом. Сегодня есть возможность спокойно высказаться и чего сопротивляться тому, что в конечном итоге может дать плюсы? Да, мы кого-то отлучаем от власти, но только в каких-то самых вопиющих случаях.

- Против министра образования и против министра труда и социальной защиты возбуждены уголовные дела, их обвиняют в превышении должностных полномочий и ограничении конкуренции. Эти два министра по-прежнему работают?

- Да.

- Почему вы их не отстранили от должности, пока идет расследование?

- Ситуация там очень проста. Первое, как раньше строились социальные объекты – приезжает большой начальник в район, ему местный, большой начальник говорит: «У меня не хватает школы, больницы, детского сада» и звучит команда: «Завтра начинать строить». Без документации, без экспертиз, без открытия финансирования, без каких-либо подготовительных работ завтра начинают копать котлован. Через полгода появляется остов школы, еще через полгода появляется школа или детский сад и задним числом начинают оформлять документы. Звучит приказ этому министру образования – оформить и он пытается находить способы такого оформления. Что в конечном итоге? Конечно, он переступает черту закона. При этом я не могу назвать его ни жуликом, ни вором. Школа стоит, ребята учатся, крыша не течет, в школе тепло, уютно, хорошо. Формально он переступил черту закона – не провел тендеры. Сегодня он человек, переступивший этот закон. Здесь есть следующая грань – я вижу, что там не было того, что можно назвать уголовным преступлением. Он не украл, не увел деньги, не отстаивал какие-то личные свои интересы. Человек попал в вилку между приказом одного большого начальника и необходимостью выполнить этот приказ и ситуации, которая на сегодняшний день складывается. Исходя из этих соображений, я людей не отстраняю от работы, пусть они работают, пусть в конечном итоге разберется суд и суд скажет, насколько виноваты эти люди. Это будет уже правовое решение, а сейчас все другие варианты будут эмоциональными и, может быть, даже неправильными.

«Советская привычка – казаться лучше, чем ты есть на самом деле, присутствует во многих»

- В одном из интервью вы сказали, что не ожидали, что масштаб манипуляции с цифрами в сельском хозяйстве и строительстве жилья будет столь великим. Насколько, действительно, масштабны эти приписки?

- Что касается приписок, для меня эта тема просто удивительна. Ничего эти приписки не дают с точки зрения материальных доходов. Может быть, улучшают только имидж руководства той или иной отрасли. Наверное, исходили из этого люди – чем больше масштабы приписок, тем лучше они хотели казаться. По урожайности зерновых цифры удваивались. Например, средний урожай 20 центнеров с гектара, пишут – 40. Для чего? Ты же собрал свои 10 тысяч тонн хлеба и все.

- Премию можно получить или орден.

- Орден можно получить, можно получить звание заслуженного работника сельского хозяйства.

- Вот, потом прибавка к пенсии, к зарплате.

- Может быть, но это настолько эфемерно на фоне тех заработков, которые имеют крупные сельхозпроизводители, поэтому ничего не дает, но люди писали вместо 20 - 40 центнеров с гектара. Это такая болезненная тема. Вы знаете, здесь рационального объяснения просто не существует.

- А со строительством жилья?

- Со строительством жилья чуть сложнее. Дело в том, что существует отчетность по строительству жилья, в том числе и перед Москвой, это принципиально важно. Если по сельскохозяйственной продукции отчетности перед федеральным центром практически нет, там есть цифра, сколько собрали хлеба в республике или каково поголовье скота, то по жилью есть отчетность. Зачастую желание казаться хорошими, красивыми перед Москвой перевешивает всё остальное. Но, я думаю, что, может быть, и вполне допускаю, что москвичи где-то просели – цифры показать лучше, чем есть на самом деле, потому что там тоже отчитываются.

- А насколько велики приписки по жилью?

- Это не такие масштабы, как в сельском хозяйстве – это примерно 10-15-20%. Но это было. На самом деле, тема известная для всей России, не только республики. Вы можете спросить, многие губернаторы вам скажут, что это советская привычка – казаться лучше, чем ты есть на самом деле, присутствует во многих.

- А как вы это выяснили?

- Здесь народ лучше всех знает, без всяких Счетных палат, сколько хлеба собрано с этого поля и сколько в этой деревне построено домов. И когда люди говорят, что эти дома уже третий год входят в отчетный список по новостройкам, что тут скажешь? Тут никакой Счетной палаты не надо. Народ знает абсолютно всё.

«Не может политик постоянно быть указующим и приказывающим»

- Вы блоггер, причем ваш блог на первом месте по полярности среди блогов российских политиков, вы опередили самого раскрученного блоггера страны – Дмитрия Медведева…

- Когда работаю в блоге, я об этом не думаю. Сегодня и президент страны призывает к активной работе в интернете, он сам вполне демократичен, современный человек и понимает, что популярность в сети – это не главное. Блог для меня – это обратная связь с довольно большим слоем, количеством людей, интеллектуальных, прежде всего, умеющих писать, умеющих выражать своё мнение в какой-то концентрированной форме. Сегодняшняя статистика показывает, что в сутки порядка 25 тыс. посещений нашего блога, а в пике это было 50-55 тыс. Я не могу сказать что приятно, это ответственно, это очень сложно. Я должен, с одной стороны, быстро реагировать и быстро писать в блоге о том, что происходит.

- Вы вечерами пишите, раз в неделю примерно...

- Получается примерно так. Вчера (в четверг, - ред.) написал два раза. Меня зацепила тема государственной службы. Утром написал, разместил. А вечером чувствую, что у нас разговор пошел не в том направлении, потому что активно начали блоггеры отвечать, где-то по диагонали. У себя на переносном компьютере я смотрел, что дискуссия развивается достаточно бурная, она стала идейно-философской – что такое госслужба, каким должен быть чиновник, что это: служба или работа, чем работа отличается от службы. В общем, пришлось вечером ещё раз написать и как-то попытаться уйти с этой темы. На самом деле это новое ощущение, безусловно.

- Какое?

- Я не знаю, я вот всё время говорю, может быть, избыточно, слово «ответственность». У меня непрерывно это чувство присутствует, что ты сейчас уже отвечаешь за людей, которые потянулись к тебе, они в тебя поверили, они стали искренними, они открылись. Некоторые из них из-за участие в блоге имеют неприятности, часть из них получают угрозы, часть из них получает какие-то письма. Мы выясняем сейчас, кому они могут помешать. Эти люди обозначились как активные носители идей новизны в республике и кому-то это не нравится. Ведь есть люди, которым, безусловно, не нужны эти преобразования – это точно абсолютно.

- А кому, как вы думаете?

- Тем, кто в достатке, тем, кто, как говорится, уже обрел сытость, святость, которым важнее покой, которым важнее каналы получения доходов, использования имущества. Безусловно, чьи-то интересы затрагиваются.

- А блогеры не испугали угрозы в их адрес?

- Нет, они открыто об этом сказали и мы сейчас предпринимаем меры для того, чтобы выяснить, откуда пошли эти сигналы, с каких ip-адресов. Мы вычислим. Этих людей я ни за что, никогда не брошу, я защищу их и это абсолютно точно. Пусть даже никто не думает о том, что власть может быть слабой силой и не постоит за себя – постоим, ещё как.

- А вам не угрожали?

- Нет.

- А никто не сайт не писал?

- На мой сайт нет. Но интернет большой, где-то появляются, видимо, такого рода объявления или мнения. Возвращаясь к теме блоггерства, я ещё раз хочу сказать о том, что это, прежде всего, ответственность для меня и я, когда коротенькие свои записочки пишу, я понимаю, что будут читать тысячи людей. Я не могу допустить ни фальши, ни лжи, ни обмана – я там такой, какой есть.

- Вы там искренний?

- Да, это так. Кто-то написал – наивно рассуждает президент республики Башкортостан. Ну и что? Пусть будет наивно, но это я, я есть такой, пусть я по некоторым вопросам думаю наивно и действую, может быть, наивно. Не может быть политик постоянно быть матерым человечищем, стоящим над всеми, указующим, говорящим, приказывающим – этого не может быть. Любой руководитель – это, прежде всего, человек. И таким должен быть руководитель и мне ближе в этом смысле образы руководителей, может быть, западного образца небольших стран. Я сам, будучи в Праге, видел собственными глазами, как подъезжал к президентскому дворцу один из высоких чиновников. Одна машина, приехал, вышел, поздоровался за руку с кем-то, там туристы ходят, он вошел в свой рабочий офис. Это было лет 10 назад, образ этого человека отпечатался у меня в голове. Я считаю, что это вернее, это правильнее, это честнее. Любая власть, огороженная от народа, в конечном итоге заканчивает свою деятельность не как власть. Мне кажется, это бесспорная истина.

- Но не всякая власть это понимает…

- Нам надо продолжать разбираться народ для власти или власть для народа. Я, безусловно, тут даже не скрываю и наоборот, может быть, слишком часто говорю, что власть для людей. Это несколько идеализированный образ, потому что власть это тоже люди, это тоже формализация, но, по сути, каждый работающий во власти этот посыл, этот отголосок души, что ты работаешь для людей, что, в конечном итоге, ты действуешь для того, чтобы людям жилось хоть чуть-чуть лучше, легче. Я стараюсь, по крайней мере, своими действиями, своей работой хоть чуть-чуть этому соответствовать.

Елена МАСЮК.