Cатирик Лион Измайлов: «С возрастом писать все тяжелей»

- Эта традиция гораздо глубже, - замечает сатирик. - Вспомните, ведь и Чехов был врачом, и Короленко, и Булгаков. А стали писателями! И список инженеров, взявшихся впоследствии за перо, тоже, наверное, внушителен. Вообще, на мой взгляд, писатель изначально просто обязан иметь какую-то профессию - инженера или журналиста, должен чего-то коснуться в этой жизни. А то что же - писатель и все? Так не бывает.

Арканов – современный Зощенко

Печататься Измайлов начал в 1969 году в «Литературной газете» и много лет писал для передачи «Радио-няня», слушая которую, «дети стали реже хулиганить, но чаще выражаться». Его миниатюры исполняют Геннадий Хазанов, Евгений Петросян, Ян Арлазоров, Ефим Шифрин, Владимир Винокур и другие. С 1989-го начал вести различные юмористические программы на телевидении. Объездил с концертами всю Россию. 68-летний писатель известен как любитель ресторанов и женщин.

- Лион Моисеевич, известно, что настоящая ваша фамилия Поляк. Как возник ваш псевдоним?

- С самого начала под этим псевдонимом, который означал что мы «из МАИ», было четыре человека. Один стал инженером и почти сразу перестал писать. В начале 70-х годов мы продолжали писать втроем. Потом перестал писать талантливый Чебуров. Он племянник писателя Владимира Солоухина и, видимо, у него есть такое наследственное чувство стиля и языка. Он не хотел писать сатирические миниатюры и сценки. В 1984 году я вместе с Чебуровым написал книгу «Четыре мушкетера», которая вышла тиражом сто тысяч экземпляров. Сегодня сказали бы – римейк. Мы все действие перенесли на русскую почву. Главного героя звали Вартанян. Другие Атосов, Порточенко и Арабич, а директор комиссионного магазина – Ришельенко. В течение более 30-ти лет я писал вдвоем с моим соавтором Валерием Чудодеевым, который после болезни перестал писать. На сегодняшний день я остался один.

- По вашему, чувство юмора можно получить по наследству?

- По-видимому, мой бердичевский дедушка Арон был человеком с большим чувством юмора. Сидит, например, пьет чай и говорит: «Если этот чай пить 120 лет подряд, то можно долго прожить!». Это хороший юмор, согласись, у меня такого нет! Мама была просто очень смешливым человеком. А, я считаю, обладал неплохим чувством юмора. Юмор - это как музыкальный слух: если ничего нет, то развивать нечего. Но если слух хотя бы чуть-чуть присутствует, его можно развить. Это я по себе сужу: у меня средний музыкальный слух, но когда я стал подбирать на пианино мелодии, он у меня развился. Уроки юмора в школе - это очень здорово!

- А что нужно, чтобы стать писателем-сатириком?

- Прежде всего, парадоксальность мышления. Ты подмечаешь то, на что другие не обращают внимания. То есть они бы тоже увидели, если бы попытались. Но у них просто нет в этом нужды. А у меня есть. Я все беру на заметку: что-то оставляю как есть, что-то переиначиваю. Но не спрашивайте, как я пишу. Вот как пианист на своем инструменте играет и в такт попадает? Да черт его знает! Просто есть у него способность, называемая слухом. Он слышит музыку, а я нет. Во всем многообразии звучащих вокруг меня фраз я могу уловить лишь смешное.

- Правда, что все юмористы в жизни серьезные и несмешливые люди?

- Думаю, что эта легенда, появилась из-за Зощенко. В жизни Михаил Михайлович был человек мрачный. Леонид Утесов рассказывал, что как-то в их веселую компанию, в которой шутили и балагурили Райкин, Утесов и другие, пришел Зощенко. Он мрачно сел - тут же «молоко скисло». Юмор кончился, и шутки прекратились. Пришел великий юморист: сам не шутит, не смеется, рта не раскрывает, а все только слушает. И все думают: ну как я при нем буду шутить? У нас Аркадий Михайлович Арканов в жизни человек тоже очень серьезный. В первые годы нашего знакомства, когда он приходил ко мне, все гости боялись пошутить при нем. А ребята все юморные, из студенческих коллективов, из КВН. Я уже сомневался, стоит ли его приглашать. Не пригласить – неудобно, а пригласить – все так и будут сидеть. Когда мы только еще начинали писать, Арканов уже был знаменитым писателем. Его пьесы шли в 80-ти театрах. Потом я преодолел свой пиетет перед Аркановым. Выяснилось, что его надо «завести». Со своими людьми он очень остроумный человек.

Жванецкий не любит чужих шуток

- С кем из сатириков вы дружны?

- В основном мои друзья из других областей - это врачи, инженеры, ученые. Дружба в своем жанре - редкость. Я общаюсь с Задорновым, Петросяном и его женой Еленой Степаненко, с Кларой Новиковой - это мои друзья в жанре. С Ларисой Рубальской дружу много лет, по-настоящему. С остальными - приятельство, профессиональное сотрудничество. Не секрет, что у писателей, как и у спортсменов, артистов существует соперничество, зависть, потому дружить не получается. Вот Жванецкий, например, над чужими шутками никогда не смеется, они его раздражают и удручают. А я очень ценю чужой юмор, считаю, что мне до них далеко. Из писателей мне ближе Задорнов. Мы во многом одинаково пишем. Миша у меня учился в авторской группе МАИ, мы вместе были в одном институте. Я оказал на его становление как писателя-сатирика какое-то влияние. Это очень заразительно.

- Вы продолжали общаться с Михаилом Евдокимовым после назначения его губернатором?

- Перед этим я просил его сняться у меня в одной передаче. Сначала он был в больнице, потом стал губернатором. Так что не получилось, хотя были даже уже отпечатаны афиши. Он звал меня на свою инаугурацию, приглашал в гости. У нас была обоюдная симпатия, хотя он у меня ничего не исполнял. Царствие ему небесное. Жалко очень. Непростой был человек, не то чтобы положительный. Знаменитых артистов с абсолютно положительным характером вообще не бывает. Но из сатириков Евдокимов не первый губернатор. Вспомните, вице-губернатором был Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.

- На телевидении вы работаете уже много лет?

- Телеведущим я «подрабатываю» года эдак с 88-го. Сначала на пару с Ангелиной Вовк мы два года вели передачу «Взрослые и дети». Потом я один вел на московском канале «Шут с нами», затем – пять с половиной лет «Шоу-досье». Я знаю, что такое прямой эфир, я обожаю его. Пять с половиной лет еженедельно по полтора часа в прямом эфире с вопросами от зрителей – это же практически концерт. Когда ты выходишь и видишь этот глазок камеры, когда ничего нельзя исправить... Очень здорово идет, все на нервах, поэтому после – ты как выжатый лимон, но во время съемок так мобилизуешься! До недавнего времени вел на Первом канале передачу «Смешные люди». Теперь мне очень хочется сделать маленькую программу минут на двадцать, снимать ее в каком-нибудь кафе, но это пока только в мечтах. Я бы там смешал разные стили и жанры.

- Как вы относитесь к засилью на ТВ низкопробных юмористических передач?

- Я думаю, что в наших юмористических передачах пошлости ничуть не больше, чем в жизни, потому что юмор, как и любой вид искусства, отражает жизнь. Поскольку жизнь такая – вот и юмор такой. Однажды я дал свое определение и юмора, и сатиры. Юмор – это когда страшно хочется смеяться, а сатира – это когда хочется смеяться, но страшно… Наша социалистическая жизнь была несколько пуританской (что не так плохо, как оказалось), так и не было в ней места мутному потоку секса и юмору ниже пояса. Вот недавно поэт Иртеньев срифмовал – «Регина-вагина». Но в «Аншлаге»-то этого слова никогда не услышишь! А зритель, несмотря ни на что, голосует за эти программы. Когда начинают ругать юмор за пошлость, банальность и похабность, то мне хочется сказать: почему вы не обращаете внимания на рекламу, где показывают прокладки, средства от перхоти и голые задницы?

За женой ухаживал шесть минут

- Почему сатирики даже не пытаются изменить ситуацию?

- Юмор не может быть дистиллированным, когда рядом творится такое. Поругали рекламу, а она все равно идет. Юмор – он персонифицирован. Когда юморист выходит на сцену и начинает говорить точно такие же пошлости, что заполонили экраны, на него обрушивается критика, потому что он человек известный. Пошлость по словарю – банальный, часто повторяющийся. Если строго следовать этой фразе, то юмор, естественно, должен быть банальным и часто повторяться, потому что и анекдот все пускают в народ. Говорят, у Пушкина где-то есть – я, правда, не разыскал, - что пошлость означает «пошел в народ». Тема эта больная, о ней можно много говорить.

– На сцену пришло много молодых юмористов. Не боитесь конкуренции?

– Я подсчитал, что с 60-х по 80-е годы на эстраду приходило по пять юмористов в десятилетие, а в 90-е – как прорвало! Очень много пришло замечательных ребят, причем сами пишут и сами исполняют. А это уже тенденция. Галкин, Дроботенко, я и еще многих мог бы назвать, но эти двое мне нравятся больше всех. А что касается ревности… Нужно смирять себя, ничего не поделаешь. С годами, должен сказать, писать становится тяжелей. Извилинка перестает работать, старею, наверное, хотя японцы говорят, что чем больше думаешь, тем мозг лучше работает. Значит, в молодости мало работал.

- Как вы познакомились с супругой?

- Как-то мы поспорили с приятелем: я сказал, что познакомлюсь с той, на которую он укажет. Зашли в книжный магазин. А моя будущая супруга там товароведом работала и как раз вышла из подсобки к прилавку. Друг мне и говорит: «Вот смотри, какая симпатичная девушка! Знакомься». Подошел я к ней и спрашиваю: «Вам Фейербаха не завозили?». А она перепугалась, говорит: «Запишите телефон!». Она-то имела в виду, чтобы я позванивал - узнавал, когда Фейербаха завезут. У меня же совсем другое на уме! Вот я ей и позвонил.

- Ухаживали долго?

- Долго? Минут шесть, наверное. Вообще-то, я ей несколько раз звонил, но мне все время отвечали, что ее нет. А тут я как раз заболел, сидел дома. И дозвонился. А что с этим счастьем делать, не знаю: повести-то я ее в таком состоянии никуда не могу. Сказал: «Если вам не трудно, навестите, пожалуйста, больного человека!». А она сердобольная была, навестила. С тех пор из моей квартиры и не выходит. Правда, поженились мы не сразу. Я ее еще долго мучил, года три. Но все-таки потом повел ее в загс. Дело в том, что до нее я уже был женат. Неудачно. Поэтому и не хотел, чтобы это произошло так сразу - бац и все! Что-то, видно, меня в ней не устраивало, раз я не торопился. И таки прав оказался. Три года прожили душа в душу, а потом... развелись. Правда, потом снова поженились. Вот такая у нас непростая совместная жизнь. Если бы у жены не было чувства юмора, наша семья давно бы распалась, потому что всего этого она просто бы не выдержала.