Posted 4 марта 2008,, 21:05

Published 4 марта 2008,, 21:05

Modified 10 ноября 2022,, 19:03

Updated 10 ноября 2022,, 19:03

Бредущие под вождем. На похоронах Сталина толпа задавила сотни людей

4 марта 2008, 21:05
Четвертого марта 1953 года специалисты сельского хозяйства Башкирии, собравшиеся на республиканское совещание, направили товарищу Сталину письмо с обещаниями повысить урожаи, надои, привесы, яйценоскость, закончив письмо трогательными словами «От всего сердца желаем вам доброго здоровья и долгих лет жизни».А здоровья у товарища Сталина в тот день уже не было. Да и жизни, фактически, тоже.Пятого марта 1953 года было опубликовано правительственное сообщение: в ночь на второе марта у Сталина произошло внезапное кровоизлияние в мозг, в результате чего наступил паралич правой ноги и правой руки с потерей сознания и речи.Но если революционер шесть раз сбегал из царской ссылки не взирая на сибирские морозы, неужто он подкравшуюся хворь не одолеет? В стране было уныние, но не было растерянности. В том числе и в нашем московском институте, где я в то время учился на третьем курсе и оказался нечаянным участником событий тех дней.

На лыжне – однофамильцы лекарей Сталина

Завистливые языки называли наш факультет «Спортивно-физкультурным с легким культурнопросветительным уклоном». Ежегодно отсюда разьезжались по стране десятки молодых специалистов, режиссеров, методистов хоровых коллективов, дирижеров струнных оркестров и ровно столько же судей по массовым видам спорта и тренеров-общественников. К старшим курсам мы уже выбирали специализацию. Из четверых студентов нашей комнаты общежития один был многократным призером и чемпионом Московской области по лыжам, а трое составляли костяк судейской коллегии, особенно в зимние месяцы с четким определением – заместитель главного судьи, комендант и начальник дистанции. Соревнования на Левобережной проводились каждое воскресенье. Потому, что спортивных обществ было не перечесть («Динамо» - это милиция, «Спартак» - промкооперация, деревообделочники – «Красная звезда», швейники-трикотажники – «Красное знамя», «Зенит» - оборонная промышленность, а еще были «Пищевик», «Медик», «Наука», «Колхозник», «Пахтакор», студенты поочередно были в «Искре», «Буревестнике», «Науке»). И каждый спортивный коллектив имел план-задание по подготовке спортсменов-разрядников. Это было огромным плюсом для Левобережной, здесь была отличная лыжная трасса без крутых спусков с неожиданными поворотами, как в Подрезково, где даже чемпионки страны ломали не только лыжи, но и руки-ноги. От Ленинградского вокзала платформа Левобережная была вдвое ближе, чем Подрезково. Лыжня начиналась прямо под институтскими окнами, а не где-то за околицей, как в Планерной. Буфет, гардероб, теплые комнаты – все условия были для спортсменов на Левобережной. А организаторам соревнований не нужно было заботиться о судейской коллегии. Воскресным утром сюда приезжали главный судья, ответственный секретарь и на всякий случай хронометристы. Еще десятки судей, среди них – будущий директор Башкирского республиканского культпросветучилища Тухватуллин, информаторов, контролеров на дистанции, здесь – будущий завуч того же училища Даминов, набирались из студентов.

В конце зимы нередко приходилось принимать в один день спортсменов двух обществ: по весенней лыжне скольжение отменное, враз можно выполнить чуть не годовой план подготовки разрядников. Для студентов, естественно, не была излишней возможность дважды заработать в день по 18 рублей 80 копеек, потому что с 20 заработанных студентами рублей взыскивался налог. Колбаса, кстати, тогда была дешевле трех рублей килограмм.

Но заранее, чуть не с осени была известна дата самого массового соревнования, когда на Левобережную приезжали более полутора тысяч лыжников производственных коллективов московского городского совета профсоюзов. Их обслуживание было престижным, судьи получали повышение в квалификации.

Седьмого марта, в субботу, я обязан был рассказать представителям трудовых коллективов в Октябрьском зале Дома Союзов о схеме лыжной трассы, уточнить, где подъемы и спуски, их протяженность и крутизну. Настроение было неопределенным. С одной стороны за один день я зарабатывал несколько месячных стипендий, но при массовом старте соответственно отодвигалось время финиша. А в институте уже висело объявление: восьмого марта дает сеанс игры в шахматы чемпионка мира Елизавета Быкова на который, кажется, не успевал, а другой возможности сразиться с ней могло в жизни не представиться.

По радио периодически передавали правительственное сообщение о тяжелой болезни Иосифа Виссарионовича Сталина, после которого зачитывался медицинский бюллетень. И несмотря на трагизм ситуации подписи профессоров медицины Тареева, Филимонова, Глазунова вызывали в нашем общежитии улыбку: они были однофамильцами наших лыжников-перворазрядников.

К гробу пущены дополнительные поезда

Разумеется, по студенческой привычке я отложил свой отъезд из общежития до последних минут, о чем уже более полувека жалею. Но ведь тогда не знал, что именно в Октябрьском зале некогда судили Бухарина, и проходили другие громкие политические процессы. Знал бы – поспешил в исторический дом, посмотреть, как все там выглядит.

Вот тут и прозвучало сообщение: товарищ Сталин умер, гроб будет помещен в Колонном зале Дома Союзов, для прощания с ним введены дополнительные поезда из Рязани, Тулы, Калинина, других городов.

Необходимость в моей поездке отпала. Но ведь появилась возможность попрощаться со Сталиным, как же не воспользоваться!

В памяти всплыли фотографии похорон Ленина: в морозную ночь горят костры, организованные толпы греются у них и продвигаются к Колонному залу Дома Союзов.

В марте пятьдесят третьего было далеко не морозно. Пробыть несколько часов на улице перед входом к последнему пристанищу Сталина для студента не проблема, остается лишь по возможности скрасить часы.

И я пригласил на похороны Иосифа Виссарионовича студентку Реброву (извини, за давностью лет даже имя забыл, а все-таки интересно, жива ли ты, тогда тебе было двадцать, сегодня за семьдесят, да и фамилию свою ты давным-давно сменила, красивые студентки незамужними не остаются).

Мы выехали из Левобережной последней электричкой. Молодым и холостым не привыкать бодрствовать, к утру надеялись в Колонный зал попасть.

Если бы. На Комсомольской, площади трех вокзалов, кто-то сказал, что «хвост» очереди – у Курского вокзала. Поехали туда. Там толпа двигается почему-то не по радиальной улице, ведущей к центру города, а по Садовому кольцу. Значит, так надо, поэтому пошли и мы. Идем километр, другой. Расстояние до Колонного зала отнюдь не сокращается. Нам бы надо влево, на радиальную улицу, но подступ к ним перекрыт грузовиками и солдатами.

И мы решились на отчаянный шаг. Едва ли я был организатором, скорее – последователем. Мы полезли в кузов грузовика, стоявшего поперек радиального переулка. Солдаты нам не помеха, их бы попросту смели. Грузовики, оказывается, стояли в три ряда, мы их преодолели. И оказались в пустынном переулке, спасшем нам жизнь. В нескольких десятках метров была ставшая печально известной Трубная площадь, где в ту ночь были раздавлены десятки людей.

Безумная и беспощадная толпа почитателей

Странное ощущение: мы находимся на безлюдной ночной площади, переполненной людским гулом. По узенькому краю, отгороженному от нас застывшими троллейбусами, стоит толпа, рвущаяся в Колонный зал. Идем вдоль троллейбусов и замечаем узкий, меньше полуметра, промежуток между ними. Сам ли я догадался, или толпа меня втолкнула. Но с другой стороны троллейбуса в этот промежуток стал задом загонять лошадь конный милиционер. Я уткнулся лицом в ляжку, отодвинуться не мог. Через несколько метров оглянулся: толпа скинула милиционера с лошади. Возможно, растоптала. Потому что в ту ночь я единожды сам прошагал по человеку и видел, как морского офицера прижали грудью к острому выступу фонарного столба. Он хрипел, но не было никакой возможности облегчить его положение, на нас нажимала многотысячная толпа.

К утру мы были в нескольких сотнях метров от Колонного зала, но опять без всякой надежды дойти до него. А тут – раскрытая дверь парадного подъезда (кодовых замков в ту пору не было), на первом этаже парикмахерская, мы бежим на второй этаж, звоним в коммунальную квартиру, мимо опешивших жильцов рвемся к черному входу, оказываемся во внутреннем дворе. Теперь уже через черный ход пробегаем квартиру, выходим через подъезд – мы на один квартал ближе к цели.

Такую процедуру проделали трижды. И оказались у института Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина в Столешниковом переулке. До заветной цели – рукой подать. Если бы не разность в уровнях газона и тротуара. Всего лишь три метра, а повиснуть нельзя, спрыгнуть тоже – нет на обледенелой площадке толчковой точки, а на обледенелом тротуаре точки приземления. Смотрим влево: в полуквартале от нас толпа, жаждущая попасть в Колонный зал. От нее нас отделяет цепь милиционеров. Смотрим вправо, там пустынная улица Горького, по которой мы можем уйти лишь в сторону от центра, к станции метро, но не к Охотному ряду, где милиция.

И мы сдались. С одним из первых поездов метро едем на Комсомольскую площадь и оттуда в институт, чтобы услышать по радио: отменяются не только дополнительные поезда, но и обычные электрички. Из Москвы – пожалуйста, но не в город.

В стране объявлен четырехдневный траур. В газетах – фотоснимки, секретари ЦК партии стоят в почетном карауле.

Сталин еще в Колонном зале, а его преемники делят портфели и не стыдятся кричать об этом. Похороны назначены на девятое марта, а газеты сообщают, что седьмого марта Георгий Маленков стал председателем Совета Министров, его только что назначенные первые заместители Лаврентий Берия, Вячеслав Молотов, Николай Булганин и Лазарь Каганович заодно возглавили ключевые и объединенные министерства. Несколько необычно сказано в правительственном сообщении о Никите Хрущеве: он возглавил правительственную комиссию по организации похорон (в последующие десятилетия комиссии возглавлял претендент в главы партии и государства) и перемещен из первых секретарей Московского горкома партии неизвестно кем в ЦК.

Девятого марта Иосифа Виссарионовича похоронили. На пять минут остановились в полдень поезда и заводские станки, три минуты гудели фабричные гудки и морские пароходы. Сталина вынесли из Колонного зала за два часа до похорон. На весь мир транслировали с Красной площади выступления Георгия Максимилиановича Маленкова, Лаврентия Павловича Берия и Вячеслава Михайловича Молотова. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений об истинных преемниках Сталина, их речи менее, чем через неделю были отпечатаны трехмиллионным тиражом на русском языке, еще через неделю полумиллионным – на украинском, затем – на эстонском, азербайджанском. Чуть позже, когда был арестован и расстрелян Берия, эти три фамилии упоминались уже в другом раскладе:

Цветет в Тбилиси алыча

Не для Лаврентий Палыча,

А для Максимильяныча

И Вячеслав Михалыча.

Потом произошла очередная анекдотическая реформа: спорт был передан в систему здравоохранения и мои друзья стали заместителями заведующих Химкинского городского и районного отделов здравоохранения по спорту с соответствующей зарплатой, а я – на общественных началах председателем объединенного президиума судейской коллегии города Химки и района с отнюдь не малым финансовым фондом для оплаты судей по спорту.

А в Башкирии уже в апреле 1953 года было отменено разделение на Уфимскую и Стерлитамакскую области.

Юрий ЕРОФЕЕВ.

ИЗ АРХИВА

Товарищ, верь! Придет она, на водку старая цена!

В Башкирии весной пятьдесят третьего, республиканские газеты были полны радостных сообщений.

Первого марта на стадионе «Динамо» соревновались конькобежцы двух областей Башкирии. Результаты по нынешним меркам слабые, лишь одна спортсменка показала результат второго разряда – так ведь не было ни хороших спортивных коньков, ни качественно залитого льда.

Начался первый республиканский турнир по шахматам среди женщин.

На экраны вышел дублированный на башкирский язык кинофильм «Глинка» (композитора переозвучил Гилязев, Пушкина – Юмагулов)

Недавнее административное разделение республики на Уфимскую и Стерлитамакскую области значительно увеличило количество чиновников всех рангов – два обкома партии, два облисполкома, соответственно по два отдела здравоохранения, народного просвещения и всех прочих. Рабочий поселок Кумертау стал городом – опять же новые назначения и зарплаты.

Страна еще продолжала восстанавливать пострадавшее в войну народное хозяйство и улучшение жизни народа чувствовалось во многом, например, в ежегодном весеннем, причем весьма ощутимом, на 10-15 процентов, снижении цен на самые массовые продовольственные товары от хлеба и молока до пива и сахара.

«Было время – и цены снижали!» - пел позже Высоцкий, поскольку за снижениями вскоре пошли повышения цен, конца которым не видно. Народу остается петь тоскливую частушку, сочиненную более сорока лет назад: «Товарищ, верь, придет она, на водку старая цена».

"