Борис Любимов: «Салават – памятник зекам»

Борис Любимов с 1949 по 1956 год работал в Салавате с заключенными. Трудился старшим диспетчером лагерных строек, директором деревообрабатывающего комбината, занимал партийные должности. После Салавата перевелся в Уфу, где занял пост директора железобетонного завода. Кстати, Борис Федорович входил в ревизионную комиссию обкома партии.

- Борис Федорович, наверняка большинство в салаватских лагерях сидело ни за что...

- Ни за что? Я не могу так сказать. Лагерь по контингенту делился на уголовников, политических и предателей. Это сейчас говорят, что все были хорошие, и ни за что сидели. А ведь предатели – это бывшие полицаи, бургомистры, зондеркомандер, старосты, дезертиры. Я на них в военные годы вдоволь насмотрелся - встречали немцев хлебом-солью. В лагере после войны их было много.

Однажды, из моей бригады бежал зек – вроде обычный уголовник. Сделал наброс через ограду, чтобы током не убило, и сбежал. Через два дня его догнали. Прострелили обе ноги. А позже, когда началось следствие, выяснили, что он состоял в зондеркомандер, был истязателем в немецком концентрационном лагере. Одним словом - сволочь. Потому и бежал, так как боялся, что прошлое всплывет. Воры в лагере уважали интеллигенцию, а полицаев ненавидели.

Или другой пример. У меня был помощник, копировавший чертежи, бывший писатель. Ездил по северу и описывал жизнь и быт коренных народов для центральных издательств. А на досуге строчил безобидные стишки, за что и получил 15 лет. Хотя, в те времена анекдотчикам по 58-й статье давали десять лет. Но ведь это была ярая антисоветчина, направленная на подрыв власти и строя.

Многие попадали в лагеря в роли «козлов отпущения». Со мной работал полковник Шпизман, бывший начальник штаба военно-строительной дивизии армии, арестованный в 50-е годы. Умнейший человек, военный инженер, но ставший зэком по доносу. Оказывается, после войны, многие генералы и маршалы Советского союза строили себе в Подмосковье дачи силами солдат на государственные деньги. Шпизман строил дворцы всей военной верхушке, и даже Жукову. О стройках донесли хозяину. Половину генералов расстреляли, вторую половину разжаловали. Жукова освободили от министерского поста и перевели в одесский военный округ. А Шпизман, как непосредственный руководитель строительства, был приговорен к «вышке». 76 дней сидел в камере смертников, но приговор ему заменили на 25 лет, и выслали в Салават на строительство комбината. Да, можно сказать – он не виноват, выполнял генеральские распоряжения. А с другой стороны – должностное лицо, почему не доложил вышестоящему начальству, что тебе поступают преступные приказы?

- Какие порядки царили в салаватских лагерях?

- Лагеря изолировались от окружающего мира. Никакой связи, все-таки работали заключенные над секретным объектом. Зэки хорошо питались, одевались, пользовались первоклассной библиотекой, кинотеатром, к ним со спектаклями приезжали столичные знаменитости. Получали зарплату. Лагеря были полностью самоокупаемые, и то, что оставалось после вычета на содержания лагерного рабочего, переводилось на его банковский счет. 50 процентов своего заработка он мог переводить со своей сберкнижки родне. Многие во время отсидки могли скопить неплохой капитал, если усердно работали. Наш начальник механических мастерских после освобождения купил себе новый автомобиль. Он тогда стоил 50 тысяч рублей.

Кстати, почти всюду, на всех работах были задействованы сами зеки. Они сидели в бухгалтерии, плановом, экономических и других отделах. Особо проверенные заключенным выдавалось оружие, и они охраняли зону. Стояли на вышках, ходили в конвой. Их прозвали «самоохранниками».

Нам, вольнонаемным было строго настрого запрещено пренебрежение по отношению к арестантам. Мы с ними должны были общаться на равных, и никаких притеснений. Но зеки к нам все-таки обращались «гражданин начальник». Называть по имени-отчеству считалось панибратством.

Пять лагерей в Салавате имели общий режим. За ними, по тюремной иерархии следовали лагеря усиленного режима, лагеря штрафного режима, каторга и тюрьма. Оказывается, в Башкирии были и лагеря каторжного режима.

- Кто такие каторжники? Это звери. Рецидивисты, имеющие по нескольку убийств, причем особо жестоких, - рассказывает Борис Федорович. - Все дело в том, что в 1947 году ввели временный запрет на смертную казнь, как сейчас. Благодаря этому каторжники и оставались в живых. На одном из шиханов неподалеку от Ишимбая, на добыче камня, была такая каторга. Зэки выходили на работу в кандалах и никогда их не снимали. Спали на голом полу, получали 400 грамм хлеба и два раза в сутки кипяток. Хоронили их тут же, недалеко от выработок известняка. Смотреть на каторжников уже было страшно. С ними власти ничего не могли уже сделать, а стрелять – запрещал закон.

- В общей зоне заключенные убивали друг друга?

- Когда отменили «вышку» - уголовники распоясались донельзя. Особо зверствовали подростки, попавшие под влияние урок. Убийства в лагерях происходили по нескольку раз в день. В основном, проигрывали жизни друг друга в карты. Опытные картежники ловко ловили в свои сети свежих пацанов. Когда те проигрывали все, вплоть до нижнего белья, играли на чужие жизни.

У меня был бригадир, получивший за подделку орденских книжек 10 лет. Как-то он заболел и не вышел на работы, остался отсыпаться в бараке. Один их таких проигравшихся пацанов отрубил ему голову. А затем сдался охране.

В другой раз, один из зэков убил сразу трех человек. И что с ним делать? За убийство смертную казнь не давали. Начальник первого отдела, полковник Рыкачев приказал ему: «Иди! Не оборачивайся!». Тот стоит на месте. Он знает, что если зайдет в предзонник, пристрелят. Солдаты его оттащили туда силой. Там же составили акт о попытке бегства. Но как только был отменен закон запрещающий смертную казнь, с лагерным бандитизмом было покончено мгновенно.

- Из Салавата бежали?

- Находились некоторые дуралеи, которые думали, что куда-то могут сбежать. А бежать, на самом деле, было некуда. Никому не удалось уйти. Одного зэка поймали даже в Ташкенте. Однажды был вовсе отчаянный поступок. Четверо заключенных захватили самосвал и рванули напрямую через лагерь. Двоих удалось взять живьем. Всем беглецам автоматически накидывали сверх уже имеющегося приговора, еще более солидные сроки за попытку бегства. Была свого рода традиция – пойманных клали лицом на землю у входа в лагерь, чтобы всем было видно. Со временем желающих бежать становилось все меньше и меньше. Лагерная система работала безотказно.

- А женский труд использовался на строительстве комбината и города?

- Один из пяти лагерей был женским. Их задействовали на погрузочных работах и рытье траншей под трубопроводы. Надо сказать, что в их зоне порядки были еще жестче, чем у бывалых урок. В женском лагере всем заправляли «гермафродиты», мужеподобные женщины. Очень жестокие. Кстати, в начале 50-х годов произошел скандал. Почти все салаватское руководство само оказалось за решеткой за связь с зечками.

- Правда, что лагеря жили исключительно по внутренним законам, установленными ворами-авторитетами?

- В уголовном лагере действительно командовали воры в законе. Чем больше пахан сидит, тем больше он авторитет. Они не работали. Даже советская власть не могла заставить воров в законе работать. Приходилось их оформлять культоргами бригады. Они имели колоссальное влияние на заключенных. Хотя авторитет подчинялся бригадиру, и если лагерное начальство захотело, вор в сей момент мог оказаться в штрафном изоляторе. В каждом отряде были стукачи, информировавшие оперуполномоченных. Рядовые сидельцы показывали ворам содержимое посылок и если те того требовали, делились.

Вор в законе с бригадиром собирали с зэков дань. На эти деньги покупали водку, и проносили в лагерь. Порой сами надзиратели снабжали зэков водкой. Эта водка, позже шла на подкуп начальства.

По словам Бориса Федоровича, опытные воры умело входили в доверие. Достаточно было принять подарок, преподнесенный, якобы от имени всей бригады, и человек считался купленным.

Лагерное руководство обязано было обеспечить зекам приемлемые условия работы. Система зачетов в лагерях была такова: если заключенный выполнял норму на 151 процент, ему день засчитывался за три. Эта мера работала, ведь заключенные сокращали себе сроки.

- Но на самом деле выполнить 151 процента – было не всегда нереально. Это гигантские объемы. Мы поступали таким образом: занижали стоимость работ, а рабочим в нарядах записывали – 151%. Причем не тратилось ни одного лишнего рубля. Таким образом – мы получали абсолютно послушных, работающих заключенных, лагерное начальство – высокие показатели, а зэки – сокращающиеся сроки. Все довольны.

- Но это же незаконно?

- Конечно. Такие махинации существовали кругом и все были в них заинтересованы. Чекисты закрывали на это глаза. Приписки считались созданием условий заинтересованности зеков работами. Такова система, при которой мы ничего не теряли, и оставались в хороших отношениях с контингентом.

Между тем, на строительстве будущего «СНОСа» трудились не только чернорабочие, но и высококвалифицированные специалисты - спецпереселенцы. Это были инженеры, экономисты, проектировщики. За ними велся негласный надзор. И хотя у спецпереселенцев были послабления, по сравнению с рядовыми заключенными, но они были обязаны отмечаться в первом отделе, и не имели права покидать Салават.

- Стройки контролировались КГБ. Первый отдел присутствовал всюду, - вспоминает Борис Федорович. - Еженедельно проводились оперативки строителей. На них бригадиры заказывали технику и людей. И сами указывали сроки, в которые сделают ту или иную работу. Давали все что нужно, в любых количествах. Но спрос был жесткий. Если какой-нибудь начальник не укладывалась в сроки, его ждала печальная судьба. Обычно в этих случая, полковник Рыкачев говорил свою коронную фразу: «Кончится совещание, зайдите к нам в первый отдел. Мы с вами побеседуем». И вот думаешь, выйдешь ли ты после этой беседы оттуда, или нет.

В 1956 году салаватские лагеря опустели. Часть заключенных освободилось по амнистии, а остальных распределили по другим стройкам. Но часть бывших заключенных осталось жить в Салавате, хотя в городе о его прошлом не напоминает ничего.

- Сам Салават – и есть памятник нашему труду, - заметил Борис Любимов, - и какова бы не была история, давайте ее воспринимать как должное. И ничего не нужно забывать.

Записал Дмитрий КОЛПАКОВ.