Posted 16 апреля 2014,, 08:04

Published 16 апреля 2014,, 08:04

Modified 10 ноября 2022,, 18:47

Updated 10 ноября 2022,, 18:47

Жизнь уфимской учительницы достойна стать сюжетом для захватывающего фильма

16 апреля 2014, 08:04
Эту удивительную даму в Уфе знают многие. Розалия Зиновьевна Шемагонова – одна из тех, кто сделал имя 62-й школе, которой учитель русского и литературы отдала 40 лет профессиональной жизни. Воспоминания о той замечательной плеяде преподавателей в школе на Ульяновых живы до сих пор. Как талантливого декламатора Розалию Шемагонову хорошо помнят участники литературного клуба любителей поэзии – та старая гвардия черниковской интеллигенции. Уфимские киноманы знали Розалию Зиновьевну как методиста кинотеатра «Йондоз», несуществующего ныне, где она трудилась на пенсии и пробивала самые спорные и «неудобные» советские ленты, которые не отваживались брать киногиганты столицы Башкирии... Несмотря на солидный возраст – она до сих пор в первых рядах на гастрольных выступлениях самых ярких театров и артистов. Ну кто скажет, что 17 апреля она отпразднует… 90-летний юбилей!

Сюжет для большого рассказа

Особенно восхищаешься этой женщиной, когда узнаешь об испытаниях, выпавших на годы ее юности. Особенно драматична история того, как Розалия Зиновьевна и вся семья Стеколь оказалась в Уфе, ставшей для нее родным городом. Этот эпизод достоин отдельной книги или сценария для фильма.

- Часто предаюсь воспоминаниям: все в памяти моей сохранилось, - рассказывает Розалия Зиновьевна. - Мы с семьей жили в белорусском Минске. Родители не были фанатично преданы религии, но и атеистами их назвать было нельзя. Папа учился в хедере, свободно говорил на идиш и имел все атрибуты для молитвы. Но в то время об этом нужно было забыть.

Отец Зиновий Иосифович - специалист в лесной промышленности - много работал, был замечательным семьянином. Мама – Ревекка Соломоновна - выросла в многодетной семье: родители воспитали пятерых дочерей и двух сыновей. Жили они в небольшом городе Новозыбкове.

- Мама рассказывала, что к их отцу в городе относились с большим почтением, и даже накануне погромов в дом тайком приходил пристав, предупреждая, чтобы в этот день они закрывали окна, двери и не выходили на улицу. Очевидно, такое случалось часто, но ни разу никто из семьи не пострадал.

Все дети получили хорошее образование: девочки окончили гимназию, а мальчики – реальное училище.

- Еврей обязательно где-нибудь учится, и учится хорошо, — вспомнила Розалия Зиновьевна фразу, которая звучала в их семье. - Обучение было платным, но поскольку все дети постигали науки успешно, суммы значительно снижали. В дальнейшем все получили высшее образование: стали врачами, педагогами, фармацевтами, инженерами. Мама преподавала немецкий и французский языки.

Розалия Зиновьевна хорошо помнит свой 10А: национальный состав класса был весьма разнообразен.

- Один поляк и латышка, три белоруса, пять украинцев, 13 евреев, а остальные – русские. Все мы были очень дружны, а о конфликтах, особенно на национальной почве, не могло быть и речи, - уверяет она. - Каждого оценивали по успехам в учебе, за вклад в общественную работу. Перед войной были тревожные, неспокойные годы, особенно 37-38-й. У пяти моих подруг были арестованы отцы. Их родные даже ездили в Москву, хлопотали, но вызволить так и не смогли.

Однажды постучались и в квартиру семьи Стеколь.

- К счастью, тогда отец был в отъезде, а больше за ним не приезжали — то ли «план» зловещий выполнили, то ли забыли про него, - снова переживает события тех лет Розалия Шемагонова.

Дорогой жизни и смерти

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года у класса Розалии Зиновьевны был выпускной бал,

- Мы мечтали дальше учиться и осуществить свои мечты, но… Оказалось, что в последний раз гуляли по мирному Минску - «завтра была война», как писал Борис Васильев. Я пришла домой под утро, а в 12 часов разбудила мама: «Война!». Уже следующей ночью и днем город бомбили, страшно было и в доме, и на улице.

Первую ночь спасались в подвале школы, где было оборудовано газоубежище. Услышав, что в соседнюю школу попала бомба, и все, кто был в подвале, погибли, совсем отчаялись.

- Нас вывели из здания и велели спасаться в так называемых «щелях», которые, легко сказать, нужно было рыть самим.

Отец был в командировке в Москве, сестренке Софье было 11 лет, братишке только исполнилось четыре года, потому решение принимали они с мамой.

- Уставший Боря просил: «Пойдем домой, хватит гулять», - вспоминает Розалия Зиновьевна. – А куда было идти, что делать?

Случайно на улице она встретила брата одноклассницы, он удивился, что они еще здесь, и посоветовал срочно покинуть город - враг был на подступах.

- 24 июня мы навсегда ушли из Минска. Почему-то я решила, что даже домой заходить мы не будем – уйдем, в чем были. Интуиция спасла нам жизнь – соседи решили собрать вещи, но не смогли выбраться из квартиры - погибли в бомбежке… Через несколько лет я побывала в Минске, встретилась с одноклассниками и узнала, что почти все мои друзья погибли - кто в гетто, а кто, сражаясь в партизанском отряде, - с горечью говорит она. - Спаслись лишь те немногие, кто, как и мы, ушел из города.

Семья совершенно не представляла, куда идет, и что их ожидает.

- Сейчас даже трудно представить, как мы отважились на такой шаг – уйти в неизвестность. Выехать из города уже было нельзя: железную дорогу разбомбили, потому единственным путем осталось Могилевское шоссе. Но мы не знали, что это почти 300 километров дороги, на протяжении которой не было железнодорожных путей. Мы с мамой по очереди несли братика на плечах, а когда он засыпал и не мог держаться – чем-то перевязывали малыша. У мамы распухли ноги, болела спина, так что все легло на мои плечи.

По обе стороны шоссе тянулись бесконечные поля ржи и пшеницы, и укрыться от палящего солнца было негде. А ночью налетали немецкие самолеты, освещали дорогу прожекторами и на бреющем полете – казалось, что до них можно дотянуться рукой – поливали огнем.
- Вместе с нами по шоссе отступали войска, и командиры советовали не идти рядом с ними, поскольку немцы их обстреливали. Но нам некуда было деваться, потому что другого пути не было. Удивительно, как мы тогда выжили, ведь с собой у нас не было ни еды, ни воды. Правда, на нашем долгом пути встретились две деревни, где к нам отнеслись по-человечески – накормили и напоили. Еще пару раз на обочине дороги мы находили бидоны с молоком, которые специально ставили колхозники.

Крутой маршрут

Розалии Шемагоновой запомнилась одна страшная ночь, когда после очередного налета немцев погибло много солдат и беженцев. Вражеский самолет пролетел так близко, что Роза увидела лицо фашиста, его глаза. Как они не погибли в ту ночь?

- Нас спас добрый ангел, - уверена она. - С первыми лучами солнца мы поднялись изо ржи, в которой пролежали всю ночь, и поплелись дальше. Нам было необходимо быстрее перейти через реку Березину, пока немцы не успели взорвать мост. Собрав последние силы, мы перешли реку и буквально упали без сил: за восемь дней прошли 300 километров. Но нам предстоял еще путь до Могилева, и мы не представляли, сколько еще километров придется пройти.

Неожиданно рядом с ними остановился грузовик с четырьмя солдатами, которые везли шинели. Молодой лейтенант помог взобраться в машину, довез до границ Могилева. «Извините, дальше не могу», - сказал он. Из Могилева на поезде доехали до Брянска. До столицы, где жили родственники, добраться не смогли – дорога на Москву была закрыта.

- И тогда свершилось еще одно чудо: на вокзале мы встретились с папой, который хотел добраться до Минска пешком, но вернулся вместе с войсками. 3 июля мы слушали по радио историческую речь Сталина: «Братья и сестры!..». Стало ясно, что война будет долгой и кровопролитной. Папа созвонился с Москвой, и его направили в Уфу специалистом на фанерный комбинат.

Три недели в товарных вагонах воссоединившаяся семья добиралась до столицы Башкирии. В одном из вагонов ехал цыганский табор, а в двух других перевозили арестованных. И снова им пришлось пережить бомбежки: на запад шли эшелоны с войсками и вооружением.

- Однажды, когда налетели самолеты и начали бомбить, все высыпали из вагонов и начали спасаться, многие погибли.

И опять беженцы были лишены возможности есть и пить.

- Когда пропускали военные поезда, останавливались в полях, где невозможно было запастись провизией. Лишь однажды во время остановки поезда мы с отцом рискнули побежать за продуктами в деревню, видневшуюся невдалеке. Но вернувшись, не обнаружили своего состава. Пошли пешком по шпалам и догнали его на следующей станции – он остановился пропустить эшелоны на фронт.

Выковыренные

24 июля семья прибыла в Уфу и поселилась в бараке, в котором проживало более 20-ти семей - по шесть человек в комнате. Удобств никаких, но наконец-то не бомбили!

- Соседи приходили знакомиться, многим хотелось посмотреть, что за «выковыренные» приехали: слово эвакуированные было новым, непонятным, ведь мы были первыми. Нам приносили тарелки, кастрюльки - надо было как-то обживаться на новом месте. Папу направили на «фанерку», которая располагалась в Черниковске.

Всю войну Розалия Зиновьевна проработала на моторном заводе, где собирали моторы для самолетов.

- Когда только пришла на производство, мне даже предоставили на выбор станок для работы - фрезерный, слесарный или шлифовальный. Я захотела стать шлифовщицей – уж очень слово показалось красивым! Но когда в цех зашла – о своем выборе пожалела: пыль столбом стояла!

Однако пришлось нашей героине поработать и на сухой шлифовке, и на влажной, и у всех станков постоять.

- Работали по 12 часов, особенно тяжело приходилось в ночную смену, - рассказывает она. – Заводчанам выдавали 700 грамм хлебного пайка, но постоянно мучило чувство голода и желание поспать, но нужно было выполнять план.

Первая военная зима выдалась суровой. Отец сшил Розе шубенки, на которые она надевала калоши, которые приходилось привязывать. Жили на ЦЭСе, а чтобы добраться до завода, приходилось на ходу запрыгивать в проезжающие мимо грузовики. Однажды в спешке калоша слетела. Кто-то из ребят нашел обувку и принес в цех застеснявшейся девушке.

- В 44-м уже чувствовалось приближение конца войны. Я пошла в вечернюю школу, чтобы восстановить в памяти программу и получить новый аттестат, ведь первый остался в разоренном Минске.

9 мая 1945 года был поистине судьбоносным днем. Народ ликовал, на праздничном вечере в школе на пианино играл ее одноклассник Иван Шемагонов. Парень тоже был родом из Белоруссии, всю войну проработал на том же моторном заводе, а познакомились и полюбили друг друга молодые люди только в вечерней школе.

- Поженились мы в год окончания войны и в пединститут поступили вместе: он – на исторический, а я – на филфак. Мама настаивала на медицинском образовании, но мне хватило одного визита в «анатомичку». А на филфак я поступала с удовольствием – всегда любила литературу.

Получив в 49-м дипломы, Розалия Зиновьевна устроилась в 62-ю школу, где 40 лет преподавала русский язык и литературу, а ее супруг Иван Никифорович также стал педагогом, а позже возглавлял разные уфимские школы.

Детство в школьных тетрадях

Дети Шемагоновых унаследовали музыкальные способности отца-самоучки: Иван Никифорович виртуозно подбирал модные в те годы танцевальные мелодии по слуху, легко осваивал разные инструменты. Сын Юрий уже в 12 лет подрабатывал в пионерском лагере баянистом, хотя его еще с трудом можно было увидеть из-за взрослого инструмента. Талантливый пианист играл в известной уфимской джаз-группе «Дустар», много гастролировал, пока в 1991 году не решил остаться в Таиланде. Дочь Ирина преподавала в музыкальной школе. Трудно передать словами горе Розалии Зиновьевны и ее супруга, когда семь лет назад ее не стало…

Теперь у Шемагоновых четыре внука и уже два правнука – всех она успела подтянуть по русскому языку и литературе.

Розалия Зиновьевна, как многие хорошие педагоги, утверждает, что ей везло на учеников. - Еще бы! Чтобы порадовать Розалию Зиновьевну, мы готовы были свернуть горы, учили наизусть «Евгения Онегина», отрывки из многих других произведений, - признается одна из ее учениц Зинаида Соколова.

Розалия Зиновьевна вела театральный кружок «Зеленая лампа», который определил выбор профессии многих ее учеников.

- Мы ходили на факультатив, где слушали живой голос Маяковского, стихи при свете свечи, жили в мире поэзии. Причем, ее интересовало творчество не только классиков, но и молодых поэтов, и особенно наше, - продолжает Зинаида, сама посвятившая жизнь журналистике. - Нашему классу повезло: Розалия Зиновьевна с таким восхищением и выражением читала в классе удачные сочинения, что мы чувствовали себя настоящими талантами.

Сегодня бывшие ученики удивляются, что их любимая учительница сохранила все их лучшие сочинения.

- В двух пожелтевших стопках ученических тетрадок - чье-то детство, - поэтично размышляет Зинаида. - Она часто перечитывает письма и открытки от учеников, и глаза ее светятся материнской любовью.

Сегодня многие ее выпускники, сами уже ставшие дедушками и бабушками, с благодарностью вспоминают своего преподавателя, открывшего для них прекрасный мир русской классики. До сих пор каждый год целыми выпусками они приходят к ней домой и не устают признаваться в любви. Ее дорогие «мальчики и девочки» вспоминают, как пять лет назад Розалия Зиновьевна с грустью говорила, что это «последний юбилей». Но благосклонной судьбе решено было распорядиться по-своему: сегодня эта женщина снова принимает поздравления – такая же яркая, активная и жизнерадостная, как и 20, 30, 40 лет назад. Многим молодым людям стоит только поучиться неиссякаемому оптимизму, который она излучает и который продлевает годы этой удивительной женщине.

Дмитрий БАБУШКИН.






"