Posted 18 октября 2009,, 20:28

Published 18 октября 2009,, 20:28

Modified 10 ноября 2022,, 18:59

Updated 10 ноября 2022,, 18:59

Журналисты сломали судьбу Шевчуку

18 октября 2009, 20:28
Автор этой публикации – Светлана Хвостенко, талантливый поэт и журналист. Она, как и многие сегодняшние репортеры «вышла» из «Ленинца». Сейчас Светлана живет в Питере и работает в газете «Санкт-Петербургские ведомости». Когда мы попросили ее вспомнить о первом месте работы, она восприняла идею в штыки: «Журналист не должен слишком много писать о себе». Между тем, Светлана Хвостенко стала свидетелем становления знаменитого уфимского рокера Юрия Шевчука, которая незатейливо вплелась в жизнь газеты «Ленинец» в конце 80-х прошлого века.

Ведь именно молодежное издание сначала облило грязью певца, сделав его изгоем в Башкирии, а потом принялось исправлять ошибку и восхвалять кумира. Хвостенко первой сделала объективную публикацию о творчестве менестреля, а потом так увлеклась рокерской тематикой, что стала лучшим другом лидера группы ДДТ, который делился с журналистом своими планами и спрашивал совета о новых песнях.

И так получилось, что история группы ДДТ стала историей и Светы Хвостенко, которая в 90-х перебралась в Питер, чтобы быть ближе к своему герою и во всем ему помогать. Некоторое время поэтесса Хвостенко даже трудилась пресс-атташе рокерского коллектива, а Юрий Шевчук стал героем целого лирического цикла ее стихов.

Г-жа Хвостенко согласилась, что этот рассказ читатели должны услышать из первых уст.

- Каждый человек может сказать себе: «Я точно знаю, кто я такой, что я делал в жизни и кем я был. И я могу просто искренне рассказать об этом, беря на себя ответственность за собственную жизнь и свой рассказ о ней». Я так и поступаю: рассказываю лишь то, в чем участвовала лично и что делала лично, - объяснила она.

Газета «Ленинец» для многих стала островком свободы слова

Где находился в Уфе Дом печати – знали в 80-х годах все уфимцы: между Центральным рынком и Сельхозинститутом. Именно там располагались редакции всех республиканских изданий (разумеется, государственных, поскольку иных в те времена не было). Но было в Доме печати и заповедное местечко, в котором журналисты имели право на некоторые вольности в стиле жизни и творчества, и, конечно же, традиционно такие «вольности» допускались именно в газете для молодежи, носившей традиционное для тех времен название «Ленинец». Позже, уже в 96-м году, заштампованное и «идеологизированное» название сменили на «Молодежную газету», однако к тому времени это уже было просто констатацией свершившегося факта: старая идеология перестала диктовать свои условия реальности. Но и бороться с «проклятым наследием советской идеологии» к тому времени уже тоже не имело смысла. Новое время принесло новые горести и разочарования. Но это, как говорится, уже совсем другая история…

Поэт в газете больше, чем поэт

Что же касается лично меня, то впервые я переступила порог редакции «Ленинца» еще школьницей. Классе в восьмом, наверное. Принесла в редакцию свои стихи. Там в отделе учащейся молодежи работали Галя Карпусь и Света Гафурова (она тогда носила фамилию Амосова – по мужу), которая, кстати, была дочерью старого друга моего отца. Однако, несмотря на «семейное знакомство», в тот раз мои стихи не напечатали. Но Гафурова (сама еще очень молодой журналист) просто как-то поощрительно упомянула в своей статье мой визит в редакцию, не называя имени. Странно, но почему-то в моей школе это кто-то прочитал и понял. Однажды на уроке с задней парты мне прислали карикатуру на меня, давая понять, что гафуровскую статью читали, и о ком там идет речь - тоже поняли…

Несмотря на обиду, через год я вновь переступила порог редакции. И тогда Карпусь решила меня «припрячь» в юнкоры – в общем, обычная газетная практика тех лет. О школьной жизни должны писать сами школьники (вообще-то вполне справедливое мнение). Так были опубликованы мои первые заметки. И в возрасте 15 лет я получила первый в своей жизни гонорар – настоящий журналистский заработок, которым, впрочем, не очень гордилась, считая, что писать стихи – куда более достойное дело, чем анализировать «проблемы школьной жизни». Впрочем, через несколько месяцев в «школьной страничке» начали печатать и некоторые мои стихи.

Где-то в это же время меня и пригласили участвовать в работе молодежного литературного объединения при «Ленинце», которое заседало два раза в месяц по средам в Малом зале на втором этаже Дома печати. Сначала им руководил писатель Рим Ахмедов, но вскоре руководителем стал поэт и публицист Рамиль Хакимов (к сожалению, ныне уже покойный), очень много сделавший тогда для продвижения молодых русскоязычных поэтов в Башкирии. Издать книгу молодому поэту тогда было практически невозможно, однако Хакимов умудрился «пробить» издание совместной «кассеты» - нескольких тоненьких сборничков под одной обложкой, которая, правда, учитывая все долгие бюрократические согласования и очереди в издательстве, увидела свет лишь в 1985 году.

Атмосфера в литобъединении всегда была дискуссинной. Мы обсуждали рукописи друг друга и встречались с гостями, которых приглашал на заседания Рамиль Гарафович. Дискуссионная, живая обстановка тех встреч была по тем временам относительной редкостью, и, наверное, уже тогда на нас дохнуло грядущей «оттепелью»… Впрочем, история литобъединения при «Ленинце» - это уже тоже история совсем другая. Об этом можно рассказывать очень много, да и старые мои друзья по литобъединению, наверное, это делали уже не раз.

Опущенные сверху

Что же касается работы в самой редакции, то в качестве корреспондента на гонораре я была уже официально принята туда в мае 1984 года. Впрочем, скажу сразу: работа не казалась мне интересной и привлекательной. Идеологические «шоры» были тогда слишком заметны для многих. Всеобщее ограничение гласности по принципу «туда нельзя, сюда нельзя, про это надо писать так, а про это вот так» чувствовалось нами, молодыми журналистами, слишком остро. И тогда я с некоторым облегчением для себя перешла на работу машинисткой. Это случилось за полгода до декретного отпуска (тогда я готовилась родить своего единственного сына - он появился на свет в июне 85-го) .

Весной 85-го года, когда к власти в стране уже пришел Горбачев, в Уфе грянула знаменитая история, имевшая позже большую огласку. О том, что в нашем городе есть такой андеграундный бард и рокер Юра Шевчук, я краем уха слышала от друзей и знакомых, но близко с его творчеством не была знакома. Но однажды, придя утром на работу в машбюро, обнаружила рядом со своей машинкой правленный текст, который надо было перепечатать набело – это был текст ставшей позже очень известной статьи «Менестрель с чужим «голосом». Прочитав текст, я была поражена его кондовым стилем – от этих листков слишком дурно пахло откровенной травлей в стиле сталинских времен. Стало неприятно и жутковато: куда мы идем, если у нас снова вот так? В машбюро зашел Йося Гальперин, наш ответственный секретарь (я хорошо знала его по литобъединению, у нас должна была издаваться совместная книжка) и угрюмо сказал: «Вот это надо перепечатать в первую очередь…» Ну, а отношения у нас с ним были вполне дружеские, мы друг друга понимали. Так что смотрю я на него и говорю: «Йось, не хочу я это печатать сама…» Он понял с полуслова. Кивнул, взял тот текст брезгливо двумя пальцами и отнес в секретариат другой машинистке. В общем, у нас тогда в редакции все как опущенные ходили – понятное же дело, что статья «спущена сверху». Тут же в приказном порядке было велено кого-то «обличать» - вот и все. А что сама-то редакция могла поделать?

Через месяц вышла еще одна обличительная статья про Шевчука под названием «Когда срывается маска». В городе очень многие были возмущены, об этом ходило много разговоров, в редакцию шли письма протеста… Однако я в это время просто готовилась стать молодой матерью, даже не зная, что каждый день прохожу мимо дома того самого Юры Шевчука. И лишь позже оказалось, что мы с ним жили в соседних кварталах.

Лицом к толпе лица не увидать

Два года спустя, когда сын уже подрос, я вернулась на работу в корреспондентом в ту же редакцию, атмосфера в которой уже сильно начала меняться. Все ждали перемен и овладевали «эзоповым языком» начальной гласности. Перестройка шла полным ходом, хотя Уфа в этом смысле была достаточно консервативным местом. Уфимские чиновники относились к веяниям гласности весьма осторожно, хотя столичные журналисты уже вовсю козыряли на всю страну отчаянной смелостью суждений.

Не знаю, почему, но «реабилитацию» опального уфимского рокера Юрия Шевчука в редакции тогда решили поручить именно мне. Вообще-то проблемами молодежной музыки в отделе культуры занималась Гульчачак Ханнанова. Но на такую «опасную» тему решили бросить меня. Еще весной того же года кассету с подпольной записью шевчуковского альбома «Время» мне давал послушать наш юнкор – позже известный в стране тележурналист Вадим Челиков, а тогда всего лишь желторотный десятиклассник, пишущий, как и я когда-то, «о проблемах школьной жизни».

А «заведовавшая музыкой» Гуля Ханнанова, получая в адрес своего отдела очередное гневное письмо читателя на тему «вы Шевчука оклеветали, а Ленинграде его признали!», вздыхала и говорила мне: «Хвостенко, пиши скорее, а то я больше не могу читать эти письма…»

Кажется, тогда я представила нашему редактору Марату Абузарову (тоже ныне покойному) не менее четырех вариантов «реабилитационной» статьи про Шевчука. Но редактора эти варианты никак не удовлетворяли, и он отправлял меня заново переписывать материал. Ведь там как-то нужно было и «идеологию соблюсти», и читателей успокоить, и на неприятности не нарваться… В общем, сложное положение нашего редактора можно понять. В конце концов, некий «дискуссионный» вариант моей статьи Марат одобрил, но дал ей глупое, на наш взгляд, название «На поводу у толпы или лицом к ней?» И все-таки мы с Ханнановой пошли на собственную вольность – в день верстки материала редактор и его зам Дима Ефремов как-то дружно уехали в командировку, так что мы явочным порядком поменяли заголовок на мой прежний: «Время не любит плевков и лести» (цитата из Юриной песни). Материал вышел 10 октября 1987 года под псевдонимом «М.Ланина». Это был тогда мой постоянный псевдоним - просто в редакции не было принято два материала в одном номере подписывать одним именем. А на той же странице уже публиковалась другая заметка под моей настоящей фамилией. Впрочем, мы все прекрасно знали, что «где надо» настоящее авторство прекрасно известно, так что спрятаться за псевдонимами от репрессий было бы нереально…

Школа гласности

Вообще-то в редакции, да и во всем городе, все тогда немного трусили: а что будет дальше? Имя «страшного диссидента» Шевчука до того момента вообще в Уфе было под запретом. Но, как ни странно, никаких «репрессий» не последовало. После выхода этой статьи я пошла знакомиться и с самим Юрой Шевчуком, и с его семьей. Эта история положила начало нашей долгой дружбе, которая нынче, к сожалению, разбита не только нашими личными непониманиями, но и многими странными обстоятельствами, сложившимися вокруг нас. И я думаю, что эти обстоятельства тоже в свою очередь когда-то должны будут стать известными людям….

Но и это тоже, как говорится, будет совсем другой историей.

Многое еще можно было бы рассказать о перестроечной редакции «Ленинца», и это могли бы сделать те, кто сегодня еще жив и помнит те годы. Помимо тех, кого я уже упомянула, обо многом могут вспомнить и Гузель Агишева, и Марина Чепикова, и Эльза Хорева, и Саша Мамаев, и Ямиль Бурангулов, и Сергей Филанович, и пришедшие позже в редакцию молодые журналисты Сергей Чудаков, Елена Грезнева, Светлана Валиева, Людмила Киян, и работавшая со мной машинисткой Нэдда Пухарева, которая позже тоже стала журналисткой. И это еще далеко не полный список имен журналистов, прошедших в те времена «школу гласности «Ленинца».

У каждого из них просто будут свои воспоминания, но я надеюсь, что большинство из нас все-таки сумели остаться в душе нормальными честными журналистами, помнящими принципы журналистской этики: «Ты можешь ошибаться – но ты не должен сознательно врать, и ты должен уметь рискнуть собой за простую правду жизни, несмотря на все угрозы и неблагоприятные обстоятельства внешней среды…»

Так что в этой статье я некоторым образом передаю им всем большой привет. Думаю, что они меня помнят. И надеюсь, что с большинство из них тоже придерживаются тех наших прежних журналистских принципов.

"