Армен Джигарханян: «До сих пор не могу понять, чем занимается театр»

Армен Борисович уверен, что гастроли для актера являются едва ли не самым важным этапом работы.

- Потому что на нашем спектакле был полный зал: как единое целое дышали и мы, и зрители. Это сложно объяснить. Я примерно представляю, для чего нужна религия, но чем занимается театр, до сих пор не могу точно сказать.

Уфимские зрители настолько трепетно отнеслись к гастролерам, что, по мнению Джигарханяна, могли бы выдержать что угодно.

- Я держал паузу и чувствовал, что могу ее продлить минут сорок, а люди будут ждать, - говорит он. - Иногда появляется та вещь, которую словами не описать, связь эту можно только уловить.

Для артиста нет разницы, в какой точке на карте играть спектакль — в мегаполисе или деревне.

- Разве проблема любви в Уфе, Париже и Москве имеет разницу? - рассуждает актер. - По-моему, нет. Может быть, духи не те, колготки не те, но все равно это из мира ощущений: там суть важна - одна для всех.

Артист признался, что очень любит постановку «Театр времен Нерона и Сенеки». Называет ее великой и считает очень сложной.

- Когда я был красивый, высокий, то играл Нерона, - улыбается он. - Эта пьеса ставит очень серьезные вопросы: что такое власть, женщина, мужчина, страсти. И я до сих пор живу надеждой, что когда-то мы найдем хотя бы маленькие ответы на эти большие вопросы. Это трудно, но чрезвычайно важно.

Режиссер, актер и руководитель театра главным для себя все же считает актерское ремесло. Джигарханян говорит, что играть на сцене — процесс естественный, «все равно что детей рожать, хотя есть свои трудности».

- Я рискнул снова выходить на сцену, хотя один мой приятель давно еще спросил: «А не хватит ли тебе играть, изображать что-то?» - вспоминает Армен Борисович. - И этот его вопрос имеет право на жизнь. Но когда есть серьезный, ответственный театр, то понимаешь: у нас есть еще, что спросить друг у друга. Тогда еще можно задаться вопросом: дважды два — четыре или шесть?

Комментируя свои отношения с сотрудниками, Джигарханян называет их самыми демократичными, которые вообще возможны.

- Это когда я размазываю лицо черным гримом, а рядом моя партнерша, которая играет Дездемону, - размышляет он. - Какие еще могут быть отношения, если я - Отелло, ее муж, а она моя жена - Дездемона... На актерской площадке вообще взаимоотношения сложнее, чем между супругами. А вообще каждый день возникают разные проблемы: то рубероид надо доставить, то ремонт сделать. Тут самое главное — терпение, как и в семье.

Прошедшему дню рождения театра его руководитель очень рад, хотя признается — определить «индивидуальность» именно его театра, как и любого другого, сложно.

- Это вопрос физиологический, если честно, - сказал он. - Нам жизнь каждый день подкидывает новые вопросы, и театр — одно из тех мест, где все мы ищет на них ответы. Еще с этим справляется религия. Не хочу никого обидеть, но все остальное — телевидение, все наши кавээны — вещи разрушающие. Я наивно думаю, что театр способен хотя бы задеть ответ, найти шанс выхода из проблемы. Как у дантиста

- есть шанс найти источник зубной боли. Я неприлично давно живу в театре — шестьдесят лет. Но скажу откровенно: чем дольше живу, тем меньше ответов.

Самого Армена Борисовича уже много лет мучает давнишнее воспоминание, породившее вопрос, ответа на который нет до сих пор.

- У меня был друг детства, у

которого замечательный внук, - вспоминает он. - Бабушка мальчика сильно болела, а когда умерла, ему сказали, что она полетит на небеса к богам. Мы все пришли на похороны, гроб опустили в могилу, закидали землей. И на обратном пути с кладбища я смотрел на мальчика и думал: ему обещали, что его бабушка отправится на небо, а ее закопали в землю. Что он в тот момент должен был подумать? Для меня мама была самым дорогим человеком на свете, и до сих пор не могу осознать, что ее нет и уже не будет. И когда я нуждаюсь в ней, я понимаю, что это вопрос просто не разрешимый.

Справится с самыми сложными вопросами мэтру и помогает театр, даже если стопроцентного ответа достичь невозможно.

- Как у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь», - продолжает Джигарханян. - Вымысел это очень существенная вещь. Я всем советую сходить на спектакль Марка Захарова в Ленком «Небесные странники». Самый примитивный вопрос — что с нами происходит после смерти — там удивительно раскрыт. Да, нам доказали, что организм разлагается. А что, Пушкина больше не будет? Ведь придумали теорию возвращения, когда все повторяется.

Исполнив больше двух сотен ролей в кино, Армен Борисович все же не любит разделять свой опыт на театральный и киношный.

- Это все входит в актерскую профессию, есть просто такое состояние души: пошухерить, кого-то схватить за нос, обласкать, ударить по голове, - рассуждает он. - У артиста, театра и зрителя существует очень непонятная связь — тесная, вечная.

Вот кто-то

в зале тебе улыбнулся или махнул рукой - и на душе хорошо. Откуда она - не знаю. Но играть — это однозначно биологическая потребность.

Да и смотреть кинокартины со своим участием артист не любит и надеется, что никогда не начнет этого делать.

- Не дай бог дожить до такого момента, - отмахивается он. - Это ушло из моей жизни: когда я смотрю фильмы, в

которых снимался, то даже себя не узнаю. Думаю, что это за человек? Ведь не зря появление зеркала для многих людей стало настоящим шоком, испытанием.

А к сегодняшнему российскому кинематографу артист относится скорее с жалостью.

- Он бедный - денег нема, - говорит он. - А кино без денег, в отличие от театра, не получается. Вот «проклятые» американцы делают то, что смотреть можно. Кино - богатое дело. А поставить ящик и представить, что это роскошная кровать - неверно, это философия бедных. Это приводит к агрессии: появляется человек, который начинает стрелять, заранее пробуждается ненависть к человеку, который богаче.

На своей родине Армен Борисович был совсем недавно - ездил по делам в Ереван. Там он обратил внимание и на национальное кино.

- Там бедно все, на энтузиазме, «давайте жилы напряжем», - с грустью констатирует он. - Это к хорошему не приведет — можно дойти до ненависти. Я встречался как-то с Абрамовичем, владельцем «Челси», к которому у меня очень примитивный вопрос: почему он не помогает российскому футболу? Не говоря уже о театре. Я давний спартаковский болельщик, хотя уже отхожу от этого. Но есть вещи, которые не могу понять. Да, мы живем во времена купли-продажи. Но команда «Анжи» - что это? Есть конкретная страна, народ, причем тут зарубежные команды?

Самого известного армянина страны, гордость своей нации и по сей день больше всего в жизни вдохновляет театр.

- Даже больше, чем коньяк, - смеется он. - Хотя, честно сказать, вообще не люблю этот напиток, предпочитая ему виски. Как хороший попадется — можно мне его сразу. Как в хорошем анекдоте. Друг говорит товарищу, который едет к нему в гости: «Как приедешь, поднимайся и ногой постучишь». Тот удивился: «Почему ногой? А друг отвечает: «Ну, руки ведь подарками будут заняты».

Смеясь над тем, что выбор напитка несколько не патриотичен, Армен Борисович признается, что идеальной страной считает Америку.

- В России я зарабатываю деньги, а идеалом государственного устройства я считаю Америку, где очень люблю бывать.

Артист рассказал, как во время поездке по США машина остановилась у местных болот, охраняемых государством.

- Конечно, меня удивило, почему болота так берегут, - вспоминает он. - Оказывается, там на останавливаются перелетные птицы. Вот это — Америка, в этом вся ее суть, а мы ее плохо знаем. Это новая эмигрантская нация, никто не понимает, кто они есть. Барак Обама — негр, президент страны. У нас президентов-негров не бывает. Думаю, в

будущем отбор будет проходить очень жестоко, но не по национальным или расовым признакам, а по мышлению. А у нас Жириновский провозглашает лозунг «Россия для русских». Я — армянин. Мне что, уехать? Раз у нас задается такой вопрос, значит у нас недобрая страна, мы обязательно начнем воевать и выяснять отношения: этот - мусульманин, тот — католик, еще и заинтересованные в этом люди найдутся.

Армен Борисович прекрасно знает тонкости конфликта армян и азербайджанцев.

- Я живу и там, и там, - комментирует он. - И моя позиция — только договориться. Ссориться, воевать — печально и недостойно человека. Есть отличная армянская пословица: «Ты не будь, как молоток - только себе. Будь, как пила: то себе, то мне». Это сложно, но правильно.

Более того, даже в театре тема конфликтов не должна занимать места вечных вопросов, которые нужно решать.

- Если мы хотим любить друг друга, у нас совсем восьмым вопросом будет: еврей он или армянин, - продолжил режиссер. - Такой проблемы просто нет. Конечно, мне неприятно на душе, когда я читаю в газете, что человек с армянской фамилией совершил преступление. Или вот

в Бостоне «выступили» ребята из Чечни. Я, как гражданин мира, могу сказать, что это меня никак не обогащает, не вызывает восторга.

У кумира миллионов есть и свой любимый актер.

- Я считаю, что русский театр — организация мощная с точки зрения актерских работ, - говорит он. - Но я люблю Роберта Де Ниро: на мой вкус он тот самый «актер

века». Хотя такие системы оценок, конечно относительны: черт знает, кто самый лучший. У меня был такой артист, который говорил: «Ну что такое Чаплин? Какой-то артист со смешной походкой, что в нем хорошего?». Поэтому все оценочно.

На пресс-конференции присутствовал и небезызвестный уфимский режиссер Салават Вахитов, который уже три года грезит снять кино с лучшими российскими актерами - Чуриковой, Басилашвили, Хаматовой, Сухоруковым и Фрейндлих, но звездам о планах постановщика по-прежнему ничего неизвестно. Не так давно Вахитов объявил о планах пригласить в свою картину Роберта Де Ниро. Пользуясь случаем, мечтатель из фабрики грез предложил одну из ролей в своем мифическом проекте и Джигарханяну.

- Мы всегда можем почитать сценарий, договориться, - отбрехался Армен Борисович. - Но что-то должно задеть, как та самая бормашина. Должна быть проблема, на которую я захочу получить ответ. А если ее нет, то ничего не получится.