Пока не обретёт покой последний солдат

Казалось бы, давно отгремела Великая Отечественная война. Благодаря подвигу русского народа не одно поколение выросло под мирным небом, обрело не заразившееся «коричневой чумой» будущее. Но и сейчас мы слышим ее эхо: в воспоминаниях ветеранов и их потомков, сохранившихся обрывках фронтовых писем и выцветших фотографиях, в ставших реликвиями предметах того времени. 72 года — целая жизнь для человека и еще не зарубцевавшаяся рана на «теле» истории нашей страны. Еще не все погибшие герои в той кровопролитной войне обрели покой: многие остались на полях сражения. Башкирское отделение «Поискового движения России» занимается как раз поиском непогребенных останков воинов и их захоронением со всеми воинскими почестями, а также устанавливает имена погибших и пропавших без вести жителей республики. И это только видимая часть работы поисковиков по сохранению истории. О достойной уважения деятельности поискового движения — в рассказе руководителя Регионального отделения «Поискового движения России» в Башкирии Владимира Волкова.

— Каковы основные цели работы вашей организации?

— В своей работе мы преследуем множество целей и задач. Лично для меня главное — воспитание подрастающего поколения и донесение правды о событиях того времени, а также сохранение исторической памяти. Мы не просто находим солдат и перезахораниваем их. Наша главная задача — оказать этим людям воинские почести, постараться найти родственников и на примерах погибших бойцов воспитать подрастающее поколение. Сейчас перед нами встала новая задача: борьба с фальсификацией истории. Мы уделяем этому огромное внимание, считая необходимым показать молодежи, что именно наша страна одержала победу и то, какой ценой она нам далась.

— С чего началась Ваша работа в поисковом движении?

— Поисковой работой я захотел заниматься еще в детстве. В 80-х годах, когда только зародилось поисковое движение, я, будучи пионером, учился в школе и, как большинство школьников, выписывал газету «Пионерская Правда», в которой было много сюжетов о работе поисковиков, «вахтах памяти». Мне очень хотелось тоже выехать на место и поучаствовать в поисках, но, понятное дело, я тогда был маленьким и никак не мог этого сделать. Потом, уже в 1990-е, все это отошло на второй план, и про поисковое движение вообще мало что говорили. Я поступил на исторический факультет, где познакомился и стал общаться с поисковиками, но и тогда выехать на место раскопок у меня не получилось. Окончив вуз, я занялся альпинизмом, и это увлечение меня полностью поглотило. Но после серьезной травмы мне пришлось отказаться от своего увлечения. И волею судьбы я пришел в поиск. В 2006 году нашел контакты Ильдара Бикбаева, председателя Фонда поисковых отрядов РБ. Мы с ним пообщались, и он сказал приезжать и работать. В Межгорье, где я тогда жил, мною был создан поисковый отряд «Высота».

— Нередко из средств массовой информации узнаешь о том, что где-то в очередной раз найдены предметы времен Великой Отечественной войны и останки погибших солдат. Правда, о дальнейшей судьбе этих «находок» ничего не известно. Что с ними происходит, каков их дальнейший «путь»?

— Главным образом мы находим останки людей. Все «железо», в том числе и то, что здесь находится (в кабинете руководителя. — прим.), было найдено вместе с ними. Целенаправленно поиском железа мы не занимаемся. Вещи погибших солдат хранятся в музеях только потому, что не были найдены родственники, которым можно было их передать, или эти предметы в ходе нашего поиска были найдены без бойца. Я уже, наверное, лет шесть вообще не работаю с металлоискателем, в основном пользуюсь щупом. То есть железа практически не нахожу. Моя главная задача — поиск солдат. Совсем недавно закончилась большая вахта в Ленинградской области. В нашем лагере был 161 человек. Школьники в основном работают с лопатой, а не металлоискателем. Мы ставим ребят на траншеи, и им приходится выкапывать их по сути заново, потому что с металлоискателями все траншеи уже выбиты, а железо — вытащено. А люди лежат на дне траншеи, так как останки нельзя зацепить металлоискателем. И вот таким образом ребятам удается поднять бойцов там, где, казалось бы, все уже перекопано. Вот пример: за два дня до отъезда на высоте «Южный дом отдыха» (изрытой вдоль и поперек как «черными копателями», так и «официальными», на этом месте в 1941 — 1944 годы были жесточайшие бои) мы подняли пятерых бойцов. Они были в нише, под большой ямой, которую выкопали и из которой вытащили все.

Если мы находим «именного» солдата, то решение о том, где он будет захоронен, принимают родственники. Но это только в том случае, если удается отделить его останки от останков его погибших сослуживцев. Потому что очень часто сделать это не представляется возможным. Если отделить останки одного бойца от других не получается, мы, согласно закону, хороним их вместе. Когда с этим никаких проблем не возникает и родственники согласны на то, чтобы боец «вернулся» домой, то мы привозим его и вместе с найденными при нем вещами передаем семье. С сохранившимися предметами они поступают по своему усмотрению: или хранят дома как реликвию, или передают в какой-то местный музей.

Остальные останки мы с воинскими почестями хороним на ближайшем мемориале. Как правило, вещи безымянных бойцов остаются у отряда, который их нашел, или же укладываются в капсулу вместе с погибшими.

— Как выбирается место для проведения поисковых работ?

— Изначально мы проводим определенную работу в архивах, где хранится ценная для нас информация. Ближайший находится в подмосковном городе Подольске. Если нет возможности туда выехать, мы работаем в Интернете. На сайтах Минобороны, «Память народа», Обобщенного банка данных «Мемориал» смотрим, где части, которые нас интересуют, понесли большие потери. По карте примерно определяем то место, где это произошло. Имея такие документы, мы выезжаем на место раскопок (Владимир показывает распечатанные карты боев, среди которых есть и немецкие). Места будущих поисковых и поисково-исследовательских экспедиций определяются путем голосования и обсуждения. Высшим органом управления Регионального общественного Фонда поисковых отрядов Республики Башкортостан является Совет. Мы предоставляем список районов, куда бы пожелали отправить наших поисковиков. И командиры наших отрядов составляют списки. С учетом всех пожеланий сообща утверждается конечный вариант, и мы стараемся найти средства на поездки.

— Каковы источники финансирования вашей организации?

— Наша деятельность отчасти субсидируется правительством республики. Башкортостан — один из немногих регионов, где на работы по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества и поиску не захороненных останков бойцов выделяются дотации в размере 1,5 миллионов рублей. Эти деньги позволяют нам вывозить на места поиска порядка 300 школьников и студентов. Кроме того, наша деятельность финансируется за счет спонсорской поддержки и, конечно же, личных средств. Например, каждый командир в рамках одной «Вахты памяти» тратит из своего кармана порядка 10-20 тысяч рублей, потому что в одном случае хочется провести дополнительную экскурсию, в другом — купить дополнительное питание, скажем так, побаловать ребят. Допустим, в этом году экспедицию в Крым мы проводили за свой счет, так как средства субсидии еще не поступили.

— Каким образом проводятся экспедиции?

— Есть несколько вариантов выездов. Первый — разведка, когда небольшая группа опытных поисковиков выезжает на место боев, на котором до этого мы не работали, чтобы провести предварительную разведку: определить места сражений, посмотреть, есть ли не захороненные останки или забытые воинские захоронения на этой территории. Многие земли после войны приводились в порядок: бойцов перезахоранивали, переносили воинские захоронения. Но есть вероятность, что где-то это не проводилось. Разведка выезжает и проводит осмотр территории. Если фронт работ определен, на следующий год на это место выезжает сводный отряд из школьников и студентов и «поднимает» останки бойцов.

Второй вариант предусматривает выезд группы поисковиков только для проведения поисковых работ. Как правило, здесь речь идет о труднодоступных районах. Например, там болотистая или гористая местность, куда школьников нельзя вывезти. Поэтому туда выезжают только опытные поисковики, как правило, взрослые, старше 25-ти лет. И есть у нас обучающие «Вахты памяти», куда мы вывозим школьников и студентов. Как правило, это район, в котором много лет работаем и который хорошо знаем. Там и проводим массовые поисковые работы, среди которых — выкапывание по сути заново траншеи, о чем я говорил, и поиск верховых бойцов, и розыск в болотах с использованием магнитов. В этом году у нас был первый опыт использования воздушной разведки: мы вывозили квадрокоптеры с видеокамерами и делали видеосъемку сверху, а уже затем изучали рельеф.

— Как работаете с подрастающим поколением?

— Со школьниками и студентами взаимодействуем круглогодично, ведь наша главная задача — воспитание молодежи. Школьные и созданные при центрах дополнительного образования отряды работают в рамках своего учебного плана. То есть, если это кружок или объединение, у него есть план работы, согласно которому он функционирует. Те отряды, которые созданы не при учебных заведениях, проводят выездные лекции, занятия, выставки, в первую очередь в школах, вузах, сузах. Кроме «вахт памяти» мы организуем Слет поисковых отрядов Республики Башкортостан, где ребята соревнуются в нескольких специальных дисциплинах: на знание предметов амуниции, вооружения, техники безопасности при проведении работ и т.д. В Туймазинском районе в конце июня — начале июля этого года хотим впервые провести Полевой обучающий лагерь. Среди тех дисциплин, которые предстоит изучить ребятам, будут антропология и археология — так они будут готовиться к поисковым работам. Зимой мы работаем в основном в архивах. Кроме всего прочего нас приглашают в муниципалитеты для участия в проведении мероприятий патриотической направленности. По приглашению представителей районов республики мы организуем выездные выставки в домах культуры, библиотеках. Такие же передвижные экспозиции делаем на молодежных форумах.

Активное участие поисковики принимают в исторических реконструкциях. К примеру, в конце июля — августе на Кавказе будет проходить очень интересное мероприятие, организаторами которого, по сути, выступаем мы, — Военно-исторический фестиваль «Заоблачный фронт», посвященный 75-летию битвы за Кавказ. Он будет представлен тремя большими блоками. Первый — поисковая работа на склонах горы Эльбрус на высоте 3-4 тысячи метров, в ходе которой мы будем искать горных стрелков, погибших в боях за Эльбрус, в том числе уроженцев Башкирии. Второй блок представляет собой реконструкция трех эпизодов боя у подножья горы. Впервые в мире воссоздание событий истории пройдет на высоте выше четырех тысяч метров в районе «Приюта одиннадцати». Третий блок — альпинистский: ребятам предстоит подняться на вершину Эльбруса и поднять флаги Победы, Поискового движения России и Башкортостана.

Студенты наравне со школьниками принимают очень активное участие в работе. У нас созданы поисковые отряды при большинстве крупнейших вузов республики: при БашГУ — отряд «Ватан», имеющий два «филиала» — центральный в Уфе и подотряд в Бирске, а также при УГАТУ и БГПУ.

— Наверное, уже укоренилось в массовом сознании представление о том, что нынешнее поколение деградирует. Вы много работаете с молодежью. По Вашему мнению, хорошо ли знают историю молодые люди? Интересуются ли своей родословной, знают ли историю своей семьи?

— На мой взгляд молодежь недостаточно хорошо владеет знаниями по истории. Я работал в школе, поэтому сужу об этом не понаслышке. Во-первых, сократили количество уроков с трех до двух и убрали «линейку». Если раньше мы изучали историю линейно, то есть, начиная с событий Древнего Мира в 4 классе, и в 10-11 классе заканчивали современный этап. Теперь «линейка» применяется лишь до 10-го класса, а там, по сути, идет повторение и обобщение пройденного материала — Россия в мировой истории. А это приводит к тому, что количество выделяемых на важные темы академических часов заметно уменьшилось. К примеру, Великая Отечественная война. Когда я учился, мы проходили эту тему целую четверть. Теперь на ее изучение отводится всего четыре урока, на которых удается только поверхностно рассмотреть ключевые моменты: начало войны, «коренной перелом», окончательная победа и тыл (партизаны). Конечно, я понимаю, что учителя, сжимая другие темы, всячески стараются уделить изучению Великой Отечественной войны чуть больше времени. Например, вместо четырех часов — семь — восемь. Но этого все равно недостаточно. Мы проводим опросы и анкетирование молодежи, которые дают нам понять, что общий ход войны ребята так или иначе могут рассказать. Также им не составляет труда назвать примерные даты крупнейших битв. А вот с персоналиями уже намного хуже. Если мы, когда изучали историю, элементарно знали, кто такой Александр Матросов, и когда он совершил свой подвиг, то теперь у детей этих знаний нет. Просто не хватает времени. Потому что на изучение темы «Коренного перелома (1943 год) у нас уделяется час. Матросов совершил свой подвиг в начале 1943 года. Так извините, между окончанием Сталинградской битвы, Курской битвы и Битвы за Днепр где место для подвига героя? Его просто нет, что на мой взгляд, очень плохо, потому что это могло бы стать темой для развития патриотизма и сплочения народа.

Тема Великой Отечественной для меня самая болезненная. Конечно, знание молодежи по ней оставляют желать лучшего. Кроме того, 9-11 классы практически полностью выпадают из процесса изучения истории, потому что в это время идет натаскивание на ОГЭ и ЕГЭ. Они пишут тесты на всех уроках. В итоге знания у большинства школьников, за исключением, наверное, лишь тех, кто выбрал для сдачи историю, неглубокие. Хотя и у них они вряд ли выходят за рамки тестов.

Проводимые мною опросы и беседы дали понять: наша молодежь разучилась думать и анализировать. Допустим, они не могут найти параллели между событиями современности и истории. Ведь в принципе узлы противоречия и игроки на мировой арене те же самые. Можно посмотреть, что было в истории, как это развивалось и чем закончилось. Ведь практически к каждому крупному событию, происходящему сейчас, можно найти аналог в истории. К сожалению, дети этого не видят и не понимают.

— Действительно ли в наше время происходит подъем патриотизма, или все это показное?

— Патриотизм — это ведь не просто любовь к родине, а готовность сделать что-то на ее благо и сами предпринимаемые действия. Привить патриотизм можно только благодаря планомерной, целенаправленной работе не только отдельных энтузиастов, но и всех структур общества в целом, начиная со школы и семьи. Только так мы можем воспитать истинных патриотов. Самое главное — сделать это интересным для молодежи. Сейчас в нашей стране патриотизм на подъеме. Мне приходится немало общаться с молодежью, часто бывать в других городах. Так, в этом году мы приняли участие в шествии «Бессмертного полка» по Красной площади. 9 мая я ходил по Москве и наблюдал, как тысячи людей с портретами своих героев стекаются на Красную площадь. Уже после праздника прочитал в Интернете о том, что туда якобы сгоняли насильно. Я в это не верю. Может быть, кого-то и заставили пойти. Но я сам видел мальчишек и девчонок, которые шли и бережно прижимали портреты дедушек к груди, чтобы они не намокли под дождем, закрывали их своими курточками и шли к Красной площади. Я видел, что они пришли туда по зову сердца, и это радует.

Но с другой стороны, когда мы со своими детьми шли по улицам Москвы как раз на «Бессмертный полк», услышали от проходящей мимо нас толпы не совсем трезвых молодых людей такую фразу: «Развелось этих ветеранов слишком много» — и дальше нецензурные слова. С одной стороны — подъем патриотизма, а с другой — какая-то непонятная радикализация что ли. Не знаю, как это назвать.

— В нашем разговоре Вы уже упомянули так называемых «черных копателей». Как относитесь к такому явлению? И как Вы считаете - с ними необходимо бороться?

— Знаете, я не всех могу осуждать. Не все они одинаковые. Некоторых я называю «черными копателями», других — «неофициальными». Почему? Потому что во многих районах, особенно удаленных от центра, очень тяжелое положение. Целые деревни вымирают, работы для их жителей нет. И многие вынуждены зарабатывать продажей того, что находят в лесу: сдавать броню на металлолом, продавать какие-то реликвии, которые находят. Как правило, эти ребята, занимающиеся целенаправленным поиском железа, если находят погибших солдат, тут же сообщают об этом поисковикам: дескать, ребята, в таком-то квадрате лежит боец, заберите. Но есть действительно моральные уроды, которые только копают железо и на бойцов-то им в принципе наплевать. Это, как правило, обеспеченные люди, которые приезжают, знаете ли, на машинах не за один миллион, как они говорят, «на коп». В основном они ищут останки немцев, потому что амуниция красноармейцев, во-первых, меньше стоит, во-вторых, ее много и она менее интересна. В этом году мы работали в районе Поречья и шли по жутковатому полю. Проходим по нему каждый год и раз за разом находим по полиэтиленовому пакету останков. После войны оно было распахано, и людей, которые были присыпаны землей в воронках, плугами повыворачивало, порастащило по всему полю. Так вот, мы увидели свежевыкопанные ямы, останки бойцов лежали наверху. Я попросил ребят из отряда «Памяти достойны» уфимской школы №147 перебрать этот отвал, расширить раскоп, посмотреть. Оказывается, боец лежал полностью в этом отвале. То есть его выкопали и просто выбросили. Я очень настоятельно прошу ребят осматривать старые отвалы. Потому что в этом году мы нашли в них очень много останков выброшенных в раскопах красноармейцев, пусть и не целых.

К «черным копателям» я, конечно, отношусь отрицательно. Даже если ты в поиске железа нашел человека и не хочешь его эксгумировать, сообщи об этом официальным поисковикам. Они сделают все, как полагается. И, конечно же, есть еще «черные копатели», которые очень тесно связаны с криминалом. Я однозначно осуждаю такую деятельность. Они занимаются только поиском оружия и боеприпасов для их дальнейшей продажи. Нам приходилось находить схроны «черных копателей», которые занимаются выплавкой тротила. Наткнулись на корпуса пустых мин, из которых извлечен тротил, а рядом в полиэтиленовом пакете лежал разлитый по брикетам и в общем-то готовый тротил. В условиях, когда в стране идет борьба с терроризмом, таких людей нужно ловить и сажать надолго, чтобы у них отпала охота этим заниматься.

— В Вашем кабинете хранится множество предметов истории. Расскажите о самых интересных по Вашему мнению.

— К сожалению, у нас нет помещения для создания полноценного поискового музея. Поэтому часть экспонатов хранится в ящиках здесь, на балконе. В Уфе я живу только третий год. Когда я начинал работу, еще в Межгорье, с помещением тоже была проблема, поэтому все экспонаты хранились у меня дома или в гараже. Большая часть экспонатов сейчас находится в помещениях, которые нам предоставил ДОСААФ. Часть из них выставляется, проводятся экскурсии.

Для меня интересным становится не редкий экспонат, а судьба человека, связанного с ним. Карманные часы и зеркальце, которые лежат здесь на подоконнике, были найдены в деревне Хандрово. Мы обнаружили захоронение из шестерых бойцов, лежавших в одной яме. Одной из них была женщина, предположительно переводчик, потому что при ней были найдены обрывки немецко-русского словаря. Карманные часы принадлежали, скорее всего, офицеру, потому что он был в хромовых сапогах, за голенищем у него находилась ложка, на которой было написано «ЗВЕ, Киев, 1937 год» (год призыва красноармейца на службу). Зеркало было у другого красноармейца, который при себе еще имел опасную бритву и мундштук с буквой М, чашечку и помазок для бритья.

А вообще экспонат, который врезался в память, — большая саперная лопата, которую мы нашли в Карелии. Она лежала на шинели погибшего красноармейца. На месте наших поисков в Карелии есть интересное и одновременно страшное болото: окруженное сопками и только с одним входом в виде узкой горловины. Скорее всего, через эту горловину наши солдаты и вошли в болото, а потом ее закрыли плотным минометным огнем: со всех высот их стали расстреливать финские автоматчики. Все высоты просто усыпаны гильзами от финского пистолета-пулемета. А солдаты так там во мху и лежат. Кислая почва полностью съела останки, нет даже костей. Вы представляете: идешь — пробитая пулями шинель, валенки с носками. Лопата лежала поверх такой же изрешеченной шинели. У нас такая версия: солдат лежал на земле, а его добивали в упор сквозь эту лопату. Вот такие вещи, связанные с судьбами людей, рассказывают о последних минутах их жизни.

Во время нашей работы подо Ржевом мы нашли индивидуальный перевязочный пакет красноармейца. Где-то в десяти метрах от немецкой траншеи нашли останки красноармейца, который погиб от прямого попадания 80-миллиметровой мины. Мы собрали максимум одну пятую часть скелета, все остальное было разорвано. И вот среди останков были два перевязочных пакета. Один — ножом изрезанный и пустой, а другой вскрыт ножом, но внутри лежал ржавый, залитый когда-то кровью бинт. Видимо, боец получил ранение и остановился, чтобы сделать перевязку. Один пакет открыл и перевязал, открыл второй, но бинт не успел достать — погиб от прямого попадания мины.

Интересный котелок нашли там же, подо Ржевом. На его крышке — пять разных имен и фамилий, то есть он поменял пятерых владельцев. Одного солдата убили, котелок взял друг, выцарапал свое имя и так далее. Именно такие вещи мы стараемся привезти и рассказать детям историю их владельцев.

В апреле этого года мы нашли партизанское захоронение. Эти ребята-партизаны, погибшие в госпитале, числились похороненными совсем в другом месте, в братской могиле. А мы их нашли на поляне, где после войны разводили кострище и ставили палатки. Сохранились воспоминания партизан о том, как каратели-румыны добивали этих раненных, якобы они их расстреляли. Когда мы нашли эти останки, выяснилось, что наших бойцов не расстреляли: им тяжелыми битами раздробили головы. У горно-стрелковой румынской дивизии №4 была специальная бригада, которая добивала партизан. В дополнении к основному оружию для них были сделаны биты из твердых пород дерева, которыми они просто дробили черепа.

У многих погибших были переломаны руки-ноги, простреляны колени. К сожалению, мы стали забывать о таких страшных страницах истории Великой Отечественной войны.

В прошлом году наши ребята-поисковики совместно с крымскими коллегами нашли массовое захоронение жертв совместной карательной операции немцев и румын. Там более 50-ти погибших мирных жителей, среди которых — дети: самому младшему было всего несколько месяцев. Подо Ржевом наши коллеги нашли сгоревшую избу, в которой, скорее всего, наши солдаты задохнулись дымом, один из них закрывал собой пятилетнего ребенка. Обо всем этом нельзя забывать, нужно рассказывать. А то уже звучат такие мысли, что, по сути, нам нужно понять и простить немцев, напавших на страну. Мол, они были солдатами, просто выполнявшими приказ. А я, работая на полях, вижу: это не просто солдаты, это движимые идеей нацизма бойцы, которые целенаправленно шли убивать, уничтожать наше население. Моих предков, а значит, и меня. И моя задача – рассказать об этом своим детям.