Вячеслав Семендуев, муж Жасмин: «Я стал жертвой коварства жены»

Публика сейчас гадает, что, как да почему, теряясь в ответах. Гнев родственников артистки: “Мы отомстим обидчикам”; страстные призывы у Малахова в студии: “Обуздать насилие в семье!”; туманные фразы адвокатов: “Да, есть справки, но что случилось, скажет только суд”, и даже интервью самой Жасмин больше раздражали расплывчатой неконкретностью.Самым конкретным в этой туманной истории было вызывающее отсутствие на горизонте событий того, о ком все сразу и подумали, — мужа певицы, бизнесмена Вячеслава Семендуева. “Он даже не пришел в больницу”, — клокотали гневом волны телеэфира, и это обстоятельство становилось главным доказательством того, что “все ясно”.“МК” все-таки дозвонился г-ну Семендуеву. Не сказать, чтобы он с порога согласился на разговор, но в итоге его удалось убедить в необходимости поведать нашим читателям свою версию событий, которые взбудоражили страну. Он сразу предупредил: “Ничего плохого о Саре (настоящее имя Жасмин. — Прим. автора) я говорить не буду!” “И здорово! Хотелось бы не плохого, а правды, или хотя бы ваших объяснений, почему у Сары теперь такое лицо”, — сказал я в ответ, и мы договорились о встрече.Его рассказ, однако, вышел очерком о трогательной истории любви, закончившейся крахом. Но финал, по его словам, совсем не таков, как об этом пишут в таблоидах и показывают по ТВ. Не знаю, что здесь правда, а что нет, но, думаю, выслушать г-на Семендуева стоит…— Я познакомился с Жасмин в 1996 году — с одной стороны, банально, с другой — необычно. Просто увидел ее на большом семейном фото у друга в Пятигорске, где она гостила летом, и она мне очень понравилась. Полгода ухаживаний, а потом была свадьба. В тот момент Сара похоронила маму, а я похоронил отца и старшего брата. Такое трагическое стечение обстоятельств. Из-за этого у нас не было возможности сыграть свадьбу по-человечески, потому что мы оба были в трауре. Я пригласил в Дербент, ее родной город, Костю Райкина, Мишу Грушевского, других известных артистов, которые могли показывать номера без музыкального сопровождения, потому что музыку в траур нельзя было играть. Прошла свадьба, мы приехали в Москву и в маленьком ресторанчике решили устроить вечер для здешних друзей, чтобы они тоже могли присоединиться к нашему семейному событию. Алла Борисовна Пугачева почтила нас своим вниманием, пришла на свадьбу и даже была тамадой. Так эта девочка, моя Сара, впервые появилась в Москве. Ей было 18 лет. Была чудесная любовь, мы понимали друг друга. Я ей предложил возглавить в моей компании направление модной одежды, чтобы она стала как хозяйка вести этот бизнес. Я несколько раз заводил разговор. Но она всегда отмалчивалась, и я понял, что не хочет.— Странно. Обычно в восточных семьях мужья, наоборот, норовят держать жен дома, взаперти…— Я совершенно не хотел, чтобы Сара, живя в Москве, большом и бурном городе, была оторвана от жизни или не общалась с людьми. Наоборот, я хотел, чтобы она жила полноценной и насыщенной жизнью. Но то, что я сначала предложил, оказалось ей, видимо, неинтересно. Зато целый год она очень усердно пела дома караоке. Перепела все песни Аллы Пугачевой, Ирины Аллегровой, Филиппа Киркорова, Валерия Леонтьева, Софии Ротару.— В доме, видно, было страшно весело?— Стало ясно, что Сара чувствовала вкус к пению. Мы обратились к педагогу Наталье Зиновьевне Адриановой, и она вложила в нее частичку своей души. Ведь у Сары не было образования, она готовилась в медсестры. Всем своим вокальным мастерством она обязана ей. Она решила серьезно заняться карьерой певицы. Она этого очень хотела. Наш друг, композитор Владимир Матецкий сказал, что начинать карьеру на эстраде с именем Сара он бы не посоветовал. Придумал Жасмин — восточный цветок, очень красивый, как и сама Сара. Мы согласились. Нам тогда очень нравился альбом Алсу “Зимний сон”. Я вступил в переговоры с музыкальным продюсером альбома Валерием Демьяновым. Он только закончил эту работу, доделывал альбом Филиппу Киркорову. Он долго не соглашался, не верил. Наконец сказал, что запишет с нами одну песню, но если ему не понравится, как она поет, то работу с нами он закончит. Мы начали работать. Я полетел в Петербург, чтобы познакомиться с Олегом Гусевым, прекрасным клипмейкером и человеком. Он стал нашим большим другом, но тоже поначалу настороженно отнесся к моему предложению, потому что речь шла о девочке, которая никогда в жизни не работала перед камерой. Попробовали. В результате мы сняли с ним четыре клипа, и это была огромная работа, на которую ушел целый год. Несколько песен стали хитами. Следом за первым записали второй альбом. Людям понравилось, а Жасмин стала фактом музыкальной жизни страны. Работали все очень слаженно. Жасмин делала все, что требовалось с ее стороны, Валера — со своей стороны. А я занимался всем остальным. Ежедневно выкраивал из своего рабочего графика от трех до пяти часов.— Зачем? Чтобы угодить капризам жены, или вы тоже заразились энтузиазмом творчества?— Жасмин никогда об этом не просила. А когда она увидела отчеты о реальных расходах — это были громадные деньги, — поняла, что все не так просто, как кажется. Она даже в сердцах как-то сказала: “Слав, может, закончим это и будем просто жить?” Но я считал, что, если у человека есть талант, я не имею права закапывать этот талант в землю. Вы вот сказали про восточные семьи. Но я никогда не видел в Саре обычную домохозяйку. Эта история не для меня. Все, что я делал, шло от сердца и любви. Это был искренний подарок любимому человеку.— Извините, Слава. Но хотелось бы по закону мексиканско-бразильских сериалов перейти уже от благостной прелюдии к захватывающей драме. Вы били Сару?— Знаете, в сериалах драма начинается сперва с какой-то мелочи и только потом превращается в катастрофу. Еще раз скажу — Сару я не бил. Никогда в жизни не поднимал на нее руки. Но, судя по тому, что и как произошло, катастрофа действительно случилась.— Тогда с какой мелочи эта катастрофа началась?— Время шло. И Жасмин росла. Третий альбом, четвертый, пятый, шестой и так далее. Одна сольная программа — с режиссером Андрисом Лиепой. Вторая сольная программа, режиссером которой стала Алла Борисовна Пугачева, примадонна нашей эстрады. Третья программа, созданная целым ансамблем профессионалов высочайшей пробы. Потихонечку та девочка, которая была нежной и ласковой, мягкой и доброй, начала, как мне кажется, меняться — в сторону жесткости в своих поступках, некоторой упрямости, заносчивости.— В народе говорят — “показать зубы”?— Ну, можно и так сказать.— Это было мотивированно? Или просто звездная болезнь?— Если такая болезнь случается, то сразу проявляются все ее коварные признаки. Но мое отношение к ней из-за этого абсолютно не менялось. Не было ни споров, ни скандалов. Просто у Сары вдруг появилась другая мимика, другие взгляды, другие интонации в голосе. Хотя, если что-то имело под собой реальную почву, эти претензии всегда удовлетворялись.— В отношениях повеяло холодом?— Именно это я хочу сказать. Шаг за шагом. Сперва я этому не придавал значения. Но постепенно исчезала та ситуация добра, радости в наших отношениях, которая всегда была. Перестали гореть глаза. Что-то начало происходить. Но я никак не мог докопаться до причины. Все время спрашивал себя: “Что же я делаю не так?” Но не находил ответа. А потом для меня прозвенел очень громкий звонок. Спонтанно и неожиданно. Это было после свадьбы Алсу. Мы улетали в Милан, чтобы купить Саре новые концертные костюмы. Я выкроил ради этого пару-тройку дней из своего рабочего графика. В самолете наш директор спросил меня, какая была свадьба, какое было платье на Алсу. Я сказал: свадьба была потрясающая, платье достойное, на очень высоком уровне. И вдруг Сара, смотря перед собой абсолютно пустым взглядом, сухо бросила: “Да, у меня свадьба была скромнее, да и платье попроще”.Меня этот укор тронул до глубины души. Я ей сказал: “Сарочка, как же ты можешь так говорить, ты же помнишь, как все было, ты похоронила мать, я похоронил отца, мы вообще были в трауре. И у нас была не одна, а целых две свадьбы — в Дербенте и в Москве”. Я пригласил в Дербент таких артистов, которых город никогда не видел. Это было событие. Город бурлил. Прилетели два самолета с продуктами, я забрал из своего ресторана в Москве восемь поваров. А платье мы покупали вместе с ней в салоне в Израиле, она сама выбирала. Я хотел, чтобы пошил Валентин Юдашкин, и он с радостью согласился, но она захотела из салона в Израиле. И вдруг такой упрек. На ровном месте! Я очень обиделся. Она это поняла. В Милане попробовала попросить у меня прощения. Но я не мог так сразу отойти от такой несправедливости и не пригласил ее на ужин в гостинице. Ушел один с директором. Потом, конечно, все успокоилось, в конце концов мы полетели в Милан не для того, чтобы ссориться и выяснять отношения…А потом было 19 апреля. Она проводила меня на работу, поцеловала как всегда в щечку и пожелала хорошего рабочего дня. А вечером мне вдруг позвонили на работу охранники и сказали, что Сара забрала Мишу, вещи и уехала. Куда? Никто не знает. “Вам нужно разговаривать с ней”, — сказали охранники. Полудетективная история! Выяснилось, что подъехали какие-то люди, сели за руль моего автомобиля и увезли мою супругу с моим сыном. Я не мог в это поверить! Всю ночь ездил по Москве, не знал, что делать. Я ей звонил. Это был совершенно непохожий ни на что разговор, словно со мной разговаривала не Сара, а чужой человек, которого я не знал. Была очень жесткой, нервной, сыпала упреками, несправедливыми и обидными. Я спросил: “Кто эти люди, которые тебя увезли?” Она ответила: “Не советую тебе их искать”. — “Почему?” — “Потому что они отрежут тебе голову”, — сказала она. Я спросил: за что? Она в ответ: ты такой-сякой, грубый, оставил меня в Милане одну в номере, ты меня эксплуатируешь, решаешь все сам, превратил меня в поющую машину, зарабатываешь на мне деньги. Какая машина, какие деньги?! Я был в полной растерянности. “А я, может, не хочу петь, а хочу просто воспитывать сына. Не ищи меня, с тобой свяжется мой адвокат”.Для меня это был, конечно, сюрприз и шок. Какой адвокат, зачем? Если не хотела петь — прекрасно. Можно было об этом спокойно сказать дома, а не в истерике по телефону от других людей. Она прекрасно знала, что ее проект никогда не создавался для зарабатывания денег. Все делалось только для ее удовольствия. Через четыре дня мы собрали всех ее родственников — папу, брата, дядь, теть, — они выслушали ее, меня. Выяснилось, что она, оказывается, уже недели две паковала вещи и потихонечку их отправляла, а я об этом ничего не знал. А потом вот так сбежала по заранее придуманному плану. До 46 лет я не курил, а в тот день — закурил и курю до сих пор. Она поставила условие — долю в бизнесе “Жасмин продакшн”, не подозревая, что доходы от ее концертов на несколько порядков ниже расходов. Я на это с легкостью согласился, потому что мне это вообще не нужно. У меня своих дел полон рот.— Но как она оказалась в больнице?— После той встречи с родственниками, когда я на все согласился, она взяла тайм-аут, но через пару дней с Мишей вернулась домой. Все было опять тихо, спокойно, ни ссор, ни скандалов. О случившемся мы не вспоминали. Я пообещал, что никаких вопросов задавать не буду — кто был тот человек, с которым она встречалась в гостинице “Националь” за день до моего отъезда, что за люди ее забрали? Я сказал: если захочешь, сама мне все расскажешь. Я и по сей день не знаю, что это были за люди.Два месяца прошли абсолютно безоблачно, ничто не предвещало бури. Возник благотворительный концерт в Краснодаре. А я находился в командировке в Сочи. Рядом совсем. Сел на поезд и приехал к ней. Поддержать, побыть вместе. Это было 23 июня. Приехал. Она отработала прекрасный концерт, хотя в зале было очень душно, устала, мы ее все очень жалели, я обнял ее, поцеловал, сказал, что она умница. Приехали в номер. И там ее словно опять подменили, как будто кто-то невидимый управлял ее поведением. Опять начался разговор, кто главный в проекте, кто — помеха, кто — хозяин. Неожиданно она перешла на крик и бросилась на меня с кулаками. Я, не веря глазам своим, рефлекторно увернулся в сторону, хотя надо было ее просто поймать и прижать к себе, чтобы успокоить. А она по инерции влетела в косяк стены и ударилась носом. Упала, задела столик с телевизором. И тут же абсолютно успокоилась. Я бросился ее поднимать. На носу — ссадина. Пошли в ванну. Умылись. Я уложил ее в постель. Говорю: ну что ж ты натворила? Она и сама уже была не рада своей несдержанности. Принесли лед. Два часа я перекладывал этот лед, делал ей компрессы. К нам в номер пришли ребята из коллектива. Она мне говорит: “Слава, ты ничего не говори, я сама все натворила, сама все и объясню”. Она как будто опять превратилась в ту Сару, которую я знал пять, семь, девять лет назад.Пришли, в общем, ребята, в том числе ее пресс-секретарь Наташа Берег, которая сейчас везде выступает. Они сели. Сара им говорит: “Ребята, в том, что произошло, только моя вина, Вячеслав Михайлович тут ни при чем”. На что Наташа сказала: “Ну, при чем, ни при чем — это ваши дела. А что делать с концертом в Петрозаводске?” Сара сказала, что все в порядке и надо ехать, а ссадину на носу можно и замазать. Я был против. Но они в итоге уехали в Петрозаводск, а я обратно — в Сочи. Когда мы разъехались, Сара мне звонила, говорила, что все в порядке, что встретимся в Москве. Перед тем как выйти на сцену, она опять мне позвонила, сказала, что все нормально, стоит за кулисами. У нее был часовой концерт. Ее видели 12 тысяч человек. После концерта мы созвонились и мы договорились, что я ее встречу в Москве.Я успокоился, вернулся в Москву. Приехал на вокзал. Встретил поезд. Был ее охранник, мой охранник и наши водители. Когда пришел поезд, в 11.30, она еще спала. Я зашел в купе, Сара только одевалась. Я увидел, что у нее от носа в сторону левого глаза пошел синяк. Естественный результат травмы переносицы. Рядом с нами были и Наташа Берег, и Андрей Косоненко, наш администратор. Андрея я отправил в аптеку, чтобы он купил какую-нибудь мазь. А мы поехали домой, где нас ждали друзья. По воскресеньям у нас такая традиция: приходят гости, Сарочка накрывает стол. Мы паримся в бане, занимаемся спортом, в общем — проводим время. Все так было и в тот день. Дом был полон гостей. Сара привела себя в порядок и сказала, что будет готовить всем обед. Она улыбалась, со всеми разговаривала. Приехал Валера Демьянов, другие гости. Мы пообедали. Длилось это все часа три. Потом гости решили пойти в сауну. Пока они парились, я сказал Саре: “Давай вызовем нашего лор-врача, Мажарову Людмилу Валентиновну, пусть она посмотрит, что с твоим носом”. Это наш семейный врач. Она приехала, посмотрела, посоветовала купить бодягу — мазь такую — и сделать на следующий день рентген. На всякий случай. Потом Сара решила отдохнуть, пока гости парились. Я уложил ее на диван, накрыл пледом, Миша принес пару подушек маме. Она уснула. Я был в полной уверенности, что Сара отдыхает.Вдруг прибегает охранник и говорит: “Там — милиция и уголовный розыск, срочно вас требуют”. Я даже не понял, о чем речь. Забегаю в дом, смотрю, а Сары на диване нет. Выхожу на улицу. Стоит Сарочка с милиционерами — два сержанта с автоматами “Узи”, старший лейтенант и два оперуполномоченных — начальник уголовного розыска и начальник отделения милиции. Они сказали, что поступило заявление о том, что здесь происходит захват заложников, побои и избиения. Сарочка в этот момент уже истерически кричала, что хочет развода, а сейчас уходит отсюда и больше со мной жить не хочет. В этот момент у нее уже были собраны вещи, рядом была ее тетя с ее братом. И они уехали. Гости были очень удивлены. Обо всем остальном я так же, как и все, стал узнавать из новостей — о трехдневных побоях, о тяжелейшем сотрясении мозга, с которым, получается, она ехала из Краснодара в Петрозаводск и работала там целый концерт… По телефону получаю теперь анонимные угрозы, “первое и последнее предупреждение” “договориться с тем, кого обидел в течение двух дней, иначе вся страна узнает, кто я есть на самом деле”. Хотя о чем договориться — никто еще не сказал. Угрожают и моим гостям, чтобы они изменили свои показания, которые они все дали в тот день. Я узнал даже, что весь этот план Сара обговаривала с Наташей Берег еще в поезде, когда они ехали из Петрозаводска. Вот так.— Слава, так вы считаете, что пали жертвой женской хитрости?— Скорее коварства.Комментарий “МК”:Казалось бы, кто прав, кто виноват в этой семейной драме — вопрос сугубо личный. И ни один уважающий себя человек не станет ворошить грязное белье на публике. Тем не менее и Жасмин, и ее супруг взахлеб рассказывают о своих семейных проблемах. К чему бы это? Ответ напрашивается простой: участники скандала очень заинтересованы в том, чтобы их имена не сходили со страниц газет, а лица — с экранов телевизора. В современном мире это называется “черный пиар”. Вряд ли избитое личико Жасмин — лишь средство поднять интерес к ее персоне. Скорее всего, за разборкой стоят финансовые интересы обеих сторон. И как только деньги будут поделены, окажется, что никакого скандала вообще не было.Артур ГАСПАРЯН.