Ефремов и пустота. На уфимской сцене актер пил ведрами

Во всяком случае, поколение смениться еще не успело и «хорошо забытым старым» эти постановки назвать не получается. Скоро, например, уфимцы, если пожелают, смогут освежить в памяти водевиль с Ириной Муравьевой «Жена-интриганка», увиденный пять лет назад. Особенно удивительно, что в гастрольной афише появился спектакль «Чапаев и Пустота» по одноименному роману Виктора Пелевина, написанному в 96-м. Причем премьера его состоялась в столице почти десять лет назад, а в Башкирии увидели постановку уже через полгода. Роман Пелевина и вовсе о начале 90-х – мутном времени в истории России, которое в произведении переплетается с 1919 годом. В психушке томится Петр Пустота, который воображает себя поэтом-декадентом начала века. В его воспаленном мозгу рисуется знакомство с Чапаевым, который у автора выполняет функции чуть ли не духовного наставника, и с Анкой, в которую он влюбляется. Актеры, играющие пациентов лечебницы, по ходу спектакля изображают других героев послереволюционного времени. Спектакль Павла Урсула показал, что талантливому постмодернистскому роману не место на сцене. Исчезла главная интрига книги – публика сразу осознает, что действие происходит в клинике, а шутки про мыльные оперы и политику, так актуальные в постперестроечные годы, через двадцать лет выглядят мягко говоря несвежими. Не спасает даже то, что актеры пытаются «осовременить» постановку упоминаниями о кризисе.

Несколько лет назад от звезд на сцене рябило в глазах – Сергей Никоненко и Евгений Сидихин в заглавных ролях, да еще Гоша Куценко и Мария Миронова (в последний момент замененная Ириной Апексимовой), – в остальных. Теперь на сцене Михаил Ефремов, менее известный актер и сын Фарады Михаил Полицеймако и совсем неузнаваемые исполнители. А от спектакля и вовсе не осталось следа – стараниями носителя известной фамилии он разваливается на глазах. Если остальные актеры еще стараются громко и четко выдавать свои реплики, то Ефремову следовать тексту как будто западло: в угаре он от души глумиться и над ролью, и над зрителями. То реагирует на звонки сотовых из зала, то постоянно обращается к публике, то кричит, что он Муртаза Рахимов и с большим кайфом отпускает пару матерных слов. На сцене он, как, впрочем, и другие герои, употребляет самогон ведрами, а кокаин - коробками. А опьянение играет так талантливо и отвязно, что, кажется, для пущей убедительности за кулисами принимает на грудь. К середине спектакля Ефремов так входит в раж, что возбужденные крики его слышно и за кулисами. Зал же от любимого актера в восторге, принимая его идиотическое поведение за искусную и талантливую импровизацию.

Дмитрий СТЕКОЛЬ.