«Ничего личного». Силовик из Уфы рассказал о своей работе на акциях протеста

«Чуть до драки не дошло с сыном»

— Обойдемся без имен, фамилий, званий и географических названий. Вам — трафик и гонорар, а мне дальше работать.

— Почему вы решили поговорить с журналистом?

— У меня сын-старшеклассник. Проблемы у него начались с ребятами в школе. Сказали ему, что он «сын пса режима». А он ответил, что гордится своим отцом, который защищает закон. При этом я вижу, что он смотрит новости про акции протеста на телефоне, обсуждает их с сестрой (она младше его на два года). Мы с мужиками на службе тоже, конечно, на эту тему говорим. У друга моего с сыном чуть до драки дело не дошло, у них нет такого взаимопонимания, как у меня с моим парнем.

В соцсети я писать не могу, не положено. Да и привычки нет такой, писать особо не умею. Мои мозги и руки для другого заточены. А тут как раз наш общий знакомый от вас предложение поговорить передал. Я решил, нужно поговорить, объяснить, что есть еще и другая сторона медали, которую многие упорно не замечают. Есть еще одна важная причина — я вам доверяю, вы дали обещание не искажать мои слова.

— Вы работали на митингах 23 и 31 января в Уфе. Это была сверхурочная работа или как?

— Да. Сверхурочная, оплачивается как рабочий день. Если вы об этом.

— В этом случае, как никогда, уместна пословица «Не в деньгах счастье». В чем заключалась ваша работа на митингах?

— Когда нас инструктировали, говорили так: «Обеспечивать охрану правопорядка, не допускать правонарушений, защищать население от преступных посягательств, не поддаваться провокациям». На практике это означает запастись терпением, как у слона, и внимательно следить за происходящим. Еще важно четко выполнять приказы командира.

— Вам выдавали оружие?

— Нет. По инструкции, когда мы выходим на обеспечение порядка во время массовых мероприятий, должны иметь при себе только спецсредства: щиты, резиновые дубинки, наручники, шокеры, баллончики с газом… Так что крики из толпы «Стреляйте в свой народ!», которые я несколько раз слышал 23 и 31 января, в данном случае, мягко говоря, не по адресу. Огнестрельное оружие на таких мероприятиях есть только у командиров подразделений.

— По сравнению с другими городами, в Уфе митинги прошли без особых эксцессов — без столкновений с полицией, применения сил. Правда, были задержания. По данным Общественной наблюдательной комиссии РБ, 31 января в Уфе на митинге в поддержку Алексея Навального было задержано более 200 человек. Из них 17 человек — несовершеннолетние. Можете объяснить, почему у нас так относительно спокойно всё прошло? Полиция слишком культурная или митингующие оказались сознательными? Или по другим причинам?

— Я был на обоих митингах в гуще событий. На первом митинге 23 января был один спорный момент — когда люди стали закидывать снегом полицию возле Конгресс-холла, чтобы их пропустили к Белому дому. Смотрел потом по видео, там все смеялись, улюлюкали. Было похоже на детский сад.

На месте нашими глазами это выглядело немного иначе — когда начались вот эти снежки, мы получили команду «Внимание». Потому что сперва было непонятно, что собирается делать толпа. Начали кидать снежки — это одно. Но могло получиться и по-другому. Если бы один повалил сотрудника полиции, то за ним могла пойти цепная реакция. Толпа же дело такое — стадный инстинкт. Потом получили команду пропустить. Дошли они до Белого дома, покричали, пар выпустили и разошлись.

Второй раз до снежков дело не дошло, они маршрут изменили, сразу пришли на Тукаева (к Белому дому — ред.). А вот там наши уже всё технично разрулили. Аккуратно дробили толпу на мелкие группы, нейтрализовали крикунов, которые пытались провоцировать остальных на правонарушения. Четко сработали. И возле «Салаватки» (на площади Салавата Юлаева — ред.) тоже грамотно вопрос решили. Туда же приехали главные местные навальнисты, но их быстро убрали. Потом народ уже успокоился без применения силы.

Так что, отвечая на ваш вопрос, могу сказать: скорее всего, большая заслуга в том, что в Башкирии не дошло до крупных беспорядков, все-таки принадлежит силовикам, они сработали профессионально.

«Ему не давали приказ пинать людей в живот»

— Но у нас во время митингов тоже были неприятные моменты, которые попали на видео. Например, когда полицейские 31 января тащили женщину за руки и за ноги в автозак. Или когда 23 января редактора «Эха Москвы в Уфе» Руслана Валиева сфотографировали в автозаке после того, как он снял маску, и составили потом на него протокол о нарушении санитарного режима.

— Насчет журналиста ничего сказать не могу. Оформление протоколов и всё такое — этим другие службы занимаются. А про женщину — это было, если не ошибаюсь, 31 января на аграрном (возле Аграрного университета — ред.)? Я видел эти кадры. Как это часто бывает, там показали, как её тащат в автозак, но не показали, что было до этого. Я слышал, что она вроде оскорбляла сотрудников полиции или вроде даже одному из них плюнула в лицо.

Не могу судить, правда это или нет, но я уверен: если с ней так поступили, было за что. Потому что так просто обычную женщину в автозак не поволокут. Тем более что там было самое начало, ещё все были спокойные. Думаю, причина для этого была. К слову, по радиосвязи шла трансляция предупреждения о том, что мероприятие несанкционированное, людям предлагали разойтись. По идее этого достаточно, чтобы те, кто не подчинился такому требованию, считались нарушителями. Их уже можно было бы «винтить». Но ведь этого не было. Разве это не по-человечески?

— Когда спорят о митингах, всегда ссылаются на Конституцию, в которой закреплено право граждан страны собираться мирно без оружия на собрания, митинги, демонстрации, шествия и пикетирование. Но на деле получается иначе. И тут очень тонкая грань между защитой правопорядка и нарушением прав граждан. А вы находитесь у этой грани. И если вы её перейдете, вас тоже могут привлечь к ответственности. Вспомните того омоновца, который 23 января в Питере пнул женщину в живот. Ему потом пришлось извиняться публично. Получается, ему дали приказ, а потом пожертвовали им как пешкой?

— Минутку! Во-первых, ему не давали приказ пинать людей в живот. Ему дали приказ охранять порядок. Я смотрел эти новости, читал, как он оправдывался, что у него запотело забрало после того, как в него прыснули газом. И такое тоже возможно. Хотя вроде бы на видео у него забрало было приподнято. Там опять же ситуация показана не с начала до конца.

Парень пришел на работу, выполнял приказ руководства и попал в заварушку. Скорее всего, в отличие от ситуации в Уфе питерские силы правопорядка не смогли нейтрализовать всех крикунов. И вот этой безобразной (полностью с этим согласен!) сцене с пинком в живот предшествовала цепочка событий, когда стража порядка довели до такого состояния.

— Вы пытаетесь оправдать его поступок?

— Нет. Он виноват по-любому. Скорее всего, у него не такой большой стаж работы в полиции. И что еще важно: там ведь потом выяснилось, что это был не омоновец, а ППСник, то есть обычный патрульный, который алкашей и шпану гоняет на улице. У него явно нет большого опыта охраны порядка на массовых мероприятиях. Вот это, кстати, и есть слабое место в массовых событиях — когда к этой работе привлекают непрофессионалов. У них и психологическая подготовка не та, и тактическая, и т. д.

Еще не очень хорошо, я считаю, когда в полицию приходят деревенские ребята. Они и к городской атмосфере долго привыкают, и к массовым мероприятиям. И менталитет у них другой — у многих таких парней я замечал тягу к проявлению власти (не у всех, конечно). Поэтому нечего удивляться, когда их «заносит». Таким ребятам нужны хорошие командиры. Психологи, которые появились в штате в полиции в последние годы, тут не помогают.

«Ваши права заканчиваются там, где начинаются права другого»

— И все-таки как же быть с Конституцией? С тем, что она гарантирует жителям нашей страны право на собрания, митинги и шествия?

— Я тоже учился в школе, и тоже помню: Конституция — это основной закон. Чтобы он работал, требуются дополнительные механизмы, обеспечивающие его исполнение. И вот эти «дополнительные» законы определили места для митингов, порядок уведомления об их проведении и т. д.

Есть такая поговорка: «Ваши права заканчиваются там, где начинаются права другого». Вот те, кто «топят» за митинги, постоянно ссылаются на народ, говорят: «Народ имеет право на митинги». Но сколько людей было на митингах? Сравните это количество с населением Уфы. Что получается?

Получается, что маленькая часть жителей Уфы и тех, кто приехал из районов и к ним присоединился, создали проблему или даже угрозу безопасности дорожного движения, безопасности других жителей Уфы. Они тоже живут здесь и имеют право выйти на улицу, пойти в магазин, в гости, погулять в парке с детьми. А им навстречу «фигачит» толпа с лозунгами. А психология толпы всем известна — она непредсказуема.

— То есть вы себя не идентифицируете с этой «толпой»? Но ведь в этой толпе вполне могут оказаться ваши соседи, знакомые, дети ваших друзей?

— Ну, вообще, судя по разговорам дома, я точно знаю: там были мои знакомые, дети приятелей. Уточняю: им больше 20 лет, не подростки. Я с ними общался. Рассказали, что вели себя нормально, на неприятности не нарывались и даже пытались успокоить наиболее зарвавшихся парней. У этих моих знакомых адекватное отношение к полиции, они пришли, чтобы выразить свои взгляды, свое мнение, для них это важно. Лично я уважаю этот их поступок. И знаю: они уважают меня за мою работу. Они понимают: я там был не для того, чтобы резиновой дубинкой помахать, а для того, чтобы не допустить беспорядков. Ничего личного, только работа.

— Вы не ответили: вы себя идентифицируете с «толпой» или нет?

— Вот вы меня сейчас на что провоцируете? Чтобы я сказал, что я поддерживаю взгляды моих знакомых, которые вышли митинговать за Навального? Нет, я их не поддерживаю. Но я уважаю право людей иметь свое мнение и выражать его. Тут важно — чтобы их мнение не переросло в призывы к противоправным действиям.

Я и другие наши ребята — мы живем не в отдельном элитном поселке, где всё на высшем уровне. Мы ходим по этим же улицам, наши мамы также получают скромную пенсию, мы тоже получили в январе охрененные счета за коммуналку. Но мы не пойдем митинговать. Мое мнение — на улице такие вопросы не решаются. Их решением должны заниматься умные управленцы. Другое дело — что их нет. Или скажем так — они не везде есть. И чтобы заставить их работать нормально и обращать внимание на мнение людей — вот для этого митинги нужны. Тут я, пожалуй, даже соглашусь.

Пусть люди заставляют чиновников к себе прислушаться таким способом. А мы будем обеспечивать порядок на таких мероприятиях на тот случай, если в толпе митингующих окажутся провокаторы, которые решат устроить драку или что-то в этом духе.

— Вы нарисовали прямо идеальную картинку. Но в реальности, к сожалению, ситуация складывается не так. По итогам последних митингов мы видим: среди задержанных попадались и обычные люди, которые просто шли по своим делам и случайно оказались рядом или пытались помешать полиции задерживать молодежь.

— Если они вмешались в происходящее и попытались помешать задерживать людей, то они уже не просто так шли. По закону это квалифицируется как сопротивление сотруднику полиции при исполнении им своих служебных обязанностей. И если их после этого задержали, это уже не случайность. Вот везде сообщали после митингов, сколько задержали: где-то 200 человек, где-то больше, где-то меньше. Но потом не везде уточняли: а сколько человек почти сразу отпустили.

Еще раз повторюсь: наша задача — обеспечить порядок. Или в данном случае, когда уже идет речь о задержаниях и сопротивлении полиции, восстановить порядок. А когда опасность продолжения беспорядков миновала, там уже с задержанными конкретно проводят работу. Там же вся процедура прописана. Сначала задержание, потом оформление документов, потом — решение о наказании. Его выносит суд. Мы к этому не имеем отношения. Мы свою работу сделали. Город может дальше спокойно жить.

Единственное, что хотел бы добавить: я не всегда согласен с мерой наказания в виде лишения свободы. Во-первых, таким образом из задержанных делают героев, прямо пророков, на которых молятся. Во-вторых, на штрафы они уже давно скидываются, так что это тоже неощутимое наказание. Я считаю, оптимальным в данном случае были бы исправительные работы — чтобы снег чистили, подъезды мыли, стены красили и т. д. Странно, что такая мера у нас судами широко не применяется. А стоило бы…

«Одна истерика, и ты из правоохранителя сразу станешь правонарушителем»

— Лет 15 назад я общалась с сотрудником ОМОНа, которого судили за превышение полномочий после благовещенской «зачистки» (событий 10 декабря 2004 года, когда после избиения милиционеров в Благовещенском районе Башкирии были проведены так называемые «оперативно-профилактические мероприятия» — ред.). Помню, как ему было тяжело психологически. Он тоже говорил, что выполнял свою работу, и его ребята никого не трогали, а беспредельничала местная милиция, которая, наконец-то, «дорвалась до власти». Не боитесь оказаться в такой же ситуации, как он?

— Коварный вопрос. Я помню ту историю, сам-то я тогда еще совсем зеленый был, но старшие по службе рассказывали. Доводилось общаться и с участниками тех событий. По их словам, так всё и было, как вы говорите: беспредельничали местные милиционеры, а ОМОН потом просто отдали на растерзание журналистам и правозащитникам. От такой подставы в наше время никто не застрахован. Нам тоже об этом постоянно говорят: одно лишнее движение, одна истерика, и ты из правоохранителя сразу станешь правонарушителем. Это тоже накладывает дополнительную ответственность.

— Я заметила: вы не очень любите говорить о политике, но так получается, что вас без вашего добровольного желания в политику уже втянули. И вашу семью тоже, если сын спорит с одноклассниками. Как вы себя чувствуете в этой ситуации?

— То, что вы называете политикой, для участников митингов — часть их жизни. А для меня и других наших ребят — это работа. Вы не забывайте, что мы умеем не только на митингах дежурить, но и заложников освобождать, вооруженных преступников брать, в командировки в горячие точки ездить. Митинги — это только один из эпизодов нашей работы. И то, что репутация силовиков после этих митингов пострадала, так это не наша вина. Тут постарались всякие пиарщики, которые умеют организовывать процесс забрасывания говном и управлять этим процессом. Таковы издержки нашей работы.

— Правда ли, что после митингов из полиции начался отток кадров?

— Я не заметил такого. Но не могу говорить за всех, поскольку не владею общей картиной. Из нашей профессии, как и везде, уходят те, кому тяжело, у кого нервы не выдерживают нагрузок, или по состоянию здоровья. Но опять же уточню: отвечаю только за своих ребят. У следаков, оперов или участковых другая работа, другие проблемы…

Вот сейчас много говорят про суициды. Но среди самоубийц, как правило, бойцов спецназа нет. Там как раз следаки, участковые. Не скажу, что они слабее или глупее. Просто у них другие задачи, другие критерии, нагрузки и переработки, конечно, влияют. Ну и уродов там среди начальства (карьеристов или вот тех скотов, которые девочку-дознавательницу изнасиловали, и т. д.), пожалуй, больше. А у нас уроды не приживаются, кишка тонка.

Кстати, недавно слышал в новостях, что предлагают давать льготы детям полицейских с большой выслугой при поступлении в вузы. Я целиком «за». Вот это нормальный стимул был бы, чтобы уменьшилась текучка кадров. Другое дело — что такой законопроект сейчас раскритикуют на фоне митингов, вывернут наизнанку и могут не принять. Но идея хорошая. Такой стимул сработал бы покруче денег.

— Кстати, а у вас большая зарплата?

— В принципе, я не жалуюсь, хотя от прибавки не отказался бы. Я считаю, что в нашей работе главное не деньги. Главное — оставаться человеком и не терять уважения к самому себе и к людям вокруг тебя.

Мнения

Руслан Валиев, шеф-редактор радиостанции «Эхо Москвы в Уфе», член Совета по правам человека при главе Башкирии:

— Так получилось, что я участвовал в акциях протеста не только как журналист, но и как задержанный гражданин. Не думаю, что эпизод с моим задержанием был спланирован заранее, или сверху поступила команда нейтрализовать журналистов. Причиной моего задержания стал конфликт, произошедший между мной и подполковником Ильдусом Шангареевым, «курирующим» в Уфе тему митингов и прочих политических мероприятий. В самом начале событий 23 января он потребовал, чтобы я ушел и прекратил съемку. Я возразил, что имею право там находиться как представитель СМИ. Дальше уже произошло задержание.

Как известно, система обратного пути не знает, уступить они уже не могли. Сначала меня задержали как человека, похожего на разыскиваемого преступника по ориентировке, а потом вменили в вину хотя бы нарушение санитарного режима, когда я снял маску, чтобы протереть очки. Впоследствии суд меня рублем не наказал, вынес предупреждение, однако и действия полиции незаконными не признал.

В целом действия полиции на митингах я оцениваю как выполнение «генеральной линии» силового крыла всей страны. Поведение полиции в Башкирии в ходе акций протеста вписывается в тренд того, что мы видим по всей России.

Преследуются не только организаторы протестных акций, но и их участники. Точно знаю как минимум двух человек в Уфе, которых после участия в митингах оштрафовали на 10 тысяч рублей. На мой взгляд, это не что иное, как меры силового давления, чтобы запугать людей, чтобы другие отказывались не только от призывов к митингам, но и от участия в них. Меня, как журналиста и как члена Совета по правам человека, это беспокоит.

Я считаю, такая деятельность силовых структур противоречит статье 31 Конституции России. С точки зрения отдельных законодательных актов, возможно, такие методы работы силовиков законны, однако они противоречат непосредственно духу Конституции.

Аббас Галлямов, политолог:

— Из множества скандальных сюжетов последнего времени самым проигрышным для властей остается история с омоновцем, который хорошо поставленным ударом ноги отправил петербурженку на больничную койку. Решение не наказывать его, принятое вопреки очевидным имиджевым рискам, говорит о том, что, выбирая между вариантами «выглядеть человечным» и «выглядеть сильным», режим предпочитает второй. «Любить уже все равно не будут, так пусть хотя бы боятся», — похоже, решили в Кремле.

Главное сейчас для властей — не разозлить правоохранителей. Чтобы они, не дай Бог, не подумали, что их «сливают». Все остальные задачи бледнеют по степени своей важности перед этой.

Не факт, однако, что указанная стратегия окупится.

Отказ от политических методов управления страной и перекос в сторону силового инструментария неизбежно ведут к повышению субъектности силовиков. Обычно в подобных ситуациях до них быстро доходит, что это не столько они от хозяина зависят, сколько он — от них.

История свидетельствует, что чрезмерная ставка на силу нередко заканчивается военными переворотами и свержением правителей, у которых атрофировались все остальные механизмы управления, кроме силового.

«Придворные» политики и элиты, на поддержку которых рассчитывает власть, — слишком слабая социальная база. Опираться только на неё долго не получится. Сочетание двух этих факторов — роста народного недовольства и усиления элитной фронды — повышает шансы на то, что однажды российские правоохранители сыграют против Путина. Это не обязательно будут нынешние руководители силовых структур. Истории известны перевороты, совершенные не только генералами, но и полковниками и подполковниками (Египет, 1952), майорами (Ливия, 1969), капитанами (Португалия, 1974) и даже сержантами (Куба, 1933).

Шамиль Валеев, публицист:

Уфимский митинг, как подсказывает мой 30-летний опыт, явление очень унылое. Толпа, как правило, бывает такой, что её можно пройти насквозь, не задев никого плечом.

Сколь-нибудь значительное уплотнение толпы бывает раз-два в десятилетие. Вероятно, очередной пик протестной активности был в августе прошлого года на Куштау.

Что касается жесткости поведения органов правопорядка — она регулируется централизованно по стране, как я думаю, довольно технологично, с применением бигдаты, технологии распознавания лиц, порчей биографии активистов и выпиливанием теневых координаторов. Надеюсь, что за забралами работают нормальные люди с незапотевшими представлениями о присяге и человечности. В любом случае те, кто пытается вытащить народ на улицу, кажутся мне решателями своих проблем за чужой счет.

С середины нулевых я не рассматриваю передвижения больших масс отмобилизованных людей по улице как высшее проявление народной воли и демократии. Цифровая накрученная толпа ведет себя не так, как хочет каждый её участник, а гораздо опаснее, в первую очередь, для участников спонтанного собрания. Технологии уличного протеста предполагают сплочение толпы путём создания сакральных жертв: «небесная сотня» в Киеве.

Я был на могилах жертв апрельской революции 2010 года в Бишкеке и после этого набрался решимости всегда и все гражданские вопросы обсуждать за столом или в интернете. Никогда не знаешь, кто и когда окажется за окуляром прицела, охотящегося за очередной «сакральной жертвой».