Владимир Васильев: «Не хочу, чтобы обо мне сняли сериал»

«Нет у меня сценария – такой вот я аферист!»

По словам организаторов, если поначалу уфимская публика настороженно относилась к проекту, объединяющему литературу и музыку, то сегодня от желающих попасть на вечер нет отбоя. Напомним, в марте прошлого года именитый гость уже принимал участие во второй главе проекта, тогда он прочел со сцены «Сказку о попе и работнике его Балде» и «Сказку о золотом петушке» Пушкина.

Накануне премьеры Владимир Васильев был полон энергии и с энтузиазмом строил новые планы. Он пояснил, чем обусловлен выбор программы.

– Мы взяли два прямо противоположных балета, - рассказал он. – Казалось бы, «Дон Кихот» Людвига Минкуса – типичная балетная музыка, но не совсем. Я вчера на репетиции послушал: она такая легкая, радостная. В ней есть главное – правда чувств. Это балет, в котором есть все грани: и комическая, и трагикомическая, и лирическая. Второй композитор – гениальнейший Сергей Прокофьев. Балет «Золушка» для детей, может быть, и рановато, а с другой стороны – он поразителен по своему трепету, голосоведению, по проникновению для зрителей. Я буквально на днях узнал, что не Перро придумал эту сказку, она была написана еще в XVII веке.

Накануне новой премьеры знаменитый танцовщик заинтриговал всех, сообщив, что и сам не знает, что будет рассказывать на сцене, и очень рассчитывает, что импровизация удастся.

– Мы рассматриваем вечер как экспромт на заданную тему, и я не могу похвастаться тем, что несколько месяцев мы обсуждали, как мы будем делать это. Нет у меня готового литературного сценария. Такой вот я аферист, - рассмеялся Владимир Викторович. – Но спасет нас музыка.

Впрочем, как уверила директор мэтра Марина Панфилович, хореограф слегка кокетничает.

– Владимир Викторович сидел на телевидении, тщательно подбирал фрагменты, балетные сцены, которые увидят дети, - рассказала она. – На репетициях рождались кинорежиссерские решения, это были не просто отдельные фрагменты, они слились в общий новый спектакль, где одна композиция переходит в другую.

На этот раз Васильев решил внести разнообразие в цикл программ «Детского альбома», сделав ставку на синтезе трех искусств: музыки, слова и танца.

– Невозможно заставить детей слушать музыку два с половиной часа. Потом они навсегда проклянут нас и больше в театр никогда не пойдут. Какие-то уснут, а какие-то будут кричать. Мне хотелось всегда объединить все виды театрального искусства, чтобы они не просто дополняли друг друга или чтоб не просто солисты топтались под музыку, а чтобы это было единое целое. В этом и есть чудо театра, когда соединяются все виды искусства. «Золушка» уже долгое время не идет в уфимском театре оперы и балета. Значит, показать на живых людях балет невозможно. Было бы мне сейчас не 75 лет, а хотя бы сорок, наверно, я бы сказал, что сам покажу. Увы, я не берусь это делать.

Рассказ хореографа под звуки национального республиканского оркестра дополняли кадры из телебалета, снятого в 1994 году.

– Я поставил «Золушку» 25 лет назад, - поведал Васильев. – Я этот спектакль всегда хотел записать с живым оркестром, но это невозможно. Меня мучает, что даже тогда, когда под запись мы снимали, и то не попадают точно в музыку. Вот это называется халтура! Это очень плохо всегда выглядит. Когда смотрю старые пленки, которые чуть-чуть несинхронно подобраны, - просто нож в сердце. Мы попробуем все сделать по-другому.

Маэстро выбрал фрагменты из собственного телеспектакля, записанного много лет назад, и продемонстрировал их зрителю для наглядности. Задача музыкантов – попасть в такт движения танцоров на пленке.

«Пиджак на принце – как на корове седло»

Маэстро вспомнил, как в начале 90-х ставил «Золушку» для Кремлевского балета в качестве хореографа.

– Тогда нифига не было: ни копейки денег, никаких банков, ничего, - сокрушался он. – А для «Золушки» необходимы шикарные костюмы, декорации. Эту сказку нельзя подавать просто так. Это не современный язык. Сейчас же ведь очень просто: «Это XVIII век? Прекрасно! У нас все будет происходить в XXI веке. Давайте сегодняшний день сделаем, и все».

Такой подход к искусству Владимира Викторовича не устраивал.

– Забывают обо всем том, что существует в музыке, – сюжете и так далее. «А я так вижу, я так хочу. Почему нет?», – передразнил маэстро любителей экспериментов. – Конечно, можно! Но ведь в музыкальном театре главное - музыка. Это стержень. А в музыке есть атмосфера. Наше представление о принце другое. Там как корове седло был бы пиджак, уж простите. Пиджак-то может быть современным, но там в музыке уже есть характеристика. И Золушка тоже, это ее превращение… Короче говоря, сложности с костюмами были большие.

Однако неожиданно решение было найдено. Помогла делу случайность.

– Мы были проездом в Париже, - вспоминает хореограф. – А культурным отделом дома Нины Риччи заведовала женщина, которая любила и Катю Максимову, и меня. Она сказала: «Приходите к нам, попробуем поговорить. Может быть, они сделают для принца и принцессы костюмы». Мы пришли, я начал рассказывать с бухты-барахты, фантазировать на ходу. В то время модельером дома Нины Риччи был удивительный художник Жерар Пипар. Ему так все понравилось: «Замечательно! Сделаем». «А сколько вы можете сделать?». «Для главных героев». «А четыре сделаете?». «Да. Наверное, шесть».

Модельер и хореограф договорились, что эскизы будут готовы после возвращения Максимовой и Васильева с гастролей по Америке.

– В предвкушении приезжаю в Париж, и мне говорят: с вами хочет поговорить президент дома моды Фукс, – рассказывает постановщик. – Оказался славнейший человек, мы с ним болтали часа два, а после он говорит: «Мы решили, что сделаем все костюмы для вашего спектакля». Это было счастье. В 1994 году был снят спектакль. Максимова была Золушкой, а я был мачехой, потому что кандидатов на роль не нашлось, все претенденты были странные, неестественные. Пришлось самому. Но я себе тоже там не нравлюсь.

Французские модельеры не только сделали костюмы, но и подарили театру уникальную бижутерию.

– Когда я позже ставил «Жизель» в Большом театре, я уже знал, куда идти. Думаю: «Надо бы, чтоб костюмы сделал кто-нибудь вроде Живанши». И сделал, – с удовлетворением заметил маэстро. – До сих пор всем этим мы пользуемся.

«Я не сторонник приглашения звезд»

Васильеву удалось зажечь своим энтузиазмом не только оркестр, но и балетную труппу оперного театра. Во втором отделении, где рассказ шел о балете Минкуса, на сцену вышли солисты балетной труппы.

– У меня там весь театр задействован, - пошутил мэтр. – Сначала в проекте было два танцора, но по ходу репетиции к затее присоединялось все больше артистов. Уже дошло до одиннадцати. Все они - артисты уфимского театра. Я вообще не сторонник приглашения звезд – и среди хореографов, и среди композиторов. Для меня гораздо приятнее и интереснее работать с людьми, которые на местах. Приехал в этот город, вот с вами и буду делать, приеду в другой – с другими. Самый простой ход: «Деньги есть – давайте звезду возьмем. Миллион долларов дадим, она приедет». И все довольны, и все собрались, и весь город стоит на ушах: «К нам приехала звезда». А для меня это пустой звук, потому что я знаю, что у нас в каждом городе есть талантливейшие люди, которые нуждаются в том, чтобы им дали возможность показать свой талант.

По словам Владимира Васильева, уже с первых репетиций они с оркестрантами нашли общий язык. Балетмейстеру пришлось по душе, как уфимцы сыграли Минкуса.

– И, по-моему, взбодренные, одухотворенные моим одобрением, они стали играть еще лучше, - рассмеялся Васильев.

– Эта так, - скромно подтвердил слова мастера дирижер национального оркестра Руашан Якупов. – Оркестр с этой партитурой, наверно, «на вы», все-таки специфика симфонического оркестра заточена на другое – исполнение симфоний, академических концертов, но по реакции музыкантов я вижу, что эта музыка никого не оставляет равнодушными. Балет «Дон Кихот» – это брызги шампанского, радость и фейерверк. Что касается «Золушки», то эта музыка эстетская. Она написана в ХХ веке, и здесь Прокофьев мыслит кадрами. Когда он работал с Эйзенштейном, он писал иначе, чем тех же «Ромео и Джульетту», «Ивана Грозного». Этот балет – музыкальный шедевр.

Проект проходит на новом площадке - в концертном зале «Башкортостан».

– Для меня не внове, когда на маленькой сценке размещаем весь оркестр, а перед ним будут еще всю вторую часть «Дон Кихота» танцевать, - уверил он всех. – Я помню, в Англии у меня «Ромео и Джульетта» был сделан на разных уровнях: сцена наверху, сцена внизу, в середине оркестр. Мы объездили весь мир с этим балетом, и вдруг у меня один из залов короче на два метра по всей плоскости. И ничего, справились! А еще там был за пультом Мстислав Леопольдович Ростропович. Вы не представляете, что творилось с оркестрантами, когда мы начинали работать, у них был передоз: и тут сцена срезана, и там. «Мы не можем играть!». А потом все были в таком восторге.

Цель, которую поставил перед собой хореограф при работе над новой главой «Детского альбома», – популяризация классического балета среди молодого поколения.

– Этот волшебный мир балета, который им представляется как нечто красивое, – на самом деле тяжелейший труд, - сказал хореограф. - Нам хотелось бы, чтоб дети широко раскрытыми глазами смотрели и слушали, а потом дома просили, чтоб папа и мама обязательно отвели их заниматься танцами. Потому что танец – это уникальное выражение чувств, мыслей, эмоций, он понятен всем, не нуждается в переводе.

Маэстро пофантазировал и о том, как будет в дальнейшем развиваться проект «Детский альбом».

– Можно говорить не только о балете, но и об опере, а можем сделать вечер, который связан с цыганским романсом, а рядом с ними и аргентинское танго, которое имеет тесную связь с нашей мелодической основой. Там тоже обязательно страдания, любовь. Меня всегда поражало, насколько мы одинаковы в своем звуковом выражении, – начал сходу набрасывать сценарий Владимир Васильев. – Таких идей можно придумывать все больше и больше, и тогда эта программа будет неисчерпаема.

«Техника танца растет, но зрители остаются холодными»

Владимир Викторович надеется привезти в Башкирию и выставку своих картин.

– Главным делом в жизни для меня сейчас стала живопись, - поведал он. – Уж если я приезжаю в ваш город, то нужно, чтоб были представлены все грани моего творчества. У меня есть цикл пейзажей, которые я делал на «Ноктюрн» Шопена. Они переходят один в другой. Но можно же играть музыку и подавать живопись. Взять, например, классическую – от передвижников - и дойти до Малевича. У нас принято было, что для детей только сказочки, «Вышел зайчик погулять». Но сейчас дети другие, они в два года с компьютерами сидят, носами тыкают. Я не разбираюсь, а они уже все это знают.

Во время визита в Уфу хореограф явно был на подъеме и на ходу придумывал, какие еще проекты мог бы запустить в городе при поддержке благотворителей. Мэтр надеется поработать с уфимским хореографическим училищем.

– Нужно, чтоб дети не просто повторяли то, что делают в театрах для взрослых, - считает хореограф. – Нужно ставить спектакли специально для детей. Есть идея поставить спектакль для хореографического училища, в котором были бы заняты учащиеся из всех классов.

– С кем тяжелее работать: с детьми или взрослыми?

– Когда работаю с детьми, я не могу на них кричать. Успел побывать в вашем хореографическом училище. С детьми всегда хорошо и интересно. Разницы в разговоре не делаю, говорю с детьми, как со взрослыми. Иногда получаю за это замечания от своего директора: «Вы такие слова употребляете! Дети, наверно, удивляются: приехал человек, который говорит мудреными словами». Я отвечаю: «Они уже все понимают, а кто не понимает - спросит». Когда мы не знаем, какое-то слово, пробуем его отыскать.

Оказалось, что страсти разгорелись по поводу слова «квинтэссенция», которое хореограф употребил в разговоре с воспитанниками уфимского хореографического училища.

– Они, наверно, до сих пор думают, что это такое, - сказал Владимир Васильев под общий хохот.

Владимир Васильев посетовал, что классический танец меняется на глазах, и трепетное отношение к хореографическому искусству в целом уходит.

– В балете в последнее время вызывает нарекания то, что сам танец практически уходит, остается нечто, – считает мэтр. – Техника растет, но постепенно растет и число недовольных зрителей, тех, кто помнит свои впечатления, часто даже детские, от великих артистов балета. Да, техника выросла, но, к сожалению, она не захватывает. Люди остаются холодными. Я долго думал над тем, что можно сделать, и пришел к выводу, что нужно чаще говорить и показывать. Если артист понимает, почему он вышел на сцену, то все остальное приложится как средство выражения его чувств, мыслей, эмоций, которые непонятны, но должны захватить этих зрителей.

– Вы с болью отзываетесь о том, что из искусства балета уходит эмоциональность, и в то же время смело экспериментируете, объединяя разные виды искусства. Как в вас уживаются консерватизм и реформаторство?

– Я не считаю себя реформатором. Стараюсь познать все больше и больше, как это принято. Чем больше узнаешь, тем сложнее жить. И стараешься делиться тем, что в тебе накоплено. Старых людей иногда приятно слушать, это приходит с годами, потому что им не нужно казаться умными или очень интересными людьми. Они таковы, каковы есть. И я уже несколько лет таков, каков есть. Говорю то, что чувствую.

– Сегодня вы именитый хореограф, но начинали карьеру как танцор. Когда вы видите, что другие танцуют, вас не тянет тоже пуститься в пляс?

– Когда у кого-то что-то не получается, меня это не то чтоб раздражает, но так хочется выйти и показать, как нужно. А так не тянет.

– Что важнее: характер, трудолюбие или талант?

– Для идеала важно все. Главное то, чего у тебя нет. К этому нужно стремиться, этому и нужно учиться.

- Сейчас снимают много сериалов про легенды советского времени. А как вы отнесетесь к тому, что вдруг кому-то в голову придет снять фильм про вашу историю?

– Ко мне регулярно обращаются с подобными предложениями. Не хочу! Хотя, с другой стороны, лучше пусть делают при твоей жизни, нежели после, когда будет сплошная ложь и что-нибудь неправильно. Но не хочу, все устали от сериалов.

Вероника ПОЛЯНСКАЯ.