«Ты гори — и я не погасну!»

— Тимербулат Олегович, завершились основные мероприятия, приуроченные к 100-летию Мустая Карима. До конца года будут происходить и другие интересные события, но хотелось бы услышать от вас о первых впечатлениях. Вы довольны тем, что удалось сделать, показать, издать? Ведь практически все инициировано и реализовано Фондом имени Мустая Карима, учрежденным вами?

— Как однажды точно подметил Мустай Карим, «на бегу о серьезных вещах говорить трудно». Впечатлений, конечно, много. Все случившееся еще предстоит оценить и осмыслить. Но в целом, я доволен.

— Как вы думаете, а был бы доволен сам Мустай Карим?

— Дед был скромным человеком. Избегал особого внимания к себе. И даже когда ему предлагали отметить 75-летие в Москве, он отказался. И в этом смысле прошедшие на высоком уровне в Уфе и в Москве торжества наверняка смутили бы картатая.

Но надо понимать: все, что мы теперь делаем, нацелено не на возвеличивание Мустая Карима, (собственно говоря, Мустай в этом и не нуждается!), а на возрождение национальной литературы на принципах евразийства, адептом которых он всегда выступал, которые продвигал своим творчеством. Удивительным образом большое сердце Мустая вмещало любовь, кровную привязанность к родной земле, языку, национальной культуре, традициям и осознание достижений мировой цивилизации в литературе, искусстве, науке. Своими произведениями он нес мысль об особой роли живущего на стыке Европы и Азии башкирского народа: выступать связующим мостом между этими мирами. И сегодня это как никогда актуально.

— Евразийство в современной России действительно вновь собирает народы. А еще в обществе возрождается интерес к книге, уважение к издателю. Для меня лично 100-летие Мустая Карима стартовало на Красной площади презентацией уникального издания «Интервью, которого никогда не было». Оно восхитило московских книголюбов, эстетов-оформителей. А ведь идея создания этой книги принадлежит вам…

— Идея моя. Но работали над ней мы вместе с нашим большим другом — издателем Алексеем Фениным. Он, как и я, перфекционист. В книге нет лишних слов — только мысли Мустая. Они выстроены в хронику его жизни, что позволяет человеку, впервые прикасающемуся к творчеству башкирского поэта, писателя, драматурга, понять масштаб личности и влюбиться в его произведения. Это подарочное издание оказалось очень востребованным, весь тираж практически разошелся.

А небольшой по объему рассказ «Батя Ялалетдин», увидевший свет весной нынешнего года, мы презентовали в администрации Уфы, поскольку прототип главного героя — Михаил Зайцев, большой друг и земляк Мустая Карима, работал мэром как раз в этом здании.

— Школы и городские библиотеки благодарны вашему фонду за подаренные книги. Кстати, вышедшее тоже весной «Помилование» — еще один издательский шедевр. Как, впрочем, и «100 стихотворений», в аккурат подоспевшие к самим юбилейным торжествам…

— Касаясь выпуска книг, обязательно надо сказать, что над полным академическим собранием сочинений Мустая Карима более десяти лет самоотверженно работала команда единомышленников, и мы ей очень благодарны. Накануне юбилея в издательстве «Китап» вышел 10-й том писем, дневников, рецензий, очерков и воспоминаний. Работа над первым томом собрания сочинений началась по инициативе семьи сразу после ухода из жизни Мустая Карима. Честно скажу: за 14 лет, как с нами нет Мустафы Сафича, были разные периоды: находились и те, кто хотел бы предать его имя забвению, но настоящих друзей и преданных поклонников оказалось гораздо больше.

— Подготовка к 100-летию длилась больше двух лет: на театральных подмостках идут спектакли по пьесам Мустая Карима, многочисленные фестивали и конкурсы выявили имена талантливых молодых людей, стремящихся преобразить нашу действительность, сделать мир добрее. Фонд имени Мустая Карима с 2015 года вручает гранты студентам и аспирантам-филологам Башгосуниверситета. И за это Мустай, я уверена, был бы вам благодарен. Какую миссию вы возлагаете на этих ребят?

— Задача-максимум: вернуть в общество потребность в большой литературе, интерес к слову. Культура, все виды искусств восходят к поэзии, высокой прозе — с них начинается осознанное восприятие мира каждым человеком. Я уверен, что именно слово способно исцелить человечество, спасти от краха и деградации. И наши молодые грантообладатели это хорошо понимают: своим творчеством они увлекают других — так шаг за шагом мы прививаем любовь к литературе.

Наш фонд не теряет связи с этими молодыми людьми. К примеру, они помогали в подготовке писем Мустая Карима для одного из томов академического собрания сочинений. Современные ребята, не выпускающие гаджетов из рук, несколько по-иному воспринимают искусство, литературу, нередко увлекаются модными течениями, но в результате творческого поиска приобретают хороший вкус.

Кто любит читать, тому легче жить. В любой сложной жизненной ситуации он найдет подсказку у великих писателей, включая Мустая Карима. Есть в школах такой предмет — ОБЖ, основы безопасности жизнедеятельности. Я бы впереди всех практических навыков, которым там обучают детей, поставил литературу: именно она становится для думающего человека путеводителем по жизни.

— «Я путь определяю не по звездам, а — как по звездам — по глазам людей…» — написал Мустай Карим. И это великолепное стихотворение в фильме «Мустай» читает Чулпан Хаматова. Хотелось поговорить об идее создания этой документальной ленты. Как вы к ней пришли?

— Как-то мой давний друг — английский актер и режиссер Рэйф Файнс, большой поклонник русской культуры и литературы, влюбленный в Чехова, — заговорил со мной о творчестве Мустая Карима, начал его цитировать, расспрашивать об эпизодах жизни. Его неподдельный интерес к фактам и обстоятельствам еще раз убедил меня в том, что фильм к 100-летию поэта должен быть прежде всего биографическим. Живой Мустай с экрана говорит со зрителем, делится сокровенными мыслями, вовлекает нас в свой круг друзей. Его родной голос пробирает меня каждый раз, именно голос Мустая — нерв этого фильма.

— Знаю, что «Мастерская» Саиды Медведевой собрала в Уфе, в Башкирии богатый материал, но не все вошло в фильм. Вы лично участвовали в отборе сюжетов, отдельных кадров?

— Саида и ее команда — мастера своего дела. В ее фильмографии такие бесподобные проекты, как «Путин», «Патриарх», «Вода», «Тайны любви», «Пушкин»… Поэтому мы полностью доверились ее вкусу, чутью. Но сценаристы, постановщики, конечно, с нами советовались по многим вопросам.

На премьере фильма в Москве Саида призналась, что эти два года, пока шла работа над фильмом, стали для нее временем счастья, когда она открывала для себя Мустая и его творчество. Большое спасибо моей маме Альфие Мустаевне: она принимала съемочную группу и в рабочем кабинете деда, и на даче в Юматово, подбирала фотографии, сюжеты из кинохроник разных лет, в личном архиве поэта находила неизвестные ранее письма, записки друзьям и близким. Комментарии дочери поэта по ходу фильма проходят единой сюжетной линией, и это неслучайно. «Я папина дочка», — с гордостью всегда говорит мама, и эти слова звучат в фильме. В последние годы, когда уже не стало нашей любимой бабушки, музы Мустая — Раузы, все семейные заботы, многочисленные творческие встречи, поездки легли на плечи мамы.

Жаль, что так рано ушел из жизни мамин брат Ильгиз, мой любимый дядя, переводивший прозу Мустая Карима. Как сказала мама на торжественном приеме, у нас была и есть хорошая семья. Так оно и есть. Мы так живем благодаря запасу счастья, оставленному нам Мустаем Каримом. И я счастлив, что моя жена Инга создала и в нашей семье атмосферу безусловной любви к Мустаю, воспитывая наших детей в духе уважения к башкирскому языку и культуре, поддерживая меня во всех начинаниях.

— Фильм называется «Мустай». Но он раскрывает не только личность, творчество нашего народного поэта, но и показывает реальную жизнь в СССР нескольких поколений. Как удалось этого добиться, ставилась ли изначально такая цель, или пазлы сложились уже в процессе монтажа?

— Откровения Иосифа Кобзона, Андрея Дементьева, воспоминания Константина Симонова, реплики Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева, а также размышления Никиты Михалкова, Михаила Швыдкого позволяют через судьбу одного человека показать по сути дела историю целой страны с ее трагическими страницами коллективизации, Великой Отечественной войны, а потом и развала Советского Союза.

Создание фильма — некое таинство, как и любой другой творческий процесс. Постоянно рождаются новые идеи — так было и здесь, но жесткий дедлайн — успеть до октября 2019-го — не позволял излишне импровизировать и постоянно внедрять новые задумки. Как-то все удачно срослось. Наверное, нам помогал Мустай.

— Меня особенно тронули несколько моментов, привнесенных в фильм лично вами. «Не мельчи!» — дает вам наказ Мустай, и лучше не скажешь. А еще вы проводите важную параллель: Старшая мать — ориентир в жизни для Мустая, а сам Мустай — ориентир для вас. Кульминация картины: Мустай Карим берет за руку трехлетнего внука Тимербулата и, объясняя что-то, ведет по тропинке, как вела когда-то его самого Старшая мать. Удалось ли вам при жизни поговорить с дедом об этом?

— Мы с ним часто говорили и обсуждали самые разные темы. Но я все-таки был тогда молод — мне не было еще и тридцати. Дед многое, как я теперь вспоминаю, старался вложить в мою душу и сознание. Они с бабушкой подарили мне счастливое детство: все лето я проводил у них на даче. Хотя у Мустая были частые командировки, общественная работа, о семье, родных и близких он всегда трогательно заботился. Его рукой написанные письма, открытки — самые дорогие мои талисманы.

«Ты гори — и я не погасну!» — говорит Марагим любимой Ак-Йондоз в «Долгом-долгом детстве». Это тоже для меня мустаевский наказ: жизнь без любви к людям, без огня в душе бессмысленна.

— Хочу сказать еще об одном человеке, оставшемся за кадром фильма — вашем отце Олеге Леонидовиче Балобане. Более чем добрые отношения между зятем и тестем изумляли друзей Мустая. Далеко не каждый отец согласился бы дать сыну фамилию деда по матери. Разве не так?

— Папа любил картатая как сын. Он понимал масштаб личности Мустая Карима и постоянно мне об этом говорил. У меня, конечно, и другой дед — личность легендарная, оставившая заметный след в истории Уфы. Но это уже другая история…

А папа всегда верно расставляет акценты. И я горд, что ношу фамилию Мустая Карима.

— Вы напомнили сейчас знаковую цитату про огонь, горение — ключевой символ всего творчества Мустая Карима. Как здорово, что вы приняли от картатая эстафету огня Прометея…

— Согласен! «Не бросай огонь, Прометей» — лишь самое очевидное в этом ряду. На просмотре фильма «Отряд Таганок» меня вдруг осенила мысль: название повести можно интерпретировать как «сподвижники огня». Сегодня, конечно, мало кто в обиходе использует слово «таганок» — подставка для костра на четырех опорах. Но Мустай Карим явно вложил глубинный смысл и в саму повесть, и в ее название. Между прочим, в русский язык это слово перекочевало из башкирского.

— Кстати о башкирском. Вы прекрасно на нем говорите и мыслите. Это тоже по заветам Мустая?

— Это случилось в моей жизни само собой. В нашей семье на нем всегда говорили, я с детства его впитал. А осознанно полюбил, читая Мустая в подлиннике. Ни один самый удачный перевод не может сравниться с оригиналом: ритм, мелодию стихов Мустая передает только башкирский язык.

— Мне кажется, в первую очередь Мустафа Сафич был бы счастлив тем, что благодаря вашему Фонду в Литинституте имени Горького возрождена специальность переводчиков, создан Дом национальных литератур…

— Безусловно, это очень важные проекты. Причем не только для башкирской литературы, драматургии, не только для искусства в целом, но и для других национальных регионов России, где за последние два десятка лет не издано практически ни одной книги на родных языках проживающих там народов, а переводить национальных классиков на русский язык стало просто некому. И мы возродили очень важное звено в цепочке культурного обмена и в нашей многонациональной России, и на всем постсоветском пространстве.

Литинститут совместно с нашим фондом открыл Дом национальных литератур, который играет не только объединяющую роль в литературе и искусстве, но и служит катализатором для национальной драматургии, издательского дела. Я понимаю так, что этим проектом мы по сути дела возрождаем единое культурное полотно на всем постсоветском пространстве.

— Фильм «Сестренка» тоже идет на башкирском языке, а титры на русском органично дополняют его. Что больше всего зацепило вас в этой картине?

— Во время просмотра у многих наворачивались слезы, но из кинозала зрители выходили просветленные. И я не исключение. Бесконечно благодарен Александру Галибину и его маститой команде за эту работу, за любовь к Мустаю, его творчеству, за любовь к нашей Башкирии. Что зацепило больше всего, вы спрашиваете? Безусловно, главные герои: Арслан Крымчурин и Марта Тимофеева своей чистотой и искренностью очень точно передали замысел автора. Когда Ямиль за обедом увидел, как Оксана жадно съела суп, он не по-детски деликатно пододвигает ей свою тарелку. Картатай поступал так всю жизнь: помогал всем, чем мог.

— На торжественном приеме он совершенно искренне признался, что башкирская литература, культура, наш край вошли в его сердце, в его семью. И даже пошутил, что согласен, если его теперь будут на башкирский манер называть Искандером Галеевым…

— Даже русская девочка Марта заговорила по-башкирски! А на съемочной площадке постоянно работал специалист-выпускник ВГИКа, отслеживавший орфоэпию — правильность произношения башкирских слов. Во всем фильме использован только живой звук, ни одна реплика не озвучена в студии.

Фильм подарил мне много открытий. На ура его приняли и столичные дети с клиповым сознанием, подсевшие на гаджеты, и зрелые взыскательные зрители, узнававшие в кадрах эпизоды своего давно ушедшего детства: тайники на сеновале, проводы в дорогу, присказки бабушек, старинную песню дедушки Мансура.

— Признали в «Сестренке» «своих» и кляшевцы, несмотря на то, что фильм снимался в деревне Новохасаново Белорецкого района.

— Честно говоря, найти аутентичную деревню в Башкирии не удалось ни съемочной группе Александра Галибина, ни Айнуру Аскарову, автору фильма «Отряд Таганок». Команда Галибина приняла решение воссоздать деревню 40-х годов прошлого века у подножья Уральских гор, что тоже символично и важно. Ведь через все свои произведения Мустай Карим говорит о величии и магической силе гор. Седой Урал сформировал свободолюбивый, независимый характер башкир:

И горы как люди: чем выше,

Тем круче и резче судьба,

Тем большей опасностью дышит

Идущая наверх тропа.

— На открытии Дворца культуры в Кляшево у обелиска участникам и погибшим в Великой Отечественной войне вы вспомнили реальную историю, случившуюся в годы войны, когда принесли похоронку на полного тезку Мустая — М. С. Каримова, описанную затем в «Долгом-долгом детстве». Тогда свершилось чудо: беда обошла дом молодого поэта. И это оказалось не единственным чудом: комсомольский билет защитил сердце от пули, как и его героя в довоенном стихотворении, потом профессор Богуш совершил свое чудо…

— Мистика! — восклицают практически все, узнав историю про комсомольский билет, а потом и про чудесное исцеление после смертельного ранения. Мустай Карим, конечно, не был мистиком, а скорее провидцем, как считали близкие друзья-поэты. Он на самом деле сумел предвосхитить многие события в своей судьбе, в истории родного края и всей России.

А когда его спрашивали о боге, он отвечал: «Мой бог — моя совесть». Но атеистом он никогда не был: уважительно относился ко всем религиям, верил в Создателя, Высший разум. Родная земля, село Кляшево всегда были местом силы для Мустая. Неслучайно каждые пять лет он старался созвать свой ближний круг, аульчан своей души на священную для него Девичью гору.

— И завершающим аккордом этих встреч опять-таки был огонь — огонь мустаевского костра. На своем 85-летии в 2004 году на Девичьей горе он сказал, обращаясь к друзьям-писателям: «Здесь останутся отпечатки ваших ног — буду смотреть на них и скучать по вам…»

— А теперь мы скучаем. Скучаем и ориентируемся по мустаевским следам. И в этот раз с гостями мы вновь разожгли мустаевский костер. Счастлив был общаться с дочерями и внучкой Расула Гамзатова, принявшими наше приглашение на торжества, а также с поэтами и писателями из Киргизии, Таджикистана, Казахстана, Калмыкии, Азербайджана, Кабардино-Балкарии, лично знавшими Мустая Карима. Дед любил принимать гостей, щедро их угощать, делиться всем, чем сам на тот момент располагал.

Когда его близкий друг и поэт-переводчик Михаил Дудин гостил вместе с ним в Кляшево, обеденный стол был не столь богат — простая деревенская еда, но она готовилась с любовью для дорогого друга, и пребывание в родном ауле Мустая на берегу Демы дарило обоим незабываемые дни.

Вот и в этот наш приезд кляшевцы старались удивить своим гостеприимством, чтобы каждый увез в своей душе искру любви к Мустаю.

— Вы эмоционально заявили на открытии Дома культуры в Кляшево, что это настоящий Дворец! Земляки подготовили хороший концерт: дети читали стихи поэта, местные коллективы исполняли не только башкирские песни, но и танцы многочисленных народов, проживающих в Башкортостане, — это было очень трогательно.

— Мустай Карим всегда был интернационалистом. В самые смутные годы суверенитета он не только не поддерживал националистические настроения, но и пытался вразумить земляков. Предостерегал от излишнего пристрастия к этническим особенностям, от возвеличивания своего башкирского народа над другими. В этой связи он обращался к словам Гете о том, что именно народы, стоящие на низших ступенях своего развития, страдают чрезмерными амбициями, стремлением подчеркнуть свою избранность. И всем своим творчеством Мустай Карим показывал, что определяющим в человеке является не его национальная идентичность, а исключительно его личностные качества, внутренняя свобода, которой сам поэт очень дорожил.

«Я сорок лет в поэзии. Был свидетелем многих событий. Наша литература вышла за рамки национальной культуры, меня радует, что окрепло наше самосознание», — писал он в дневниках. Но вместе с тем, он неустанно повторял: «Берегите наше многонациональное общество!». И все помыслы нашего фонда устремлены на исполнение заветов Мустая Карима.

Я и наша семья благодарны Главе республики Радию Фаритовичу Хабирову и его команде за теплое, внимательное отношение к великому Мустаю, за поддержку проектов нашего фонда.

В 2005 году в телеграмме-соболезновании нашей семье Чингиз Айтматов написал, что «Мустай Карим останется заветным ликом башкир». Так оно и происходит: он — заветный лик башкир и всей нашей республики. Имя Мустая прокладывает дорогу Башкирии в России и в мире.

Беседовала Галина ИШМУХАМЕТОВА.