Posted 9 декабря 2008,, 17:17

Published 9 декабря 2008,, 17:17

Modified 10 ноября 2022,, 19:02

Updated 10 ноября 2022,, 19:02

Любовь Казарновская: «Современные певцы – пирожки без начинки»

9 декабря 2008, 17:17
Всемирно известная исполнительница Любовь Казарновская не так давно вновь выступила в столице Башкирии в Конгресс-холле. Нынешний концерт «Кармен плюс» прошел в виде салонного выступления в лучших традициях 19 века и был посвящен истории любви Ивана Тургенева и Полины Виардо.

- Подобные вечера раньше были рассчитаны на двести-триста человек, с негромкими разговорами, пением, иной раз и стихами, последующим ужином, - рассказывает певица. – Мои концерты, выражаясь современным языком, это Полина Виардо-2. Тут работать надо с полной отдачей, как, собственно, я и стараюсь делать на каждом концерте, особенно для таких слушателей как ваши. Публика у вас замечательная - понимающая, восприимчивая. Потому мне было легко общаться с уфимским зрителем.

Голос крупного помола

- Какая оперная партия самая любимая?

- Татьяна в «Евгении Онегине». И дебютировала я в этой роли практически во всех мировых театрах. Ее сделала со мной мой педагог Надежда Матвеевна по клавиру, где рукой Станиславского написаны были все замечания певцам: «Сказать Мельцер (которая пела тогда), чтобы она не вешала косу колбасой. Барышни из аристократических семей закручивали бараночку» и так далее. И когда я репетировала Татьяну в Метрополитен опера со знаменитым дирижером Джеймсом Ливайном (а режиссером был Френсис Форд Коппола), то услышала крик из-за дирижерского пульта: «Френсис, оставь ее в покое, она так органично существует на сцене». Я действительно всегда существовала в Татьяне, как я говорю, словно в родном бассейне. Я знаю «Онегина» наизусть, каждую партию. «Нью-Йорк Таймс» написала, что такой дебют - событие и что редко от певцов мы видим и слышим такую редкую адекватность поведения на сцене, а Казарновская будто слетела с пушкинских страниц. - Какая роль вам давалась сложнее всего?

- Когда мне была предложена партия Саломеи, я испугалась. Ведь петь мне ее пришлось после легендарной Терезы Стратас. Именно она-то меня и вдохновила! До этого я слышала пение шведки Биргит Нильсен, а это громадный голос, она пела Турандот и вообще самые забойные партии. Но, когда я услышала Терезу Стратас, я поняла, как надо петь Саломею. Ведь это пятнадцатилетнее существо, которое имел в виду Оскар Уайльд и Рихард Штраус, плюс прелестные вокальные характеристики именно ребенка. Это не может выразить певица, у которой «крупнопомольный» голос, как морская соль. Если начинает громыхать оркестр, да еще орет певица, получается такая какофония - кошмарный набор звуков. И вот когда я спела Саломею в Германии, на родине Штрауса, ко мне за кулисы зашел внук композитора и сказал: «Спасибо вам. Вот такую Саломею, наверное, имел в виду мой дед».

- По вашему мнению, в России сохранилась настоящая оперная школа?

- Серьезно изучая этот вопрос, должна вам сказать, что до середины 80-х годов мы хранили секрет настоящей итальянской школы, которую в самой Италии уже потеряли, ведь многие итальянские педагоги уезжали в Японию, в Америку на заработки. Пресловутый железный занавес сыграл, в данном случае, положительную роль. Например, завкафедрой Московской консерватории был Умберто Мазетти, профессор Венецианской и Миланской консерватории. Нежданова, Обухова, Собинов - его ученики, у него консультировался в свое время Шаляпин. То есть у нас в России была настоящая итальянская школа, соединенная с драматизмом русского исполнительства: от Шаляпина, Станиславского. Итальянцы пели очень красиво, но это русское «Ах!» из души не сравнимо ни с чем. Когда Шаляпин приехал петь Мефистофеля в Ла Скала, клака – группа подставных зрителей - на всех углах повторяла: «Ну, что нам русский рядом с Карузо!». Но, когда он вышел с голым торсом и черных слаксах, худой, красивый и запел с его русским темпераментом, галерка замерла, а потом взорвалась: «Браво, Шаляпино!». - Как оцениваете современных классических певцов?

- Сегодняшние молодые исполнители, выходящие на сцену, что Баха, что Оффенбаха поют в одной и той же манере, взяв на вооружение попсовость. Это пирожок без начинки, но завернутый в гениальную бумажку и завязанный еще розовым бантиком! Через пять лет этой звезды не будет, она просто надоест публике, потому что нет в ней личности, начинки - король-то голый! Сегодня всех волнует футбол, нефть, кризисы, но не душа человеческая, которая никому не нужна и никто ее не понимает. Меняется даже публика. Какие женщины приходили к нам в Большой зал консерватории: интеллигентные, камеи у ворота. Слушатели, конечно, должны омолаживаться, но исчез стиль, люди уже не знают, что хорошо, что плохо. Вы в провинции еще храните в сердцах свежесть восприятия.

Вот Запад гордится Марией Каллас. Она действительно гениальная певица и актриса, фантастическая личность на сцене. Но, если поставить ее рядом с Федором Шаляпиным, у которого каждое слово, каждая нота окрашены невероятно глубоким чувством, она сразу померкнет. Один мой знакомый говорил: «Любочка, я через тебя перекидываю мост из века ХIX в век ХXI. Храни это в себе. Это твоя миссия».

«Омолаживать нужно не лицо, а душу»

- Правда, что вы могли стать не певицей, а переводчицей?

- Я рада тому, что любовь к вокалу все-таки победила увлечение иностранными языками, хотя это заслуга мамы. Она просто сказала мне: «Как хочешь, но я всегда чувствовала в тебе эту артистическую бациллу». Мы шли подавать документы на инфак МГУ и увидели, что идет второй тур в училище Гнесиных. Она мне сказала: «Ну, что, попробуем?». Я и не заметила, как мама меня втолкнула в дверь, я оказалась на середине зала и меня уже спрашивают: «Девочка, тебе чего?». «Да я сама не знаю», - отвечаю. А я была в такой модной, коротенькой юбочке, фигура хорошая. «Спеть можешь?». Ну, я спела и тут меня огорошили: «Приходи, - говорят, - на третий тур». Я и пришла. И вот так и осталась. - Как ощущаете себя в роли драматической актрисы?

- Ролей было у меня не так много. Еще в 2001 году вышел антрепризный спектакль «Маленький принц» по известной сказке Сент-Экзюпери. Витя Сухоруков играл летчика, а я была этаким олицетворением женского начала. Действие было окрашено поистине волшебной музыкой - например, я пела «Аве Мария» Шуберта. Но спектакль прошел всего шесть раз, потому что был достаточно дорогим - там летала ракета, вращались планеты, был жутко дорогой свет, который заказывали в Швейцарии... Возить спектакль было нерентабельно, и он очень быстро сошел на нет. Зато он записан и скоро выйдет на дисках. В кино я дебютировала у Евгения Гинзбурга в фильме «Анна», снятом по мотивам пьесы Островского «Без вины виноватые». Потом был «Темный инстинкт» с Сашей Домогаровым и фильм-опера «Пиковая дама».

– Перед талантом какого актера вы преклоняетесь?

– Если брать точку гениальности, то для меня это Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Я часто вижу и в театре, и в кино очень больших профессионалов, которым абсолютно верю и игрой которых восторгаюсь, но спектр их ролей весьма ограничен. А Смоктуновскому было подвластно все: он мог быть и королем, и нищим, причем ни одна роль, за которую бы он ни брался, не становилась проходной. Взять, к примеру, вполне бытовой фильм, кажется, он называется «Дочки-матери», где Смоктуновский играет в паре с Тамарой Макаровой: можно сойти с ума от того, как Иннокентий Михайлович существует в кадре. Или «Гений»?! С ума сойти!

– Ваш муж Роберт Росцик по профессии не музыкант, почему он стал именно оперным импресарио?

– Роберт с детства безумный поклонник этого жанра. Он с тринадцати лет вырос в Венской опере. Его мама мне рассказывала, что если сына после школы не было дома, то она точно знала, что ее мальчик стоит в оперном театре на галерке, где билет стоил шиллинг. На свой страх и риск он ушел из фармацевтической компании, где отвечал за торговые связи с Россией. Рада, что и сын очень увлечен музыкой. Сейчас Андрюше пятнадцать, он играет на скрипке, фортепиано, увлекается дирижированием. Во что разовьется эта увлеченность, пока сказать трудно, но педагоги его хвалят. То, что в Андрее живет художник, это очень здорово.

- Как ухаживаете за собой?

- Минимально. Я с давних пор предпочитаю пользоваться косметикой Max Factor. Она очень мне подходит и хорошо ложится на лицо. А чтобы содержать кожу в хорошем виде, я делаю пилинг из кислой капусты – рецепт, которой дала мне бабушка. Это занимает у меня ровно пять минут, на большее у меня времени просто не хватает. А вообще в моей косметичке вы можете найти те же вещи, что и в своей. Я стараюсь не злоупотреблять косметикой. Считаю, что самое главное - содержать в порядке душу, а различные косметические средства второстепенны. Надо поменьше есть и побольше двигаться. Это дает тонус и телу, и лицу. Все-таки как женщина выглядит, зависит от ее внутреннего настроя. От хорошего настроения она может светиться.

Алена КРУГЛОВА.

"