«Война Анны» и «Братство»: в прокат вышли нетипичные фильмы о войне

Помимо спецпоказа драмы Михаила Калатозова «Летят журавли», в отечественный прокат с боями прошли две премьеры, не самые типичные для российского мейнстрима, привычного в День Победы. Это молчаливый военно-сказочный триллер Алексея Федорченко «Война Анны», в котором холокост встречает кэролловского кролика, и «Братство» Павла Лунгина, который из-за своей нарочитой негероичности возмутил ветеранов Афганистана еще до официальной премьеры. Что интересно, оба этих фильма по-своему рассказывают о детях на войне.

Среди чужих

Афганская война закончилась 30 лет назад, при этом тема в отечественном кино остается, мягко говоря, не исчерпанной. Первым на эту тему высказался в 1970 году советский шпионский триллер «Миссия в Кабуле» Леонида Квинихидзе. Хотя действия в нем разворачивались в 1919 году, фильм намекал, что Афганистан – давний союзник и зона интересов СССР. «Жаркое лето в Кабуле» (1983) Али Хамраева показал Афганистан ареной гражданской войны, хотя и изобразил конфликт как сражение против средневекового варварства, из пучины которого коммунисты хотят спасти Афганистан.

Одним из самых первых боевиков об этой войне, заряженных критическим пафосом, стал «Афганский излом» Владимира Бортко (1991). Режиссер, который, очевидно, ориентировался на «Взвод» Оливера Стоуна, на главную роль взял Микеле Плачидо, известного по роли комиссара Катани в сериале «Спрут». В том же году вышел боевик «Караван смерти» Ивана Соловова о советских пограничниках во главе с суперпрапорщиком (Александр Панкратов-Черный). Фильм стал поворотной точкой, после которой Афганская война перестала быть темой политической и стала криминальной: в 1992 году выйдет боевик Виктора Доценко «Тридцатого уничтожить!», с которого начнется штамповка однотипных сериалов на тему.

С середины 90-х годов Афганистан с экранов практически целиком вытеснила Чечня. По большому счету, даже «9-я рота» (2005), дебют Федора Бондарчука, последовавшего голливудским канонам кино о Вьетнаме и собравшего все соответствующие клише, является парафразом чеченской войны.

На данный момент снято всего несколько ярких фильмов – авторских высказываний об афганской войне и ее последствиях. Это первый и последний фильм Никиты Тягунова «Нога» (1991), снятый по сценарию «самой одаренной сценаристки эпохи перемен» Надежды Кожушаной по мотивам рассказа Уильяма Фолкнера. Впрочем, здесь больше гоголевского «Носа», по канонам которого ампутированными нога советского солдата начинает жить по-своему, на манер злого допельгангера из «Твин Пикса». Это «Мусульманин» Владимира Хотиненко (1995) о русском солдате, который принял на войне ислам и вернулся из плена другим человеком. Это дебют Тимура Бекмамбетова (совместный с Геннадием Каюмовым) - парадокументальная реконструкция «Пешаварский вальс» (1994) о восстании советских военнопленных в крепости Бадабер. В ней примечательно то, что тут нет привычных штампов афганской войны в кино: ни разоблачения советских военных, ни намека на экзистенциальную притчу. Отчасти об Афганской войне и «Груз 200» (2007) Алексея Балабанова, для которого этот военный конфликт становится лишь частью фундамента для гран-гиньоля о живом трупе Советского Союза.

Солдатами не рождаются, солдатами умирают

«Братство» в этом ряду хорошо уже тем, что вновь – спустя более 10 лет – открывает эту, казалось бы, запекшуюся тему. Сложности с выпуском фильма в прокат говорят о том, что рана еще кровоточит и гниет, как ее лечить – никому непонятно, особенно в нынешних условиях борьбы за «историческую правду». Так или иначе член Совета Федерации Игорь Морозов после закрытого показа решил, что в фильме искажаются исторические факты: в частности, там показываются «грабежи караванов, мародерство, драки между собой военных в афганском городке на глазах у афганцев, что вообще было невозможно», из-за чего прокат фильма перенесли с 9 на 10 мая.

Историю о том, как спасают русского летчика из плена на фоне вывода советских войск из Афганистана, Лунгин старается рассказывать максимально жестко: хоть и мельком, но камера здесь фиксирует бульканье перерезанного горла, там – разброд и шатания советских солдат, которые чувствуют, что умирают здесь по каким-то абсолютно чужим причинам.

При этом растерянность, попытки играть на этом поле честно и нечестно, доверчивость и инфантилизм присущи каждому персонажу «Братства» - от начальника до последнего солдата. Иногда буквально, иногда чертами характера, иногда чертами лица режиссер дает понять, что все это - неповзрослевшие дети. Лунгин показывает, как война для одних превращается в войнушку: солдат грабит караванщика, чтобы купить модный магнитофон, и рискует жизнью из-за ненужного трофея, военачальник из чувства мести не способен справиться с эмоциями и отдает приказ о бомбардировке, которая сравняет с землей не только лагерь моджахедов, но и обычное мирное поселение. Для иных войнушка превращается в войну – чаще всего для новобранцев, которые пытаются уложить в своей голове первое убийство или приказ, который стоит жизней.

В итоге в фильме оказываются ценнее не столько детали конкретной Афганской войны, сколько вневременной антивоенный мотив. По Лунгину, человек перед лицом войны всегда будет ребенком, который от страха инстинктивно стреляет в противника, а в итоге попадает в самого себя. Возможно ли в принципе вырасти для того, чтобы вести войну?

Лунгин считает, что нет, показывая судьбы солдат всех возрастов. Поэтому фильм заканчивается фразой «Мы все умерли на этой войне, даже те, кто остался в живых», а на экране застывает покинутая детская каруселька да прощальный костер.

Важно, что Лунгин уравнивает людей по разные стороны баррикад – через музыку. В одном из первых боев советский солдат по кличке Грек подбирает у убитого моджахеда плеер, в котором играет саундтрек к популярному тогда индийскому фильму «Танцор диско». Грек впоследствии не раз окажется в кадре с плеером, задумчиво слушающим все ту же музыку, в то время как остальная солдатня с удовольствием горланит «Мама анархия» Цоя или включает кассету с «Гражданской обороной». Все это музыка, и по большому счету – так называемая популярная музыка (особенно сейчас, когда андеграунд стремительно превращается в мейнстрим), а значит и солдаты по разные стороны баррикад не такие уж разные. Вынося одну из песен Летова в титры фильма, Лунгин как бы вовлекает в это уравнение и зрителя, который слушает песню и отчасти оказывается среди солдат афганских и советских перед извечным вопросом «Что делать?» Потом экран погаснет, война (кажется) пройдет, а вопрос никуда не исчезнет.

Война – это война

За последние 80 лет фильмы о войне успели несколько раз серьезно поменяться: об эволюции жанра можно прочитать, например, здесь. Взятый в последние годы Минкультом России курс на создание масштабных блокбастеров о борьбе всего хорошего против всего плохого стремительно наполняет копилку военного кино. Именно в этом жанре был разработан рецепт удачного блокбастера: великое советское прошлое, аттракционы и спецэффекты, мелодраматизм и в качестве скрепок – что-то, похожее на патриотизм.

Современных авторов, которые решаются идти иным путем и предлагают принципиально иное, «нединамичное» кино на тему Великой Отечественной войны, очень мало. В их числе, например, драма «В тумане» (2012) Сергея Лозницы, снятая по одноименной книге Василя Быкова и формирующая триптих вместе с драмами «Проверка на дорогах» Алексея Германа и «Восхождение» Ларисы Шепитько. Это и «Милый Ханс, дорогой Петр» (2016) Александра Миндадзе, исследующий предвоенное, пока еще мирное время и душевное варево простых людей, в котором уже начинают рваться первые снаряды.

«Война Анны» Алексея Федорченко, которая также смотрит не туда, куда это принято во имя кассового успеха, – эдакая робинзонада: девочка Аня выживает после массового расстрела и прячется в немецкой комендатуре, по самое некуда населенное немцами и полицаями. Ей некогда и не с кем разговаривать, поэтому в фильме нет пространных рассуждений о жизни и смерти, почти нет диалогов. Выживание вообще жутко прагматичная история, которая делает из только что родившегося человека (первая сцена, где из горы трупов на свет вылезает ребенок) Робинзона, изучающего, как добывать огонь, как прятаться от хищников и как создать уют там, где это раньше было невозможно.

Важно, что происходящее с Анной зафиксировано не через призму детского взгляда, то есть ужасы реальности не прячутся за детскими фантазиями. Это самая настоящая история о ребенке на войне. А война – это жуткая, до седины, трансформация, которая делает шкуру чучела – шубой, камин – домом, снег – водой, человека – кем угодно, но только не человеком: встреча с ним в таком глубоком тылу несет Анне гибель.

Разве что молчание в фильме – по-прежнему золото: прежний язык уже не работает, когда всюду в цене действие и насилие. Кажется, только Анна не меняется, даже ее имя – это палиндром, неподвластный перевороту. Но это только кажется.

Недаром комендатура располагается в бывшей школе. Анна, как единственная и самая прилежная ученица, вынуждена учить уроки: химия выживания, география борьбы, физика дружбы, математика вкуса, физкультура – куда без нее. Помимо прочего, это еще школа жизни и смерти: во время своей робинзонады Анна находит друга и вынуждена предать его, а после – объявить войну, отдав приказ с помощью условной карты, объединив в этом порыве мир реальный и ирреальный. И победа будет за нами.

Если забыть о сюжетной основе, то фильм превращается в чистой воды survival-хоррор, который приснился старой школе: она спит и видит сон, как по ее коридорам ходит призрак. В этом смысле очень органично, что фильм Федорченко вышел в российский прокат через полтора года после мировой премьеры и при этом – только на 4 дня, если верить прокатчику (который, впрочем, уже успел зарекомендовать себя кампанией с «Довлатовым»). Город засыпает – просыпается Анна.