Posted 20 сентября 2005,, 19:03

Published 20 сентября 2005,, 19:03

Modified 10 ноября 2022,, 19:12

Updated 10 ноября 2022,, 19:12

«Дело врачей». От непрофессионализма эскулапов никто не застрахован

20 сентября 2005, 19:03
Врачебные ошибки в нашей стране крайне редко становятся предметом уголовного разбирательства. А подобные дела, дошедшие до судов, вообще можно пересчитать по пальцам. Два обвинительных приговора, вынесенные нынешним летом медработникам Стерлитамака, стали первыми в Башкирии и одними из первых в России.Причем на скамье подсудимых, оказались не стрелочники, как часто бывает, а наделенные серьезными полномочиями люди.
47-летняя Гульназ Рафикова — заведующая акушерским обсервационным отделением главной больницы города, 55-летняя Аниса Насретдинова — дежурный врач-педиатр выездной бригады станции скорой помощи Стерлитамака. После того, как суды признали вину женщин-медиков, Рафикова, осужденная условно, была вынуждена уехать от позора в подмосковные Химки. Врач же скорой помощи получила реальный срок и попала в тюрьму. Процессы вызвали большой ажиотаж в небольшом промышленном городе. — Очень трудные это были дела, — говорит следователь Стерлитамакской прокуратуры Тимур Галиев. — И не потому, что пришлось вникать в медицинские тонкости, а потому что в маленьком городке все друг друга знают, и довести следствие до конца представляло большую проблему. Педиатра признали виновной в смерти ребенка, гинеколога-хирурга в том, что навсегда сделала женщину-роженицу инвалидом. Обвинение врачам было предъявлено по 118 и 109 статьям УК РФ — причинение вреда здоровью и смерти по неосторожности. — У всех врачей бывают ошибки, — сказал главный врач городской больницы одной из пострадавших. — И это вовсе не значит, что надо ходить и жаловаться. Смертельное зондирование Двухлетнюю Ангелину в этот день в садик не повели. Девочка покашливала, и ее бабушка, 55-летняя Зугура Губайдуллина сочла за лучшее оставить ребенка дома. Хотя внучка явно больной себя не чувствовала и шумела как обычно, играя и бегая по всей квартире. Дочка Губайдуллиной Айгуль родила Ангелину без мужа и сейчас надрывалась в ночном киоске. Потому воспитание внучки целиком легло на плечи пожилой женщины. Старая и малая неспешно сходили к врачу-педиатру, которая поставила девочке диагноз "бронхит" и прописала лекарство. Когда в три часа дня бабушка с внучкой вернулись домой, мать ребенка была уже дома. Она и купила злополучные таблетки бромгексина, поскольку товарки на работе посоветовали ей это лекарство как лучшее средство от кашля. Мама не подумала, что доза детских и взрослых таблеток может быть разная. Однако девочке одну таблетку дали выпить. Айгуль пришла с ночной смены и сразу ушла в спальню, потому что с Ангелиной осталась сидеть ее сестра, зашедшая в гости. Бабушка пошла в магазин за хлебом, тетя отправилась кашеварить на кухню, а двухлетняя девочка какое-то время была предоставлена сама себе. Когда в шестом часу вечера она зашла в спальню к матери, то в руках у ребенка была облатка от таблеток бромгексина. Почти пустая. — Я спросила ее, где таблетки? — рассказывает Айгуль. — А дочка только смеялась, разводила руками и высовывала язык. Я поняла, что эти таблетки она съела. "Скорая" была вызвана не сразу, а после того, как бабушка приняла это решение, вернувшись из магазина. Приехавшая врач-педиатр Аниса Насретдинова принялась промывать ребенку желудок. — По словам матери, ребенок съел двухмесячную взрослую норму бромгексина, — говорит Аниса Гиндулловна. — Если бы я знала, что таблетки девочка проглотила часа за два до вызова "скорой", то я бы сразу отправила ее в больницу, потому что лекарство уже должно было всосаться в кровь. Ребенка запеленали в простыню, мать взяла ее на руки, а врач принялась опускать в рот девочки зонд. Детям промывают желудок шприцем — сначала в зонд заливают кипяченую воду, потом ее выкачивают. Ангелине процедура очень не понравилась, и она ужом извивалась на руках родительницы, пытаясь выплюнуть неприятную трубку. Мать заметила, что из желудка дочки обратно вышло гораздо меньше воды, чем врач залила через зонд. Причем вода была чистая, с остатками съеденного недавно апельсина, таблеток бромгексина в жидкости не наблюдалось. Наверное, почувствовала что-то неладное и педиатр, потому что именно Насретдинова, несмотря на удовлетворительное состояние Ангелины, настояла после промывания отправить ребенка в больницу. В лечебницу девочка поехала с бабушкой, мать отправилась снова на работу. Когда ночью Айгуль позвонила в приемный покой, чтобы узнать, как там ребенок, ей сообщили, что дочь в тяжелейшем состоянии находится в реанимации. — При поступлении девочка уже была очень плохая, — рассказывает медсестра приемного покоя Светлана Флакс. — В очень тяжелом состоянии и практически неконтактная. Ребенка перевели в реанимацию и подключили к аппарату искусственного дыхания, стимулировали кишечник, промывали кровь и отсасывали мочу, но помочь Ангелине так и не смогли. Девочка уже находилась в коме и спустя 20 часов после вызова к ней "скорой" умерла. Посмертная экспертиза установила, что в крови ребенка той дозы бромгексина не было. Скорее всего, Ангелина просто куда-то задевала таблетки, и мама неправильно поняла дочь, когда та высунула язык. Возможно, двухлетняя малышка хотела сказать, что таблеток она как раз и не ела? Как установил суд, девочка скончалась от того, что промывочный зонд проткнул ей желудок и задел печень. В реанимации же ребенка спасали от тяжелого отравления. Залеченная смерть В тот момент, когда наконечник зонда проткнул желудок и печень ребенка, содержимое желудка вместе с водой излилось в брюшину, став причиной гнойного воспаления кишечника. Интоксикация повлекла за собой почечную недостаточность, вслед за ней начался отек легких и мозга. А уж потом, не выдержав всех этих необратимых изменений, остановилось сердце ребенка. Такова версия посмертной экспертизы. Для следствия было важным выяснить — в какой момент Ангелина получила смертельное ранение. Как рассказали сестры в приемном покое, ребенок поступил к ним с вздувшимся животом, значит, жидкость, влитая ей врачом скорой помощи, уже разлилась по брюшной полости девочки. Мама говорила, что зонд не был зафиксирован и в один момент он глубоко ушел в горло дочки, тогда она сама с силой дернула его. Следствие решило: в ответе — врач, должный следить за подобными манипуляциями. Впрочем, Аниса Гиндулловна, педиатр с большим стажем, проработавшая на станции скорой помощи более 20 лет, не отрицала своей вины, каялась перед семьей случайно убитого ею ребенка и на следствии. Более того, Насретдинова, доставив Ангелину в приемный покой детской городской больницы, сразу предупредила принимающего девочку дежурного медика, что при промывании желудка несколько раз не удержали зонд. Скорее всего, опытный педиатр подозревала, что дело не в отравлении — уже в машине "скорой", только шумевшая, веселая девочка вдруг начала терять сознание. Однако в приемном покое не обратили внимания на предупреждения врача "скорой", безоговорочно поверив бабашке, что девочка отравилась лекарствами. Врач "скорой помощи" за свою ошибку расплатилась более чем серьезно, получив реальный срок лишения свободы. Даму пенсионного возраста закрыли в СИЗО сразу после решения суда, где она провела три месяца, пока кассационный приговор не заменил наказание более мягким, условным приговором. Но разве только ее вина, что девочка умерла? Неужели ребенка нельзя было спасти, правильно поставив ей диагноз и проведя экстренные хирургические меры? И единственная ли обвиняемая должна была оказаться на скамье подсудимых? Ведь для того, чтобы выяснить, действительно ли девочка отравилась бромгексином, достаточно было взять кровь ребенка на анализ, однако это было сделано лишь после ее смерти. Также не сложно было установить перфорацию стенки желудка, если бы врачи догадались осмотреть полость с помощью аппарата гастродуоденоскопа — трубки, на конце которой имеется световод. Вместо этого Ангелине промывали в больнице желудок еще 4 раза, заталкивая зонд в рот и закачивая внутрь воду уже находившемуся без сознания ребенку! Врачи утверждают, что внешние признаки больной очень напоминали тяжелое отравление, и никому в голову не пришло, что причина резкого ухудшения состояния ребенка может быть в чем-то ином. Более того, к угасающей малышке был вызван хирург, который… никаких показаний для своего присутствия не обнаружил. Понятно, что все реанимационные меры, которые используются при отравлении, были впустую, ведь, по версии следствия, ребенок умирал, получив сквозные разрывы желудка и печени. Кресло для недотрог Схватки у 26-летней Ризиды Хайруллиной начались неожиданно. До родов ей оставалось не менее месяца, она и мужа на зимние каникулы отпустила в село Бело-Безводное Зеленодольского района Татарии, откуда он родом, со спокойным сердцем. Ризида с мужем в Стерлитамаке сумели найти отличную работу — в местном медресе, оба они правоверные мусульмане. Ризида даже носит постоянно платок, как и положено мусульманской женщине. Сложности в чужом городе появились, когда супруги обрадовались счастливой вести — в июне Ризида забеременела. Вставать на учет ей пришлось по месту прописки, а наблюдать беременность, когда начался учебный год в стерлитамакском исламском училище, у платного врача. В платной поликлинике ей твердили, что плод развивается нормально, преждевременные роды стали большой неожиданностью. Воды отошли у Хайруллиной еще дома, и "скорая" срочно доставила роженицу в роддом. Ризиду осматривала сама заведующая обсервационным отделением Гульназ Рафикова, она и приняла решение срочно готовить роженицу к кесаревому сечению, поскольку у женщины преждевременно отслоилась плацента, а это показание к экстренному хирургическому вмешательству. Для Хайруллиной, которая с первой беременностью наблюдалась у платного, и от того вежливого, врача, в стрессовой ситуации приезд в роддом стал шоком. — Когда меня привезли в приемный покой, медсестры на меня покрикивали, — рассказывает Ризида. — Издевались надо мной: "Че? Неужели так больно?" Спрашивали, почему я не снимаю мусульманский платок, говорили: "Наверное, она СПИДом больна!", а потом стали смеяться, будто я психически больная. Врач, когда смотрела меня на кресле, грубо покрикивала: "Смотри, какая недотрога!" Впрочем, у многих женщин впечатления гинекологических и родовых отделений не слишком приятные. Все помнят и грубое обращение персонала, и окрики "Раньше орать надо было!", и унизительные осмотры на кресле. Обычно счастливые мамочки, когда страшное позади, грубость забывают. У Хайруллиной такой возможности не было. Несмотря на то, что операция прошла нормально, живого ребенка вытащили из ее чрева и сразу передали в детское отделение, от этих родов Ризида не оправится никогда. Мало того, что ее мальчик скончался на третьи сутки после рождения, сама она осталась инвалидом на всю жизнь. Ведь благодаря горе-врачам женщина лишилась 70 сантиметров жизненно важного органа — тонкой кишки, замены которому наука еще не придумала. Метровые боли Любой врач вам скажет, что родившиеся восьмимесячными младенцы, в отличие от семимесячных выживают крайне редко, сын Хайруллиной при рождении весил 1850 граммов и плюс ко всему имел патологию пищевода — его конец оказался срощен с трахеей. Ребенка отправили на операцию в Уфу, но после хирургического вмешательства малыш жил недолго — отец забрал тельце и похоронил в поселке Авдон, неподалеку от столицы Башкирии. А его жена в это время корчилась от страшных болей на больничной койке. Когда Ризида очнулась после операции, почувствовала себя плохо. В ее живот с правой стороны как будто была воткнута раскаленная игла, все тело ломало и корежило. Хайруллина сообщила об этом оперировавшей ее врачу: — Это спайки от аппендицита беспокоят, — уверила медичка роженицу. Однако Ризиде становилось все хуже и хуже. Температура зашкаливала за сорок, вся пища выходила наружу, боли становились все мучительнее. —Жена мне жаловалась на неестественное уплотнение с правой стороны, — рассказывает супруг Хайруллиной. — Я сказал об этом лечащему врачу Рафиковой, но та снова озвучила версию про спайки. Лишь на 16-й день мучений несчастную осмотрел хирург, который и предположил, что в брюшной полости женщины находится инородное тело. Им оказалась… метровая салфетка, самая большая марлевая ткань, которая применяется при операции. Во время кесарева сечения этой салфеткой врач отгородила матку от кишечника, чтобы удобнее было работать. Когда операция закончилась, огромная ткань оказалась забытой в теле несчастной, а рассеченная полость зашита. Салфетка, которую хирурги называют "метровкой", пролежавшая внутри женщины свыше двух недель, сдавливала кишечник и тонкую кишку, образуя на них пролежни и загноения. Инфекция пошла так далеко, что в брюшной полости Хайруллиной разлился гной, развился перитонит — еще немного, и роженица могла отправиться к праотцам. Даже экстренные меры не спасли Ризиду — 70 сантиметров загноившейся тонкой кишки хирургам пришлось удалить. Тонкая кишка отвечает за всасывание ферментов из пищи, жить без нее человек не может, и резекция третьей части этого незаменимого органа чревата тяжелыми последствиями. Ризида говорит, что никогда не сможет простить врачей, поскольку сейчас ее жизнь больше похожа на жалкое существование. А что ей думать, прошедшей через месячные пытки и оставшейся инвалидом? Ведь в тот момент, когда салфетка заставила гноиться ее кишечник, ей ежедневно делали… клизмы с трехпроцентным раствором соли. Более дикой экзекуции сложно придумать, на разлагающуюся внутри рану закачивать разъедающий ее раствор. Полостной конвейер Эскулапы никак не смогли объяснить на следствии, почему на установление правильного диагноза Хайруллиной ушло столь долгое время. Ведь даму осматривала не только заведующая отделением, ее с каждым днем ухудшающееся состояние тревожило и главного врача. Ризиду возили на УЗИ, но специалист лишь подтвердил диагноз — воспаление кишечника. Первопричину загноения брюшины он почему-то не увидел. — Врач мне сказала, что жене срочно нужны дорогие таблетки, — рассказывает глава семьи. — Якобы у жены воспаление кишечника, и для того, чтобы нейтрализовать его, нужны ампулы тиенама по 850 рублей каждая, которых в клинике нет. Я нашел лекарство через знакомых… в роддоме. Естественно, что завотделением, когда я спросил ее об этом парадоксе, мне выговорила, что я лезу не в свое дело. И сказала, что тиенам есть в наличии, но только для тяжелых больных. Хайруллина на тот момент со "своими спайками" и бесконечными жалобами, доставшими весь персонал, тяжелой не считалась. Муж все-таки купил дорогое лекарство, его прокололи жене, но легче ей не стало. Как потом выяснила экспертиза, помочь дорогостоящие уколы Хайруллиной никак не могли, более того, назначение выглядело абсурдно — во-первых, потому что препарат несовместим с другими лекарствами, вводимыми роженице, а во-вторых, потому что лечение им проводилось бессистемно, а доза была превышена. И конечно, никакое дорогостоящее средство не могло извлечь из живота больной разлагающуюся там ткань. Следствию необходимо было установить — кто в ответе за появление "метровки" в брюшине Хайруллиной. Работала операционная бригада, и все женщины, стоявшие у операционного стола, валили вину одна на другую. Самое обидное, что все они — медицинские работники с большим стажем, даже операционная медсестра и та подает инструменты уже 10 лет. В должностные обязанности ассистирующего врача-гинеколога Салимы Ибрагимовой не входил пересчет салфеток, она обязана лишь помогать хирургу. Ибрагимова твердила, что в брюшной полости больной инородных предметов не видела. Гульназ Рафикова утверждала, что медицинская сестра ввела в ее заблуждение, сообщив, что все салфетки на месте. — Я действительно не проследила за возвращением "метровки", — призналась операционная сестра Ирина Назарова. — Когда врач попросила меня пересчитать салфетки, я пересчитала оставшуюся ткань. Медсестра оправдывается, что в тот момент ее отвлекла дежурная врач, поэтому она забыла о единственной, применяющейся при операции большой салфетке. Однако в прокуратуре главную вину за нанесение вреда здоровью Хайруллиной возложили все-таки на оперирующего хирурга. — Рафикова обязана была осмотреть рану, — уверен Тимур Галиев. И убедиться, что в ней нет инородных предметов, даже несмотря на уверения медсестры. — Салфетку залили околоплодные воды и кровь, — говорит Гульназ Наилевна. — Ткань приобрела яркую окраску и уменьшилась в размерах. — Почему же вы, когда начали зашивать рану, не проверили полость? — спросил Рафикову следователь. — Потому что не хотела еще больше травмировать больную, — ответила врач. И это объяснение звучит вполне правдоподобно. Ведь действительно, дама хотела как лучше, работая ежедневно с рожающими женщинами, понимала, какой стресс для организма хирургическое вмешательство. А вот ассистирующие при операции медсестра и санитарка дали другие показания. Они уверяют, что в момент окончания операции в помещение уже ввозили другую роженицу, которой тоже нужно было срочно делать кесарево сечение. Дежурная врач торопила операционную бригаду, поэтому для того, чтобы проверить полость больной, просто не было времени. У вновь поступившей женщины на каталке тоже давно отошли воды, и ребенок также мог задохнулся в утробе. Тайны цеха Мы все привыкли к бедности наших больниц, к грубости персонала, к тому, что врачи не слишком задумываются о способах лечения, а действуют эффективными, по их мнению, методами, не учитывая того, что у каждого организма разные особенности. Всем известно, как переполнены наши лечебницы, как устают работающие сутками врачи, как мала их заработная плата и как непредсказуем может быть человеческий организм. Однако все эти оправдывающие эскулапов обстоятельства отодвигаются на второй план, когда каждый перекладывает ситуацию на себя. Сейчас гинекологи уверены, что, наблюдайся Хайруллина, как положено, у участкового гинеколога, не было бы преждевременных родов, а соответственно и эксцессов при кесаревом сечении. Ведь мальчик Хайруллиной родился с атрезией пищевода, а эта патология смертельна, выявить ее можно в первом триместре беременности, потому что она как раз характеризуется многоводием и угрозой выкидыша. Лежала бы Хайруллина на сохранении, глядишь, и родила бы сама, и ребенок бы выжил. В роддоме, после этого страшного случая наказав виновных и лишив их премии, не увидели в произошедшем ничего экстраординарного. Ни перед пострадавшей Хайруллиной, ни перед ее мужем никто и не подумал извиниться. Гневное письмо, которое отправил супруг главному врачу больницы, осталось без ответа. А Ризиде говорили: — Все же хорошо закончилось, в работе медиков всякое случается. И советовали никуда не жаловаться. Врачи, конечно, считают себя несправедливо обиженными. Потому что наличиствующие у послеоперационных больных инородные тела даже имеют специальное медицинское название — ятрогенные (от греч. iatros — врач). То есть занесенные в организм человека при помощи медиков. В любом лечебном учреждении вам навскидку назовут пару-тройку недавних случаев. Этой теме посвящено много монографий хирургических светил, от описываемых случаев стынет кровь — стоматолог уронил в пищевод пациента вставную челюсть, в дыхательное горло — зуб, отоларинголог "забыл" в ухе ватную палочку, оперирующий врач оставил в желудке инструмент, а гинеколог — две внутриматочные спирали. Только описываемые в научных трудах случаи отличаются тем, что пациента счастливо спасали, прооперировав и удалив предметы врачебной забывчивости. У больной Хайруллиной диагностировали оставленное после операции инородное тело слишком поздно, чтобы все прошло без осложнений. — Судить врача за ошибки — жестоко, — уверены медики. — Врачи теперь боятся работать, — говорит осужденная педиатр скорой помощи Аниса Насретдинова. — Ведь мы часто жизнь кладем на то, чтобы спасти больного. А теперь, получается, каждый из нас под уголовной статьей ходит. Коллеги обвиняемой в смерти маленькой девочки врача писали в суд коллективные письма, объясняя, что в медицинской практике не зафиксировано случаев, когда промывочным зондом можно было бы нанести столь серьезные травмы, способные повлечь смерть пациента. И обвиняли в случившемся нерадивую мать, купившую не те таблетки, что выписал педиатр, оставившую ребенка без присмотра и не торопившуюся с вызовом "неотложки". Вполне логично медики объясняли и разрыв желудка маленькой девочки — мол, при отравлении взрослой дозой бромгексина началось воспаление стенки, которая, не выдержав напряжения, разорвалась сама. Аниса Насретдинова, вину которой в смерти ребенка суд все-таки посчитал доказанной, сейчас сидит дома — ей запрещено заниматься медицинской деятельностью в течение двух лет. Фемида повесила на станцию скорой помощи выплату ущерба матери погибшей девочки — 100 тысяч рублей. — Коллеги мне говорили — зачем ты признала вину? — вздыхает Аниса Гиндулловна. — Теперь они за это будут расплачиваться. А я ведь призналась только в том, что промывала желудок девочке. И не считаю, что могла нанести ей травму. У меня 30 лет стажа, за последние 20 лет работы на "скорой помощи" желудок детям я промывала не менее 300 раз. Считаю, что экспертиза доподлинно так и не установила, отчего умер ребенок. А дело против меня было кому-то нужным, чтобы показать работу. — Человеческая жизнь бесценна, — говорит следователь прокуратуры Тимур Галиев. — Право на жизнь закреплено Конституцией, а потому врачи должны были ответить за свои ошибки. После этих процессов в медицинских учреждениях сделали самые серьезные выводы, — уверен Галиев. — На "скорой" принято решение промывать желудок маленьким детям только в условиях стационара под наблюдением нескольких врачей, а большие салфетки при кесаревом сечении закреплять к простыне, чтобы не "терять" их. После смерти двухлетней девочки хирург детской больницы, не выявивший патологии, реаниматолог, не догадавшийся взять у нее кровь из вены, дежурный врач наказаны выговорами и лишением премий. Только это совсем не успокаивает, когда понимаешь, что цена врачебной ошибки — чья-то жизнь. Светлана РОМАНОВА.
"