Современные художники давно не те, кем представляют их уфимцы

По мнению уфимцев, художник – это «мужик лет сорока, худой и бородатый, в берете, с заляпанным масляной краской подолом бархатного жилета», «борода, берет, вельветовые штаны в краске, очень худой», «мужчина в возрасте, лет 50-60-ти, бородатый, упитанный», «эпатажный интроверт, тонко чувствующий, с бородой». Когда я спрашивала, изменится ли что-нибудь в их образе художника, если добавить к слову «художник» слово «современный», мне отвечали, что не видят принципиальной разницы. То есть художник в представлении публики – это, прежде всего, мужчина средних лет. Участвовавшие в опросе женщины подчеркивают особенности его внутреннего мира, его чувствительность и, условно говоря, хрупкость. В представлениях же мужчин-зрителей большее значение играют внешние черты, в том числе одежда, те приметы, что визуально ясно могли бы обозначить социальный статус художника. В свете обстоятельства, что в искусстве прошлых веков существовали и художницы, а уж в современном искусстве они действуют не менее активно, чем художники, описанный стойкий образ представляется анахронизмом. Поэтому деятели современного арт-процесса стремятся утвердить новый образ художника-предпринимателя, как это делает Олег Кулик: «Все это легенды и мифы XX века: художник мучается, толпа его не понимает. Это уже в 80-е годы было немодным образом, дольше задержавшимся у нас из-за медленности социального развития. На самом деле современный художник – богатый, преуспевающий человек, прекрасно ориентирующийся в мире. Гораздо лучше, чем люди других профессий. И я считаю, что это правильно и прекрасно. Все эти мучения, ну такая ерунда…» Этой трансляции нового образа поддаются и журналисты, и сами художники.

Однако «художник классический» настолько врос в сознание публики потому, что ассоциируется с эпохой до-модернизма, вернее самой зари модернизма, когда художники еще писали масляными красками по холсту. Именно тогда, по мнению многих, искусство было «настоящим» - в массовом сознании есть достаточно цельные представления об эпохе Возрождения, передвижниках или импрессионистах, но все, что происходило в искусстве после «Черного квадрата» Малевича, остается для многих загадкой, неким обрывом истории искусства. Отчасти это объясняется историческими причинами – искусство нарождающегося русского авангарда к 30-м годам оказалось под запретом, а вот репродукции реалистических, похожих на жизнь картин передвижников и соцреалистов попали в буквари и школьные учебники. В советской системе образования и печати в массовое сознание были заложены главные стереотипы относительно модернистского искусства, которые не в полной мере удается преодолеть и современному зрителю. Например, о том, что произведение современного искусства, все эти видеоарты и инсталляции, создать легко, а классическую картину – гораздо сложнее. Десяток прохожих на улице вполне уверенно назовет имена художников Шишкина, Саврасова, вспомнит Айвазовского, в крайнем случае, Малевича, Пикассо и Сальвадора Дали. Это было бы легко списать исключительно на пробелы в российском школьном художественном образовании, но дело не только в этом. Именно искусство ХIХ века воспринимается простым зрителем как исконно «русское», последнее «русское» перед веком сложных направлений в искусстве. Сердцу зрителя милее национальные пейзажи, так как искусство воспринимается большинством как красивая картина на стене.

Но это отнюдь не значит, что любители современного искусства не судят о модернистском искусстве по тем же критериям, что и консервативная часть публики. Чаще всего поклонникам актуального хочется, чтобы искусство предлагало нечто новое, но в то же время было таким же понятным, как и привычный реализм. При прямом столкновении с актуальным искусством прогрессивная публика часто капитулирует, признавая его новизну, но с оговорками, рассматривая актуальное как синоним слова «модное».

Кристина АБРАМИЧЕВА.