Posted 5 декабря 2010,, 17:58

Published 5 декабря 2010,, 17:58

Modified 10 ноября 2022,, 18:57

Updated 10 ноября 2022,, 18:57

Актер Олег Фомин: «Жить в стае гораздо легче, чем с людьми»

5 декабря 2010, 17:58
В 90-е актер снимался в основном во второсортных боевиках. Обладатель второго разряда по боксу из Тамбова, Фомин примерял на себя то образ благородного мстителя, эдакого российского Ван Дамма («Дрянь», «Стервятники на дорогах», «Фанат-2»), то криминального элемента, то мента. И во всех картинах его герой, готовый дать противнику в морду, был одинаково убедителен. Одновременно он начал пробовать свои силы в режиссуре, но успех к нему пришел только в 2000-х, после выхода на телеэкраны сериалов Next, «КГБ в смокинге», фильмов «Господа офицеры» и «День выборов». В Уфе 48-летний актер и постановщик побывал на открытии фестиваля «Кинозрение».

«Паулс сделал меня бомжем»

Олег Фомин стал узнаваем в конце 80-х после первой главной роли – в криминальной драме «Меня зовут Арлекино». Тогда он служил в рижском ТЮЗе и ничего не знал о свалившейся на него славе.

- Олег, правда, что слава настигла вас спустя пять лет после роли Арлекино?

- Успех картины был ошеломляющим, зрители ломились в кинотеатры. Но на фестивали приглашали других, на «Беларусьфильме» мешками сжигали письма поклонников, а первое интервью я дал лишь через пять лет. Большой привет всей гвардии журналистов: все это время они не знали, кто я и где нахожусь. Сейчас у нас есть интернет, а тогда нужно было поднимать одно место и бегать, узнавать, выяснять. Письма приходили в театр только из-за границы, поскольку кинокомпания «20 век фокс» катала картину по всему миру от Австралии до Японии. Иностранным журналистам почему-то было проще выяснить, в каком театре я работаю, и письма приходили из Лондона и Европы. Только когда я приехал в Москву и попал на «Авторское телевиденье», я понял, что такое слава. Начались интервью, передачи. Но мне это было уже не очень интересно.

- Крышу от популярности не снесло?

- В тот момент я подсознательно боялся, все набирал новых ролей, а крыша съехала немного раньше, еще в театре, когда меня вызвал завтруппы: «К нам приезжает Анатолий Васильев из Москвы, будет смотреть ваш спектакль, и если вы ему понравитесь…». Звезда режиссуры будет смотреть на тебя! Естественно, на первой читке я вел себя очень некрасиво. Главный режиссер театра вызвал меня к себе в кабинет и показал, как я выглядел. Мне стало стыдно, я как-то начал себя учить. Год мы делали с Васильевым четырехчасовой спектакль, а потом два года играли.

- Театральный опыт был вам полезен?

- Когда я попал в театр, то прекрасно понял, что еще ничего не знаю. Хотя когда пришел, думал, что я гений из Тамбова. Весь город был у моих ног, ведь выступал я с восьмого класса. За первые полгода в театре у меня было восемь главных ролей, а позже дошел до 14-ти. Играли мы по 28 спектаклей в месяц. Постоянным зрителем у нас был Раймонд Паулс, потом он стал министром культуры и в 90-м наш театр закрыл.

- В курсе, что этим летом Медведев наградил Паулса орденом Почета «за большой вклад в укрепление российско-латвийских культурных связей и популяризацию русского языка в Латвии»?

- Закрытие театра тогда не особо афишировалось. Никому не было дело до русских артистов, которых выкинули на улицу. Хотя 250 человек посвятили всю жизнь Рижскому молодежному театру, обзавелись семьями. Это пример не национализма, а идиотизма. Для меня Латвия - это тупая буржуйская деревня, таковой и останется. Когда латышам объявили, что они теперь живут в независимой республике, все, кто говорил на русском, тут же его забыли и начали стараться говорить по-латышски. Но когда началась эта история с закрытием, нашим актерам помогали латышские артисты, которые брали в свои спектакли, понимая, что такое для артиста оказаться на улице. А латышская диаспора в Канаде объявила открытый въезд всем русским: что такое геноцид, они испытали на своей шкуре. Меня латышские власти сделали бомжем в один день, поэтому у меня никакой любви и ностальгии не осталось. Весь этот беспредел даже вспоминать не хочется.

Арлекино из пластилина

- С какими мыслями шли в актерскую профессию?

- Когда я после 10 класса поступил в Щепкинское училище, то спрашивал себя: «Есть Высоцкий, Миронов, Борисов, а где ты? Ты же, наверно, хочешь быть где-то там, чтобы о тебе говорили. Зачем ты лезешь туда, если они уже есть?» Стал себе задавать вопросы, почему они есть. Наверное, потому, что ни один из них на другого не похож, за каждым какая-то эпоха, какой-то космос. И тогда мне стало ясно, что помимо профессии, самое первое и важное – это заниматься собой, делать себя. Потому что очень часто на экране глаза актера, а в них ничего, кроме желания «хочу быть звездой»… А ведь когда великий артист молчит, невозможно оторваться от экрана. Посмотрите, как Нина Русланова умеет молчать!

- Какой самый необычный опыт вживания в образ?

- Когда я ехал на пробы «Меня зовут Арлекино», мне было страшно: прятался от ассистентов, не соглашался ни на фото, ни на видео. Трое суток пробыл у друга на квартире, смотрел боевики. Зомбированным приехал на пробы. Режиссер фильма Рыбарев – экспериментатор: нас поселили в гостиницу, где была только раковина на одного, а душ – в конце коридора, ржавый, чтобы мы себя почувствовали обездоленными пацанами и вжились в роль. Это меры, которые необходимы для непрофессиональных артистов.

- Рыбарев был диктатором на площадке?

- С ним я был просто пластилином, хотя тогда мне казалось, что никакой режиссерской работы не было. Мы с ним поговорили за весь фильм раза два, а потом он от меня только отбивался: «Да отстань от меня, вот здесь ты идешь, здесь ты поплакал, тут ты побежал», - вся работа. В самом начале мы поговорили, как мне работать: «Как чувствуешь, так и играй». Но здесь меня все равно спасал театр, потому что к тому времени я сыграл в спектакле у Васильева. А потом появились другие режиссеры, с которыми нужно было делать роль самому. Я садился и выстраивал.

- Что для вас спектакль?

- Это бег на длинную дистанцию: ты гримируешься, выходишь на сцену и дальше продолжаешь жить свой день, но в других условиях. Ты становишься либо школьником, либо алкоголиком, либо Томом Сойером. Театральные актеры быстрее поспевают, когда мы берем сценарий и рисуем роль. Это вроде как детская игра, но на самом деле ты создаешь палитру и из тебя получается не однослойный бутерброд, а образ неоднозначный и непредсказуемый. Самое плохое, когда ты угадываешь следующий кадр. Зритель не должен знать, что будет дальше. Понять, как надо играть – это значит пройти через это.

- Помните первый режиссерский опыт?

- Первый свой фильм я снял еще в театре на восьмимиллиметровую пленку. Пришлось клеить по полмиллиметра – тогда я понял, что легче снимать сразу, чем потом монтировать. Это первый опыт, который потом помогал на съемочной площадке.

- Легче работать с артистами кино или театра?

- Театр - это сильная энергетическая связь, это такой азарт, как наркотик. Есть плохие артисты, а есть хорошие, и заметно не то, театральный это актер или артист кино, а только профессионализм и уровень игры. Если я не думаю о том, как он играет, не вижу этих швов, то он профессионал. Я люблю работать в кино с театральными артистами. Нужно быть очень послушным режиссеру и доверять ему. Театр этому учит.

Необратимый оборотень

- Какая из сыгранных ролей вам ближе?

- Из театральных постановок - Калигула. В кино - охотник в «Весьегонской волчице». Я был 54-м артистом на пробах, а когда пришел, то от волнения потерял голос. Денег на фильм было очень мало - 500 тысяч долларов, купили две стаи волков – это 17 волчат, некоторые еще были слепыми. Я шесть месяцев ездил в эту стаю, общался с волками, ждали, пока они вырастут. Здоровые полуторагодовалые волки не будут подчиняться. К концу съемок они уже бросались на дрессировщиков. «Весьегонская волчица» - это два года моей жизни, из них полгода – жизнь со стаей.

- Этот опыт вас изменил?

- Мое глубокое убеждение – мы ничего не знаем о волках. Мы с людьми-то не всегда умеем ужиться, а с существами, которые воспринимают тебя на уровне осязания, подсознания и чувствуют тебя за километр, – тем более. В стае нельзя врать. Жить с волками гораздо легче, чем с людьми. Поверьте, они меня так воспитали, преподали такие жизненные уроки, что эти шесть месяцев равны двум-трем годам общения с очень мудрыми людьми. Через две недели после начала съемок у меня на лбу начали расти волчьи волосы. Попробовали выдернуть – ломаются. Гример подтрунивал: «Как реагируете на луну?». Это продолжалось довольно долго, видимо, в организме происходили какие-то процессы. Это единственная картина, где нужно было переступить через множество человеческих барьеров.

- Правда, что волки могут проявлять жалость?

- Жалость – не знаю, но мудрость – да. Как ни странно, умеют прощать, хотя это противоречит всему, написанному о волках. Во время съемок я поранил одного из самцов: он стал упираться и зацепился глазом за будку. Потом все сцены с волчьей агрессией снимались только с ним. Он начинал рычать, когда я только заходил в деревню: пять метров – один оскал, три метра – уже другой. Понятно было, что я потерял друга. И когда я работал над сериалом «Молодой Волкодав», мне нужно было снять волка, который воет на луну. Приезжаю в питомник выбирать - сидит волк, я протягиваю руку, а он не рычит и прижимает уши. Погладил его, а он развернулся и лизнул меня. Дрессировщица прослезилась: «Надо же, простил. Ты не узнал? Это же твой враг». Они не забывают ничего. Он единственный из той стаи, кто выжил.

- Были на съемках экстремально опасные ситуации?

- Однажды привели волка, которого я не знал, и несколько дублей снимали одну сцену. Я уже научился, что перед нападением зверь должен чуть-чуть прижать уши, а тут ничего не заметил и еле успел увернуться – одна челюсть вошла в кость на щеке, вторая – в бороду. Если бы не среагировал, остался без глаза. Для съемочной группы волки были уже как дворовые собаки, а этот случай на всех серьезно подействовал. Еще один пример. Наш костюмер всегда приходила сильно надушенная. Вдруг слышим дикие крики о помощи. Она лежит в снегу, а волки ее вылизывают. Они ведь токсикоманы – сначала пытаются эти запахи у тебя забрать, а потом падают на землю и растирают по всей шкуре: это такие дикие танцы! Так что нельзя курить, пить, пользоваться парфюмом, носить меха, врать и сдаваться.

Михалков обиделся не на шутку

- В вашем фильме «День выборов» Шнур спел: «Выборы, выборы, все кандидаты – пид…ры». Это ваша авторская позиция?

- Я был режиссером предвыборной кампании Черномырдина, когда он возглавлял партию «Наш дом - Россия». И то, что я показал в своем фильме, – это лишь кусочек айсберга. Практически ничего не рассказал из того, что знаю. Было очень весело, но если задуматься, кто нами руководит, тогда не захочется жить: остается только шутить. Я перестал любить кухни, где сидит интеллигенция и говорит о политике: это ведет только к разрушению собственной души и больше ни к чему. Черномырдина мы снимали на его ведомственной даче. Про него ничего плохого сказать не могу: он человек, который не боялся заплакать в кадре. Я тогда в первый раз почувствовал, как это сложно.

- Сложнее быть режиссером или актером?

- До сих пор каждый раз трясутся руки, ноги. Перед каждым фильмом ко мне лучше не подходить. Но я думаю, что когда я перестану волноваться, наверное, все и закончится. Везде не просто, но когда ты режиссер, ответственности в десять раз больше. Это заводит, в этом больше азарта. С собственной ролью справиться чуть попроще, но объем головной боли от режиссуры не сопоставим с актерскими затратами. Ты должен думать о каждом из 50-60 членов группы.

- Работаете с постоянной командой?

- Я не изобретал велосипед: посмотрите фильмы того же Михалкова, Рязанова, Балабанова – как правило, работаешь с теми, кто тебя знает, на кого не нужно тратить время для объяснений. Иногда ты просто посмотрел, и актер уже понимает, что нужно сыграть. Это как с инструментом, который ты давно настроил, и играть легко. Режиссерская работа, как и дирижерская: кому-то очень долго надо махать палочкой, а кому-то достаточно кивнуть головой.

- Восемь лет назад вы поссорились с Михалковым. До сих пор не общаетесь?

- А мы с ним не ссорились, просто я никогда не получал от Никиты Сергеевича ничего, кроме каких-то непонятных шуток. Вот так и случилось на премии «Золотой орел» в 2002 году, когда был номинирован мой сериал Next, а приз получил «Спецназ». Тогда Михалков пошутил, не обиделся ли я, что не получил награды, а я не шутя ему ответил, что уровень его фестиваля – это «Спецназ» и «Дальнобойщики», а мой – это Next. Чего мне обижаться, когда это совершенно разные песни. С тех пор Михалков решил со мной не разговаривать.

- Актер – это профессия?

- Сейчас модно стало брать непрофессиональных актеров в кино, и я понимаю, почему это делает Балабанов. Хорошо ли это? Не знаю. Может быть, для кого-то эти вещи неважны, но я вижу глаз за камерой. Кто-то выдерживает, кто-то нет. А может, просто обидно: всю жизнь отдал профессии, а снимают любителей.

- Над какими проектами вы сейчас работаете?

- Закончил лирическую комедию «Алкаши» со Светой Ивановой, Люсей Артемьевой, Андреем Ильиным, Галиной Польских, Алексеем Воробьевым, Марией Кожевниковой. Выйдет картина в декабре.

Юлия ПЛЕХАНОВА.

"