Между шансоном и попсой: как разбилось «Сердце Евразии»

Радость встречи с «главным событием лета» традиционно начинается еще на подступах к площадке. Так, например, доехать до уфимского амфитеатра можно только в редких, маленьких и переполненных автобусах, потому что в 7 часов вечера в воскресенье Уфа не любит кататься на общественном транспорте — все дома сидят, телевизор смотрят. Всем же рискнувшим приобщиться к прекрасному гостеприимно отдавят ноги, а водитель-лихач, в недавнем прошлом перевозивший исключительно дрова, от всего сердца нахамит и потребует заплатить за радость человеческого общения столько, сколько обычно просят в городах, где транспорт считается комфортным на деле, а не в отчетах чиновников. При этом, возможно, вам повезет, и вашу карточку откажутся принимать к оплате, предварительно попытавшись выпросить наличные.

На входе в амфитеатр — традиционный осмотр на предмет наличия алкоголя. К счастью, в себе его проносить не возбраняется, поэтому молодежь, имея в виду канун своего профессионального праздника, предварительно допивает все купленные напитки во дворе напротив, не особенно стесняясь людей в форме. Наконец, можно и на концерт.

С одной стороны, «Сердце Евразии» всегда делало упор на органичном синтезе искусств, с другой — почти всегда выдерживало доминирующий акцент на фольклоре и этнике, в свое время устраивая по этому поводу публичные встречи и дискуссии. Поэтому разношерстная программа нынешнего гала-концерта вызвала, мягко говоря, недоумение. Как завсегдатаи радио «Шансон» могут сочетаться с фольклорными изысканиями наследия кочевников из Бурятии и Монголии? Как банальная дискотека 90-х оказалась возможна на международном фестивале искусств, который всегда фокусировался на многообразии мировых музыкальных культур? Безусловно, было бы глупо ожидать в программе сплошь коллективы, которые порадуют меломанов изысканностью музыки и содержательным стилем. Тем не менее нынешний состав, собранный по понятным причинам исключительно из российских коллективов определенного рода, к фольклору имеет посредственное отношение и, скорее, фиксирует безальтернативную культурную реальность страны, где в фаворе русский шансон, до сих пор имеющий в анамнезе оголтелый «блатняк», и попса, которая за последние 30 лет никак не изменилась.

Казалось бы, это яркая демонстрация предпочтений старшего возраста, точнее — случайные предположения представителей старшего возраста о вкусах целевой аудитории, в числе которой большую часть составляет молодежь. Но удивительный парадокс в том, что студенты как раз-таки весело отплясывали под Трофима. Это феномен: люди, которые в силу возраста не могут быть увлечены кабацкой романтикой 90-х, чьи кумиры родились уже после московской Олимпиады и зачастую после развала СССР, — знают и подпевают «Шашлычок под коньячок вкусно очень». Это сродни главному языковому парадоксу России XXI века: как молодежи удается уверенно говорить и писать канцелярским языком, какой использовали в какой-нибудь «Правде» полувековой давности, — ведь они эти газеты не могли прочитать чисто физически? Каким образом в такой значительный объем населения впечатались песни типа «Тушите свет, попёрло быдло кверху»? Взросление в деревнях, изолированных от интернета и масс-медиа, увлечения родителей, постоянные путешествия на маршрутках-«шансонвагенах», работа дальнобойщиком?

Где-то между жизнелюбивым шансоном Эдуарда Хуснутдинова («Я нашёл ключи от счастья в сердце у себя — чтобы в мире быть счастливым, надо жить любя»), оркестровками «Бишбармака», успешно мимикрирующими под «Аргымак», и рок-запалом «Дервиш-Хана», актуальным примерно 25 лет назад, в программу ворвались патриотические нотки сводного вокального ансамбля силовых структур РБ. Коллектив исполнил патриотическую песню еще одного представителя русского шансона Дениса Майданова «Флаг моего государства», предварив это не менее сильным стихотворением («Не будите большого медведя, вы не знаете ведь результат, он всего лишь по зову крови защищает своих медвежат»). И если вопрос о талантливости этих произведений как будто бы не стоит (о военно-патриотическом контексте в России, как о покойниках, принято говорить и писать либо хорошо, либо ничего), то их уместность остается под вопросом. В конце концов, номинально это все еще культурное мероприятие, а не военно-патриотическое.

Ожидаемо, что региональная пресса в едином порыве захлебнулась торжественностью заголовков, неизменно добавляя стертые штампы вроде того, что фестиваль никого не оставил равнодушным. Мертворожденные репортажи, безлико вращающие словесную массу в угоду новостным агрегаторам, отсутствие хоть какого-то критического диалога в публичном пространстве — тоже яркий показатель безжизненного состояния региональной культурной повестки. В этом контексте показательно, с какой трогательностью велся онлайн-стрим в паблике БСТ: комментаторы, заглушая конферанс, презентовали Трофима не меньше, чем Высоцкого, а «Дискотеку Авария» — как легенду, равных которой еще поискать.

Посещаемость, которая всегда была козырем в разговоре о популярности фестиваля, уже подведена — по информации организаторов, за три дня фестиваль посетило около 150 тыс. человек. Данные о просмотрах стрима, который вел БСТ, уточнить не представляется возможным, поскольку доступ к трансляциям сейчас ограничен. Добавим только, что онлайн-стрим на официальном сайте фестиваля одновременно смотрело не больше 100-120 пользователей; ведущие БСТ уточняли, что трансляцию суммарно смотрят около 3 млн людей.

Так стоил ли проведенный фестиваль, который фактически перечеркнул всю свою небезынтересную историю, непрерванной традиции гиг-концертов в уфимском амфитеатре? Вопрос, очевидно, не нуждается в ответе для публики — посещаемость говорит сама за себя. Что ж, посмотрим, что будет с фестивалем в следующем году.